Поблизости из дерева вылез червяк, и птица перестала петь, очевидно, чтобы проглотить его.
– Очаровательно, – сказала Петра, не выказывая особых эмоций, хотя знала, что всеведущий Темный Маркиз каким-то образом узнал слишком много.
Он бросил взгляд на ее корсаж, и Петра поняла, что к нему приколота камея, которую она носит слишком часто. Она говорила, что это память о ее матери, но у камеи был совершенно не итальянский стиль. Легкомысленная, легкомысленная, легкомысленная, но как можно жить в постоянном напряжении?
Отец взял в руки птицу.
– Можешь взять ее себе, если хочешь.
Петра поблагодарила его и отнесла игрушку к себе в комнату. Там она сняла брошь и убрала ее в шкатулку, где хранились безделушки, подарки ее отца. Теперь у нее были и дорогие украшения, которые для безопасности хранились в сейфе лорда Ротгара.
Ее отец был необычайно добр, он собирался представить ее свету и обеспечить ей богатое приданое. Петра понимала, что может сделать хорошую партию. Но ее не покидала мысль, что, возможно, Робин может оказаться подходящей партией и изъявит желание жениться на ней.
Она снова завела игрушку, и птица запела, но это не могло облегчить ее сердце.
Робин Бончерч единственный, за кого Петра хотела выйти замуж. Между тем месячные у нее задержались уже на неделю.
Она села и закрыла руками лицо. Как могло это случиться с ней? Она добралась так далеко, боролась так упорно и наконец нашла гавань, которую искала, и вдруг такой позор! Скоро ей придется признаться. Маркиз захочет узнать, кто отец, и ей придется сказать правду. Он найдет Робина, если уже этого не сделал, и заставит его пойти к алтарю или умереть.
Она умоляла Робина летать свободно, но это загонит его в клетку.
Робин никогда не переставал заботиться о ней, и между ними вспыхнула страсть. Возможно, он будет не против.
Но стоит ли ей признаваться до маскарада в Чейнингсе? Узнав, что она беременна, отец может передумать и не представлять свою незаконнорожденную дочь высшему обществу.
Робин мрачно посвятил себя своим графским обязанностям и возвращению прежней физической силы и подвижности. И то и другое было трудно. Снова и снова ему приходилось общаться с людьми, которые близко к сердцу принимали его интересы, но не могли полностью принять то, что он готов к ответственности. Он понимал, что все, от слуг до управляющих, а также его семья и, возможно, он сам не совсем смирились с тем, что его отец умер.
Тут Нантвич оказался благословением – настоящая новая метла. Робин предоставил ему свободу действий, несмотря на то, что его энтузиазм бывал утомительным. Секретарь решил, что Робин интересуется национальными и международными делами, и постоянно предоставлял ему статьи или очерки о последних событиях. Робин покорно читал их.
Он не мог не попросить Нантвича разузнать о Милане, в частности о семье д'Аверио. Через день он получил официальное письмо. Робин поблагодарил его, прочел бумагу и не нашел абсолютно ничего полезного, поэтому затребовал информацию о семье Морчини, и особенно о теперешнем графе ди Пуриери.
Это оказалось более интересное чтение, но Робин ненавидел Лудовико Морчини. К несчастью, ответ пришел вместе с книгой самых именитых семей в Милане, с пометкой на странице с портретом.
Любовник Петры был зловеще красивым парнем с элегантной фигурой и улыбкой. Однако улыбка не прятала его холодные глаза. Робин надеялся, что он удавится от гнева, когда узнает о смерти Варци и поймет, что Петра спасена.
Мысли о Пуриери и мести заставили его пойти к Анджело и заняться совершенствованием своего фехтования.
– Неплохо, – сказал Робин через некоторое время, но он взмок от пота, а его шрам горел огнем.
– Совсем неплохо, сэр, – сказал Анджело, – но чтобы достичь совершенства, вы должны относиться к этому более серьезно.
Робин криво усмехнулся:
– Похоже, это общее мнение. Но конечно, упорно трудясь, я со временем стану настоящим воплощением всего.
Но он также проводил время в турецких банях, просто чтобы прогревать и массировать ногу, а не для других доступных в них упражнений.
Он был странно целомудрен и не мог больше использовать свою ногу как отговорку. По какой-то причине в его мыслях маскарад Эшарта стал особенным днем. Итальянский маскарад, организуемый Терезой Корнелис, казался связанным с Петрой, хотя на самом деле ничего подобного не было.
После этого он полностью погрузится в свою новую жизнь. Он поедет на север, чтобы с усердием приняться за Истон-Корт, а потом и за другие свои поместья. Он вернется к своим обычным развлечениям. Возможно, заведет себе постоянную любовницу или выберет невесту.
Это ожидание тридцатилетия было юношеской глупостью, но он не даст ни пенни фонду Общества моральных реформ леди Фаулер. Он не одобрял многого, что было в обществе, но эта женщина была брюзгой с кислой рожей, которая хотела поставить всех на колени и с утра до ночи петь гимны. В конце концов, именно поэтому он, Кристиан и Торн выбрали ее бенефициарием – как мощное средство устрашения.
Он разберется со всем этим после маскарада.
Глава 31
Петра поехала в Чейнингс вместе с остальными Маллоренами, никому не открыв своей тайны, хотя уже не сомневалась в том, что беременна.
Она помнила слова Робина о том, что он может дать ребенку свое имя, и тогда он не будет бастардом. Он сказал это серьезно или для красного словца?
Ей придется найти его и сказать правду, прежде всего ради ребенка.
Приглашения на венецианский маскарад маркиза Эшарта гласили, что все должны прибыть, когда стемнеет, в маскарадных костюмах и что костюмы эти должны быть традиционными и скрывающими – большой плащ-домино и венецианская полумаска. Чтобы помочь скрыть личности гостей, до полуночи не будет ни вводной части, ни официальных приглашений, ни представлений.
В костюме могли быть некоторые вариации, и Петра проинструктировала Маллоренов. Вместо капюшона можно надеть шляпу, особенно если она почти полностью скрывает волосы, а волосы надо напудрить, чтобы замаскировать их цвет. Дамы, которые хотят быть наиболее загадочными, могут надеть темную вуаль, свисающую с нижнего края маски, полностью закрывая лицо. Не зря говорят, что на венецианском маскараде мужчина может сказаться в пикантной ситуации, соблазняя собственную жену.
Гостей попросили прийти без оружия. Петра спросила почему.
– Мужчины входят в раж, – объяснила Диана, – и шуточная дуэль превращается в настоящую. Не говоря уже о том, что декоративные шпаги неудобны – они мешают. Именно из-за этого госпожа Корнелис запретила их на своих мероприятиях, поступив весьма мудро.
Петра поехала на маскарад вместе с отцом и Дианой. Когда они повернули на подъездную дорожку к дому, Петра застегнула свой темно-синий плащ, сделанный из такой же ткани, как и ее платье, и надела маску, закрывавшую все лицо, кроме узкой полоски от ноздрей до подбородка.
– Мне так нравится эта маска, – сказала Диана, надевая свою, украшенную перьями с намеком на клюв на носу.
Маска Петры просто повторяла форму лица, но она выкрасила половину ее в серебряный цвет, а другую – в полночно-синий вдоль волнистой линии, украшенной блестками.
– Я помню этот дизайн, – сухо произнес отец.
– Простите! – Петра прикусила губу. Как она могла совершить такую оплошность. – Моя матушка бережно хранила такую маску, и мне она всегда нравилась, но я должна была догадаться почему.
Он невесело улыбнулся:
– Думаю, ей понравится увидеть тебя сегодня в такой маске.
Ее мать была бы счастлива увидеть дочь в безопасности, под опекой отца, но если она видела все, она знала о грехе Петры и ее тайне. Петра подавила вздох, надевая традиционную треугольную шляпу.
Маска ее отца тоже была птичьей, самый распространенный стиль для венецианского карнавала, но у его маски был хищно изогнутый клюв, возможно орлиный. Его шляпа была с круглым краем и простая. Не специально ли она бросала зловещую тень на его спрятанные за маской глаза? Проведя несколько недель в его обществе, Петра знала, что он не отречется от нее за ее грех, и все же боялась открыть ему свою тайну.
Они влились в поток карет и всадников, все двигались медленно, чтобы проникнуться атмосферой праздника. На деревьях вдоль дорожки висели разноцветные фонарики, которые освещали фей, сидевших на ветках, или дриад, выглядывавших из-за деревьев.
– Восхитительно! – воскликнула Диана, застегивая гранатовый плащ, надетый поверх розового платья. – Скоро мы устроим для тебя бал, Петра, и должны придумать что-то столь же очаровательное. Жаль, что Эшарт украл венецианскую идею. В Милане есть что-либо подобное?
– Не совсем, – ответила Петра. – Опера, возможно.
– Вы можете заказать оперу, – сказала Диана мужу. – Например, о приключениях Петры «Странствующая монашка».
– Волнующе, – заметил лорд Ротгар, – но, полагаю, нам следует хранить ее в старом тайнике аббатства.
Петра подумала, что ничего подобного не произойдет, если она расскажет о своем положении. Карета остановилась у открытых парадных дверей.
Дом был тоже увешан фонариками, а большинство окон украшены цветами, так что свет изнутри сиял сквозь них, как сквозь витраж. Все вокруг Петры в масках и плащах плыли в дом, целая река веселой анонимности. У некоторых плащи были короче, но у большинства длинные, плотно застегнутые, так что трудно было бы отличить мужчину от женщины, если бы не широкие юбки дам.
Ее отец и Диана восхищались искусно украшенным холлом, напоминавшим итальянские руины, и строили планы превзойти их на большом балу в честь Петры. Теперь это уже никогда не случится. Толпа внесла Петру вверх по лестнице, через арку в большое пространство, изображающее итальянскую пьяццу. То тут, то там даже были сделаны маленькие балкончики.
– Это придумала мадам Корнелис, – сказал кто-то. – Она венецианка, вы знаете.
Петра проскользнула за гипсовые колонны и обнаружила сумрачную дорожку вокруг периметра комнаты, идеальную для флирта и даже поцелуев. Дорожка привела Петру к узкой лестнице, пристроенной к стене.
Петра осторожно прошла по ней и оказалась в таком же узком проходе, окружавшем комнату на более высоком уровне. Пол был сделан из простых дощечек, и она шла по нему осторожно, но он оказался крепким. Проход не был освещен, но свет то тут, то там просачивался сквозь хитроумно устроенные балкончики.
Петра осторожно прошла к ближайшему балкону и посмотрела вниз. На нее нахлынули воспоминания. Петра словно вернулась в прошлое, когда впервые была на маскараде.
Ей было семнадцать, и она считала себя очень взрослой. Это было начало ее флирта с Лудо, поддразнивания и поцелуев. Петра не сомневалась, что выйдет за него замуж. Она даже могла представить, что вон тот или этот мужчина – это он, разыскивающий ее, пока она игриво прячется, чтобы ее нашли.
– Петра д'Аверио! – Петра резко обернулась, но, конечно, это был не Лудо. Это была женщина в плаще и маске.
– Синьора? – спросила Петра.
– Ты не узнаешь меня. Это неудивительно. Но я Тереза Корнелис, моя дорогая. Раньше Тереза Имер.
– Как вы узнали меня, мадам?
– По маске. На мгновение мне показалось, что это Амалия. Она тоже носила синий плащ.
Еще одна ошибка? Нет, госпожа Корнелис не представляла никакой опасности, и в этом совпадении не было ничего зловещего. Синий цвет подходил к маске.
– Конечно, – добавила госпожа Корнелис. – я знала, что ты в Англии, и это мне помогло.
Петра вдруг пожалела, что находится в таком уединенном месте.
– Я не желаю тебе зла, – сказала женщина со странной улыбкой.
Она приказала себе успокоиться. Ей нужно всего лишь сделать один шаг на фальшивый балкон и позвать на помощь.
– Я просто удивилась. Я очень рада встретить вас, мадам. Моя матушка очень тепло говорила о вас.
– Дорогая Амалия. Она умерла в монастыре, насколько мне известно.
– Я удивлена, что новости об этом уже достигли Англии.
– Тобою интересовались.
– Кто? – спросила Петра, стараясь не выдать своего волнения. Должно быть, это был Робин. Эта женщина должна знать, кто он.
– Синьор Варци. Теперь он, к счастью, мертв. Отправлен в ад лордом Грандистоном.
Лорд Грандистон? Петра узнала имя офицера, упомянутого в газетах. Честно говоря, эта женщина ей совсем чужая, хотя и была когда-то подругой ее матери. Мать предупреждала ее, что Терезе Имер нельзя полностью доверять.
– Вы чего-то хотите, мадам? Я должна вернуться к своим друзьям.
Женщина отошла в сторону.
– Конечно. Я просто хотела познакомиться. Здесь сегодня я буду занята, потому что все это придумано мной, и я должна проследить, чтобы не возникло проблем, но, возможно, когда-нибудь в Лондоне у нас будет время для более обстоятельного разговора.
Петра поклонилась и протиснулась мимо нее, чтобы уйти. Спускаясь с лестницы, она вспоминала их разговор, ища ловушки. Вдруг она остановилась. Тереза Имер, видимо, думала, что у нее есть основания для вымогательства. Если она собиралась потребовать денег за то, что не откроет правду о рождении Петры, то будет разочарована, поскольку этот план провалился.
* * *
Робин приехал в Чейнингс с Торном, Кристианом и еще одним другом, лордом Данкортом. Прошлым вечером они собрались в доме Данкорта, недалеко от Лезерхеда, и устроили там веселую вечеринку. Робин только жалел, что не может быть таким же веселым, как раньше. Друзья приписывали его настроение попыткам вплотную заняться графскими делами. Это была не совсем правда. Неудача в поисках Петры оставалась как инфекция в ране.
В обществе друзей он испытал облегчение, но забыл, как близко Чейнингс к тому месту, где исчезла Петра. И когда приехал на маскарад, обнаружил, что продолжает искать ее. Он даже не узнал бы ее среди этих плащей и масок, но продолжал искать. Эта рука, эта спина, этот смех, эта легкая походка…
Эти духи?
Во время их приключений Петра не пользовалась духами, но он обернулся, гадая, какую из проходящих дам он отметил. Розовую, красную, белую или синюю? Робин схватил бокал вина с подноса и вместе с друзьями отправился дальше осматривать преобразившийся дом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38