)>, оброс снежною бородою, оледенел до того, что сделался горбом — скользким, непроезжим, опасным горбом, повести на который тройку с осадистым возком мог только сумасшедший.
Слава богу, кучера им подбирал сам граф Чердынцев и выбрал Клима, степенного осторожного мужика. Тот приложил все усилия, чтобы уговорить барина не кидаться на мост очертя голову. Клим показал молодому графу коварные надолбы, предательски расшатанные сырой снежной тяжестью доски, оборвавшиеся перила. Для наглядности сгреб увесистый ком снега и бросил его вниз, где под белым паром можно было различить черное стремительное течение: вот так, мол, все мы ухнемся с моста, ежели по нему поедем! Молодой барин поартачился было (ну что ж, дело господское!), доказывая, что запросто можно двух пристяжных выпрячь и перевести на другой берег, а мост одолеть на одном кореннике. Однако, взойдя на этот горб вновь, уразумел всю глупость своего предложения — и, удрученный, воротился к возку.
— Ну? — спросил уныло. — В объезд, что ли?
— В объезд, — со вздохом согласился Клим; объезд означал еще часов пять пути, дай бог, ежели к утру доберутся до Чердынцева! Теперь уж, наверное, полночь…
Барин полез в возок; Клим, кляня про себя судьбу, взгромоздился на облучок, собрал вожжи, присвистнул на приунывших, измученных «залетных»…
Вдруг барин окликнул:
— Погоди, Клим. А где же мой кузен?
Клим досадливо сдвинул шапку на затылок. Мало того, что у этого иноземца целых четыре имени: Кузен, Милорд, Мистер и Десмонд, так он еще и запропастился куда-то.
— Отошел небось по нужде, — буркнул Клим, безнадежным взором пытаясь проницать окрестности.
Куда там! Белая мгла вокруг — и ничего больше: ни земли, ни неба, ни чужеземца с четырьмя именами.
Пропал он! Как есть пропал!

3. Английский рыцарь Ланселот

Какое-то время Десмонд постоял на берегу, слушая возбужденные переговоры Олега с кучером и поражаясь тугодумству этих русских. О чем вообще размышлять, о чем спорить? Если нельзя перейти по одному мосту, следует незамедлительно искать другой! Неужели для того, чтобы понять это, нужно разыграть целый спектакль, — и все это на сыром ветру, который так и хлещет снеговыми вихрями, хлестко выжигает глаза, забивает рот и покрывает лицо ноздреватой мокрой массой!
Десмонд стал спиной к ветру, поднял воротник и упрятал в него нос. Приходилось то и дело переступать, не то вокруг валенок мгновенно наметало настоящие сугробы. Еще хорошо, что не привелось испытать настоящего русского мороза. Прежде Десмонд жалел, что не отведал этой местной ecsotik, а сегодня — вот уж нет! Иначе он уже превратился бы в ледяную статую, пока его кузен с Климом доказывают друг другу очевидные вещи. Впрочем, может быть, они просто не знают, где этот самый объезд? Ну так нужно пойти спросить какого-нибудь.., как это по-русски? — доброго человека. Вон чернеются сквозь белую мглу очертания небольшого домишки, наверняка те, кто живет там, лучше, чем его спутники, знают окрестности.
Десмонд оглянулся, чтобы указать Олегу на этот неведомый дом, да так и ахнул: ни кузена, ни кучера, ни возка с тройкою рядом уже не было! Словно снеговые черти их унесли, прихватив заодно и речку с оледенелым непроезжим мостиком….
Ему приходилось слышать, что русских вечно кто-нибудь «морочит». Например, на спящего в душной избе или на горячей печке обязательно наваливается некое существо, похожее то ли на кошку, то ли на сивенького старичка, и душит или «давит». Или бегут парни и девушки на речку купаться. Нет, чтобы поплескаться у бережка или устроить заплыв по вольной, спокойной воде, — лупят своими саженками на самую стремнину, в водовороты! Или кидаются с берега, даже не промерив предварительно дно, усеянное к тому же жуткими корягами. А потом выскакивают на берег и кричат, что одного непутевого купальщика уволок зеленобородый, скользкий, о путанный тиной и водорослями мужик по прозвищу Водяной.
Или вот еще: напариваются в своих безумно жарких банях, где впору пытать злоупорствующих преступников, до одури, до умопомрачения, разводят пар такой, что вся кровь ударяет в голову… А потом, когда находят в баньке угоревшего до смерти бедолагу, уверяют, что голый, противный, тощий старикашка, весь облепленный банными листьями, банником прозываемый, уморил его, за что-то прогневавшись: или тот не оставил ему в прошлый раз воды на дне шайки, или не принес корочки ржаной, густо посыпанной солью. А чаще всего — при строительстве сей баньки не зарыл под порожек черного петуха со свернутой шеей!
Перебрав в памяти эти и подобные им случаи, Десмонд уже был готов поверить, что в такую колдовскую ночь его морочит какой-нибудь русский леший, но… Военный, солдатский опыт не дал разыграться воображению. Известно, что правая нога ступает шире, чем левая, и когда человек идет по тропе или по дороге, то невольно выравнивается по ней. А вот нетореный путь — кто-кто, а Десмонд это прекрасно знал — не дает подсказки. Путнику кажется, будто он идет прямо, — на самом же деле он неприметно поворачивает влево. И никакие снеговые черти здесь ни при чем! Просто, топчась на месте, он незаметно для себя отступал от берега — вот и отошел достаточно далеко и потерял из виду возок, коней и людей. Однако времени прошло всего ничего, они где-то рядом. И если крикнуть погромче, Олег тотчас отзовется. Но что проку кричать? Лучше Десмонд сначала найдет объезд и другой мост, а потом вернется и утрет нос этим бестолковым северянам!
Десмонд усмехнулся. Это было неосмотрительно: коварный снеговой клуб тут же влетел в его рот. Он выплюнул стылую кашу, закрылся воротником до самых глаз и, сколько мог торопливо, зашагал к черному строению, вспоминая про себя подходящие к случаю русские слова: «Мост — лед, не ка-рош. Хочу ест другой мост? Говорить, please: барин дать грош — для russian vodka!»
Нет, что-то здесь не так. Слово «грош», конечно! Это все равно, что полпенни, а то и меньше. Кто будет стараться за такую ничтожную плату? Десмонд изо всех сил пытался вспомнить, как называется главная русская монета, но в голову лезло что-то совсем несуразное. Ладно. Он скажет:
«Барин дать many silver грош's для many Russian vodка!» Русские мужики смышлены, тут же сообразят!
Приободрившись, Десмонд огромным прыжком преодолел сугроб, залегший ему путь, — и замер: домишко, очертания которого отчетливо выступали из белой тьмы, оказался не избой, а каким-то сараем без окон, без дверей!
Damn! <Черт! (англ.)> Десмонд даже плюнул с досады. Нет, это все-таки леший, его козни! Впрочем, разочарование его тут же улетучилось: он увидел дверь, вдобавок приотворенную, откуда слабо тянуло теплом: снег на заметенном крылечке чуть подтаял. Ага, значит, здесь все-таки кто-то есть! Молодой человек взбежал на крыльцо, шагнул через порог — и вновь досада им овладела: когда глаза чуть привыкли к темноте, он обнаружил, что попал в баню.
Собственно, это был просторный предбанник с лавками вдоль стен, а сама баня скрывалась за тяжелой, обитой войлоком дверью. Десмонд встрепенулся: дверь оказалась чуточку приотворенной, и в щелке ему почудился прoмельк света.
Он уже совсем было собрался окликнуть того, кто был за дверью, но вовремя раздумал. Ну кто, скажите на милость, пойдет мыться в бане в рождественскую полночь? Даже зная о странной, прямо-таки исступленной любви русских к парилкам, Десмонд не мог вообразить себе такого безумца. Почему же здесь свет?.. Внезапно фривольный рассказ Олега пришел ему на ум, и англичанин приник к щелке, почти уверенный, что увидит пышный зад какой-нибудь красотки, стоящей у печи в пикантной позе и в ожидании, когда «батюшко-банничек» обнаружит себя. Однако ничего, кроме двух тоненьких свечек, трепещущих одна против другой, ему увидеть поначалу не удалось… А потом он понял, что ошибся, что горящих свечей всего одна, вторая же — ее отражение в зеркале. И почти тотчас же рядом со свечой он увидел какое-то бледное пятно. Но прошло еще несколько секунд, прежде чем он сообразил, что видит лицо девушки, сидящей к нему спиной и глядящей в зеркало.
Волосы на его голове стали дыбом — чудилось, даже шапка съехала набок. Увидеть девицу, которая среди ночи пришла в баню полюбоваться на свою красоту, — это еще похлеще, чем встретить любителя париться во время наступления Рождества! Но тотчас Десмонд легонько стукнул себя по лбу: да нет, нет же! Ничего тут нет необыкновенного! Эта девица тоже пришла погадать в баньку: вон, слышно, что-то шепчет, исступленно глядя в зеркало, спрашивает о чем-то, зовет…
Как ни вслушивался Десмонд, слов про «банничка-батюшку» он не разобрал и досадливо качнул головой: естество его все еще было растревожено живописными рассказами Олега. И вдруг вспомнилось, как незамужняя тетушка его Урсула, получившая в семье прозвище «Старшая ведьма» из-за своего чрезмерного пристрастия к оккультным наукам, выспрашивала мать про русские магические обряды. Та с охотою поведала о старинных девичьих выведываниях будущего жениха. Десмонд, хоть и был тогда еще мал, запомнил тот разговор потому, что все это походило на сказку: матушка таинственным шепотом рассказывала, как положила в рождественскую ночь перстенек под подушку, а во сне явился ей высокий господин в синем камзоле с серебристой отделкою, который и надел перстенек ей на палец. Самое удивительное, что встреча Елены с ее будущим мужем именно так и содеялась: она на каком-то гулянье обронила перстенек и долго его искала, а незнакомец в синем с серебром камзоле его нашел и вернул огорченной владелице. С первого взгляда Елена и сэр Джордж влюбились друг в друга, так что сон оказался вещим. Десмонд помнил также, что матушка рассказывала и про другие гадания, в числе коих упоминалось и зеркальное; правда, леди Елена признавалась, что у нее никогда не хватало храбрости встретить рождественскую полночь перед тем зеркалом.
— А вот я бы не побоялась, если бы могла хоть что-то узнать о Брайане! — грустно шепнула тетушка, и лицо ее увяло, померкло, и даже седые волосы, чудилось, обвисли. Все в семье знали, что тетушка Урсула на все готова, лишь бы получить известие о своем женихе, исчезнувшем бесследно в день свадьбы, уже после венчания.
История была преудивительная: веселые гости, наскучив сидеть за столами, затеяли играть в прятки в огромном доме. Нашли всех, кроме юного сэра Брайана. Невеста долго не могла поверить в исчезновение жениха, но, когда кто-то из гостей обнаружил в подвале замка пуговицу с камзола сэра Брайана, вскрикнула и грохнулась оземь. Очнулась Урсула безумной… Она сделалась угрюма, нелюдима, все ходила и ходила по замку, заглядывая во все закоулки, словно надеясь отыскать исчезнувшего… И шептались, и даже вслух говорили, что сэр Брайан попросту сбежал от невесты, а вся любовь, которую он к ней высказывал, была притворною, — однако Урсула никому не верила и продолжала надеяться на встречу с Брайаном. Можно было не сомневаться, что она в ближайшее же Рождество принялась высматривать его в зеркале, — как сейчас высматривает своего жениха эта неведомая Десмонду красавица, чей настойчивый шепот он ощущал не только слухом, но и всем телом, как зовущее прикосновение.
У него невольно смутился дух, и, несовладав с чувствами, которые вдруг вспыхнули и овладели им всецело, Десмонд осторожно толкнул дверь и бесшумно шагнул вперед.
* * *
…Когда некоторое время спустя он вновь стоял на этом пороге, ноги у него подгибались и слегка кружилась голова. Холод проникал под беспорядочно распахнутую одежду, но он не чувствовал холода. Все существо его трепетало и точно бы улыбалось блаженно. Среди сонма восхищенных мыслей, обращенных к той, что все еще лежала недвижима на лавке, была одна, почти испугавшая Десмонда. Он подумал, что хорошо бы никогда не расставаться с этой нежной красавицей, впервые познавшей любовь в его объятиях. Как это ни странно, ему еще ни разу не доводилось обладать невинной девушкой. И когда его бывшая пассия Агнесс, например, заводила свою надоевшую песнь о том, что милорд похитил ее девство, разрушил жизнь, а потому должен подарить ей еще ленту, еще туфли, еще чулочки или прочую чепуху, молодой человек не слишком ей верил. Откуда ему было знать, как все произошло, если он проснулся в постели Агнесс после чудовищной попойки, когда голова просто начетверо раскалывалась с похмелья? Да и так ли уж важно — лжет Агнесс или говорит чистую правду? Так думал он прежде, не понимая и не принимая этой мужской охоты за невинностью, этой гордости причиненной болью, нанесенными разрушениями и пролитой кровью. И вот эта случайная, невероятная встреча…Оказывается, в каждом мужчине уживаются разрушитель и творец. Десмонд еще не знал, что, уничтожая невинную, испуганную деву, он при этом создает новое существо — дерзкое, обольстительное, неотразимое; может быть, творит его себе на грядущую погибель.
* * *
Тем не менее предчувствие того, что в его жизнь вошло что-то новое, неведомое и тревожащее душу, овладело Десмондом. И он медлил, медлил на пороге, не в силах отвести взгляда от той, что лежала там, в ворохе смятых одежд, на широкой банной лавке, ставшей ложем наслаждения.
Внезапно сквозь частый стук крови до него донеслись тяжелые шаги совсем рядом. Кто-то вошел в предбанник!
Олег?.. Ринулся на поиски кузена? Десмонду сделалось нестерпимо стыдно при мысли о том, что Олег увидит его стоящим над этой бесчувственной девушкой с кровью на белых обнаженных бедрах. Он только и успел, что резким движением набросить на нее свою тяжелую шубу, прикрывая от нескромного взора, а сам отпрянул за дверь, в густую, непроглядную тень, — и вовремя: чья-то рука уже взялась за щеколду.
Дверь открывалась внутрь, и пришедший толкнул ее так сильно, что Десмонда едва не пришибло. Он отпрянул, вжался в стену, отчаянно молясь, чтобы Олег ушел так же, как и пришел, убедившись, что кузена здесь нет, и посовестясь беспокоить спящую.
1 2 3 4 5 6 7 8 9