ванна тритон мишель
Виконтесса?Баронесса? Дезире, Базина? О нет!— Вы ошиблись, сударь.Тон трактирщика стал властным.— Нет! Я не так глуп. Я вспомнил вас, когда вы заговорили об индейцах, о вожде, Красном Волке. Вот отчего ушли гуроны!— Куда? То есть… какие гуроны? О чем вы?— Глупая девочка, — пробормотал пьяный. — Гуроны поселились вблизи моря несколько месяцев назад. Они одержали много побед, и их исконные враги ушли далеко на запад. Для этих дикарей странно жить вблизи города.Они предпочитают глушь, первозданную природу. Но несколько месяцев назад сюда пришел совсем небольшой отряд, хорошо вооруженный, но как будто без воинственных намерений. Их вождь, Свирепый Волк, часто появлялся на берегу. Здесь портовый городок, и всем странен был интерес этого вождя к морю. Вчера утром они исчезли. Бесшумно, как призраки. Никто не заметил, как они уходили.— И Свирепый Волк?— Конечно. Он сам увел своих воинов.— Это старый, мудрый воин?— Я бы сказал, он молод. И грозное имя заслужил, говорят, в последнем бою. Это безжалостный дикарь. Но здесь почти привыкли к нему и перестали бояться. Да и губернатор не велел ссориться с гуронами. Он был здесь не для того, чтобы убивать, всякому было видно. Он ждал. Только никто не знал чего.Сердце Онор упало, и слезы невольно покатились по щекам. Она тоже слегка опьянела, и эмоции захлестывали ее. Ее Волк! Не может быть, чтобы существовал второй человек с таким именем. Это он! Она так хотела, чтобы это оказалось правдой. Она не способна была принять даже возможность совпадения. Свирепый Волк! Что ж, свирепый так свирепый. Напоминание, с кем она имеет дело, не насторожило ее. Он ждал ее! Обещал ждать — и ждал.Он наверняка чувствовал, что она близко. Но он ушел… Почему?— Не плачь, — укоризненно проворчал Маре. — А чего ты хотела? Ты приехала с мужем. Он видел тебя, когда ты спускалась по трапу. И ушел.Онор разрыдалась. Выпитое вино окончательно ударило ей в голову. Маре, свесив голову, начал дремать, сидя на табурете.— Куда они ушли? — спросила она. Он вздрогнул и поднял голову, пытаясь сообразить, что ей нужно.— Что? Куда? Не знаю, куда. Туда, где они живут.И он окончательно рухнул лицом на стол и захрапел.
Онор тайком достала из чемодана карту, которой ей удалось разжиться, и изо всех сил напрягла воображение. Она нашла город, где они сейчас находились, и долго грустно разглядывала сплошную полосу лесов. Где-то там разбили свой лагерь индейцы. Где-то там… Всего дюйм на карте, и неизвестно, сколько дней пути по нехоженым тропам. Она убрала карту и подластилась к Монту.— Наш трактирщик обещал прислать к нам проводника, который отлично знает здешние места. Он покажет нам дорогу, и заодно будет нас охранять,— заметила она.— Охранять? Он говорит, здесь опасно? Тогда, может быть, не стоит…Онор готова была откусить себе язык.— Нет, нет, — перебила она его. — Он не говорил, что здесь опасно.Просто на всякий случай. Даже в окрестностях Парижа водятся разбойники.— И то правда, — усмехнулся Монт. — Однажды они отобрали у меня триста ливров. Очень было жаль.На другой день они наняли обещанного проводника и отправились в путь.Четыре изматывающих дня они путешествовали без происшествий, а на пятый утром они проснулись уже одни, без проводника. Монт пришел в ужас. Онор громко выражала свое возмущение. Именно она накануне вечером заплатила их проводнику и велела ему исчезнуть. Он охотно принял деньги, и больше она его не видела. Теперь они блуждали наугад, сворачивая куда попало. Их лошади выбивались из сил. К исходу дня они выехали к форту, обнесенному частоколом. Там они и остановились.Комендант форта Ле Шарбон гостеприимно принял путников, предоставил им комнаты в своих владениях и, открыв рот, слушал их рассказы о парижской жизни. Здесь, в захолустье, самые заурядные вещи казались увлекательными.В форте было достаточно комфортно, и Монт решил остаться передохнуть на несколько дней. Онор поддержала его, как поддерживала вообще все его начинания. Она считала, что и ей не помешает отдых. Наконец, настал день, к которому она так долго готовилась. Вечером она всыпала Монту в ужин хорошую дозу лауданума, дождалась, пока он отключился, затем аккуратно уложила его в постель. Удовлетворенно послушав его молодецкий храп, она на цыпочках вышла из комнаты. Онор собрала лишь самое необходимое. Свою лошадь она вывела из стойла на рассвете, чтобы, если ее и увидят, то решили бы, что она поклонница ранних прогулок верхом. Все, она была свободна.Онор уверенно углублялась в дебри. Ее лошадь послушно продиралась сквозь кустарники, куда ее направляла всадница. Нет, она не знала дороги.Она проклинала себя, ведь этот путь когда-то она проделала с Волком, но ничего не запомнила. Она гнала лошадь на запад, ориентируясь лишь по солнцу. Здравый смысл подсказывал ей, что шанс отыскать гуронов среди непроходимых лесов Дальнего Запада слишком мал, но Онор не прислушивалась к нему. Она хотела одного — быть подальше от форта, от Монта, от всего мира. Так что, вперед! Вперед, в лес, к озерам. Комендант Ле Шарбон же сказал, что гуронов видели в районе Больших Озер. Может быть, их поселок все еще там, где был, когда она томилась в плену. Онор пришпорила лошадь.Местность просто поражала безлюдием. Тропинка сузилась, и ветки хлестали ее, угрожая выбить из седла. Выдержит ли она многочасовую непрерывную скачку? Онор не умела ориентироваться в лесу, но интуитивно, как кошка, ощущала: от форта она удаляется. Стоял самый разгар дня, Онор уже чувствовала себя замученной, да и кобыла устала. Она спешилась, чтобы напиться воды из ручья, и дать лошади утолить жажду. С рассвета прошло уже много времени, и все это время она не вылазила из седла. Да и в душе Онор поднимался глухой ужас. Что будет, когда кончится этот день?— задавалась она вопросом. Неужели заблудилась она в этой бесконечной дикой пустыне?Неужели будет ночевать одна в лесу? Нет, только не это! Она снова вскочила на взмыленную кобылу и нещадно пришпорила ее. «Господи, сделай так, чтобы я встретила хоть кого-то, — взмолилась она. — Только не это одиночество!»Мимо Онор мелькали холмы и долины, участки непроходимого леса и открытые всем ветрам равнины. Она заночевала в лесу, одна. Никто не потревожил ее. Новый рассвет она снова встретила в седле. И снова она скакала, скакала, не разбирая дороги, сломя голову, борясь с невыносимым страхом. Оружия у нее не было, мешок с сухарями истощался, впереди маячил призрак голода. И вот, когда она едва не завыла от ужаса и одиночества, перед ней открылся пейзаж, прекрасный уже оттого, что был знаком ей. Она стояла на краю каменистого обрыва, и гравий сыпался вниз, когда лошадь нетерпеливо перебирала ногами. Вот здесь когда-то они с Волком поднялись по склону. Вот дуб, под которым они отдыхали. Он столь огромен, что она не может ошибиться. Онор возликовала. Теперь она знала, куда ей ехать.Она гнала лошадь еще несколько часов. Вдруг в нескольких шагах от нее раздался резкий окрик, и перед ней появился индеец с натянутым луком, готовый в любую секунду спустить тетиву. Онор натянула поводья, и передние копыта лошади взвились в воздух перед самым носом индейца. Она остановилась и громко спросила, стараясь, чтоб ее голос звучал повелительно:— Кто ты? Какому племени принадлежишь? — он не ответил. Онор напрягла память и повторила свой вопрос на языке гуронов. Индеец невольно выразил жестом удивление.— Ты пленница, бледнолицая скво, которая знает язык гуронов. Слезай с лошади, Большой Опоссум отведет тебя к вождю, — он продолжал держать лук наготове.— Я и сама ищу одного из вождей гуронов, — ответила Онор. — Хорошо, что я тебя встретила, ты меня проводишь. — Она спрыгнула с кобылы. — Надеюсь, твой лагерь близко. Я до смерти устала и голодна.— Ты моя пленница, скво, — повторил индеец, решив, что она не поняла его. Онор сердито фыркнула.— Ерунда, говорю тебе! Впрочем, идем. Я хочу поскорее попасть к твоим вождям.Индеец пропустил ее вперед, готовый к любой ее хитрости. Через полчаса они оказались посреди лагеря краснокожих. Несколько индианок с интересом уставились на нее. Онор огляделась, и мысленно вознесла Богу благодарность. Она знала этот лагерь. Она жила здесь. Вот вигвам, где она жила. Она словно попала домой.— Мне нужен Красный Волк, то бишь, Свирепый Волк, если вы теперь зовете его так. Не трудись звать никого другого. Мне нужен только он.Живее! — скомандовала Онор. Ее властный тон должен быть скрыть ее неуверенность, ее беспомощность, ее страх. Индеец оставил ее под присмотром женщин и проскользнул в один из вигвамов. Оттуда он вышел с седовласым старцем, который едва передвигал ноги. Старик долго смотрел на нее с каким-то печальным выражением понимания на лице, потом кивнул Опоссуму.— Ты не ошибаешься, Большой Опоссум. Это она, женщина, что миновала Большую Воду, Тигровая Лилия. Дай ей то, что она просит, все равно она добьется своего.Он едва заметно улыбнулся ей и исчез в своем вигваме, как суслик в норе. Она с неожиданной теплотой в душе прошептала:— Мудрый Лось… — она с трудом припомнила лицо старейшины. Он сильно сдал за этот год, но все же она его узнала. — Я ищу Красного Волка, — ее повелительный тон сменился едва ли не мольбой.Индеец заглянул в другую хижину. Он отсутствовал не больше минуты.Сердце Онор отчаянно забилось. Опоссум появился вновь.— Свирепый Волк не хочет говорить с Тигровой Лилией. Он приказывает отдать ей лошадь и отпустить домой. Уходи, женщина.Онор топнула ногой от досады.— Что значит «не хочет»?! Что за чушь! Никуда я не уеду, пока не увижу его!Она оттолкнула индейца и бегом, пока ее не остановили, влетела в вигвам Волка. Там царил полумрак. Внезапно Онор показалось, что весь остальной мир исчез, и на этой грешной земле остались лишь двое — она и Волк. Она замерла, не в силах говорить, позабыв все, о чем хотела сказать ему. В углу на меховом одеяле около едва тлеющего костра сидел индейский воин в полной боевой раскраске. Он курил трубку, и Онор в первый момент едва не закашлялась. Его голова была увенчана током из больших перьев. Он даже не пошевелился. «Я чужая здесь,» — остро ощутила Онор. Ее теперешний облик был непривычен и нелеп здесь. Ее черная амазонка отлично бы смотрелась на верховой прогулке. Ее руки и плечи были обнажены, кружевные воланы не позволяли платью съехать. Она была затянута в тугой корсет, волосы уложены в пышную прическу, несколько потерявшую форму после долгой скачки, и на ней была шляпка, кокетливо украшенная лентой. Он молчал, и это молчание нервировало Онор. «Он не имеет права делать вид, что не замечает и не узнает меня. Он не должен, не может так со мной поступить!»— подумала она, и злость вернула ей силу духа.— Послушай… — начала она, но продолжить не смогла. Она так мечтала об этой минуте, ни разу не подумав, как это будет трудно.— Уходи, — сурово сказал Волк. — Тебя не будут задерживать. Ты не пленница. Уходи.— Значит, ты прогоняешь меня? — сдерживая вихрь эмоций, проговорила Онор.— Тебе незачем было приезжать сюда, Тигровая Лилия. Все ясно и так.Уходи, — бесцветный голос и ледяной взгляд, неужели она поверит ему?— Уйти? Но ты же ничего не знаешь! Зачем же так? Зачем же ты вышвыриваешь меня вон? Я считала, что это недостаток белых — слушать только себя и свою гордыню! Значит, и вы, гуроны, таковы? И правда, зачем выслушивать кого-то еще! Ведь твое мнение — единственно правильное! И вообще, если прислушаться повнимательнее, то могут переубедить. Да?Хотя она едва ли не кричала, Волк ответил негромко и сухо:— Женщины моего племени никогда не повышают голос в присутствии мужчины, тем более не кричат.— К черту женщин твоего племени! Я буду говорить так, как мне нравится. В данный момент меня интересует одно: ты будешь слушать меня или я с таким же успехом могу поговорить с деревьями в лесу?— Уходи, Тигровая Лилия. Твое место среди белых людей.Онор была просто потрясена. Никогда она не думала, что услышит такое от него.— Ну и оставайся со своей глупой гордостью один в своем задымленном вигваме, Волк! Прощай!Жаль, не было двери, которой она могла бы хлопнуть. Она отшвырнула в сторону кусок оленьей кожи, который прикрывал вход, и вышла, шатаясь, как пьяная. Позабыв, что она приехала на лошади, она побрела прочь, тупо прошла мимо столпившихся поглазеть на нее любопытных индианок и направилась в лес. Тропинка, которой ходили за водой, вывела ее к озеру.Онор-Мари остановилась. Что теперь? Она была беспомощна, повержена.Вернуться в форт? Никогда! Там мерзкий, отвратительный Монт. Куда же ей идти? Она смотрела на свое отражение, колеблющееся на зыбкой глади. Вода притягивала ее. Онор встряхнулась. Нет, никогда она не доставит им всем такого удовольствия. У нее хватит сил жить. Вот только нигде нет для нее места. Даже Волк не пожелал ее слушать. Куда же теперь? Она смотрела, как лягушка спрыгнула с берега в воду и поплыла. Нет, забвение— не то, что она ищет. Она только-только осознала, что в жизни есть одна-единственная настоящая ценность — сама жизнь. Единственное, что имеет цену. Она села на землю и обхватила колени руками. Рассыпавшиеся волосы окутали ее плащом.Ее все больше охватывало раздражение. Ведь Волк любит ее, здесь не может быть ошибки. Он ждал ее, знал, что она не может не вернуться, потому что он знал ее лучше, чем она сама. Что за упрямство заставило его так поступить? Ненависть ко всем белым, притеснявшим его народ? Только не Волк! Ревность? Возможно. Она вспомнила — она, улыбаясь, сошла по трапу под руку с красивым молодым мужем. Если он видел ее… Она улыбалась, да, веря, что скоро ее избавление, что она сбежит от Монта и уйдет к гуронам, и Волк возьмет ее к себе, в свой вигвам, и она будет с ним счастлива всем назло. Глупенькая мечтательница! Лучше б она плакала и вырывалась из рук Монта, тогда бы Волк обязательно защитил ее, тогда бы он не подумал, что она предала его. Растравив свои раны, Онор разрыдалась; ее боль больше не могла таиться в глубине ее сердца. Никогда в своей жизни она не плакала от жалости к себе. Слезы текли по ее лицу бесконечным потоком. Она уткнулась лицом в мягкие складки своего платья, лежавшие на коленях.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
Онор тайком достала из чемодана карту, которой ей удалось разжиться, и изо всех сил напрягла воображение. Она нашла город, где они сейчас находились, и долго грустно разглядывала сплошную полосу лесов. Где-то там разбили свой лагерь индейцы. Где-то там… Всего дюйм на карте, и неизвестно, сколько дней пути по нехоженым тропам. Она убрала карту и подластилась к Монту.— Наш трактирщик обещал прислать к нам проводника, который отлично знает здешние места. Он покажет нам дорогу, и заодно будет нас охранять,— заметила она.— Охранять? Он говорит, здесь опасно? Тогда, может быть, не стоит…Онор готова была откусить себе язык.— Нет, нет, — перебила она его. — Он не говорил, что здесь опасно.Просто на всякий случай. Даже в окрестностях Парижа водятся разбойники.— И то правда, — усмехнулся Монт. — Однажды они отобрали у меня триста ливров. Очень было жаль.На другой день они наняли обещанного проводника и отправились в путь.Четыре изматывающих дня они путешествовали без происшествий, а на пятый утром они проснулись уже одни, без проводника. Монт пришел в ужас. Онор громко выражала свое возмущение. Именно она накануне вечером заплатила их проводнику и велела ему исчезнуть. Он охотно принял деньги, и больше она его не видела. Теперь они блуждали наугад, сворачивая куда попало. Их лошади выбивались из сил. К исходу дня они выехали к форту, обнесенному частоколом. Там они и остановились.Комендант форта Ле Шарбон гостеприимно принял путников, предоставил им комнаты в своих владениях и, открыв рот, слушал их рассказы о парижской жизни. Здесь, в захолустье, самые заурядные вещи казались увлекательными.В форте было достаточно комфортно, и Монт решил остаться передохнуть на несколько дней. Онор поддержала его, как поддерживала вообще все его начинания. Она считала, что и ей не помешает отдых. Наконец, настал день, к которому она так долго готовилась. Вечером она всыпала Монту в ужин хорошую дозу лауданума, дождалась, пока он отключился, затем аккуратно уложила его в постель. Удовлетворенно послушав его молодецкий храп, она на цыпочках вышла из комнаты. Онор собрала лишь самое необходимое. Свою лошадь она вывела из стойла на рассвете, чтобы, если ее и увидят, то решили бы, что она поклонница ранних прогулок верхом. Все, она была свободна.Онор уверенно углублялась в дебри. Ее лошадь послушно продиралась сквозь кустарники, куда ее направляла всадница. Нет, она не знала дороги.Она проклинала себя, ведь этот путь когда-то она проделала с Волком, но ничего не запомнила. Она гнала лошадь на запад, ориентируясь лишь по солнцу. Здравый смысл подсказывал ей, что шанс отыскать гуронов среди непроходимых лесов Дальнего Запада слишком мал, но Онор не прислушивалась к нему. Она хотела одного — быть подальше от форта, от Монта, от всего мира. Так что, вперед! Вперед, в лес, к озерам. Комендант Ле Шарбон же сказал, что гуронов видели в районе Больших Озер. Может быть, их поселок все еще там, где был, когда она томилась в плену. Онор пришпорила лошадь.Местность просто поражала безлюдием. Тропинка сузилась, и ветки хлестали ее, угрожая выбить из седла. Выдержит ли она многочасовую непрерывную скачку? Онор не умела ориентироваться в лесу, но интуитивно, как кошка, ощущала: от форта она удаляется. Стоял самый разгар дня, Онор уже чувствовала себя замученной, да и кобыла устала. Она спешилась, чтобы напиться воды из ручья, и дать лошади утолить жажду. С рассвета прошло уже много времени, и все это время она не вылазила из седла. Да и в душе Онор поднимался глухой ужас. Что будет, когда кончится этот день?— задавалась она вопросом. Неужели заблудилась она в этой бесконечной дикой пустыне?Неужели будет ночевать одна в лесу? Нет, только не это! Она снова вскочила на взмыленную кобылу и нещадно пришпорила ее. «Господи, сделай так, чтобы я встретила хоть кого-то, — взмолилась она. — Только не это одиночество!»Мимо Онор мелькали холмы и долины, участки непроходимого леса и открытые всем ветрам равнины. Она заночевала в лесу, одна. Никто не потревожил ее. Новый рассвет она снова встретила в седле. И снова она скакала, скакала, не разбирая дороги, сломя голову, борясь с невыносимым страхом. Оружия у нее не было, мешок с сухарями истощался, впереди маячил призрак голода. И вот, когда она едва не завыла от ужаса и одиночества, перед ней открылся пейзаж, прекрасный уже оттого, что был знаком ей. Она стояла на краю каменистого обрыва, и гравий сыпался вниз, когда лошадь нетерпеливо перебирала ногами. Вот здесь когда-то они с Волком поднялись по склону. Вот дуб, под которым они отдыхали. Он столь огромен, что она не может ошибиться. Онор возликовала. Теперь она знала, куда ей ехать.Она гнала лошадь еще несколько часов. Вдруг в нескольких шагах от нее раздался резкий окрик, и перед ней появился индеец с натянутым луком, готовый в любую секунду спустить тетиву. Онор натянула поводья, и передние копыта лошади взвились в воздух перед самым носом индейца. Она остановилась и громко спросила, стараясь, чтоб ее голос звучал повелительно:— Кто ты? Какому племени принадлежишь? — он не ответил. Онор напрягла память и повторила свой вопрос на языке гуронов. Индеец невольно выразил жестом удивление.— Ты пленница, бледнолицая скво, которая знает язык гуронов. Слезай с лошади, Большой Опоссум отведет тебя к вождю, — он продолжал держать лук наготове.— Я и сама ищу одного из вождей гуронов, — ответила Онор. — Хорошо, что я тебя встретила, ты меня проводишь. — Она спрыгнула с кобылы. — Надеюсь, твой лагерь близко. Я до смерти устала и голодна.— Ты моя пленница, скво, — повторил индеец, решив, что она не поняла его. Онор сердито фыркнула.— Ерунда, говорю тебе! Впрочем, идем. Я хочу поскорее попасть к твоим вождям.Индеец пропустил ее вперед, готовый к любой ее хитрости. Через полчаса они оказались посреди лагеря краснокожих. Несколько индианок с интересом уставились на нее. Онор огляделась, и мысленно вознесла Богу благодарность. Она знала этот лагерь. Она жила здесь. Вот вигвам, где она жила. Она словно попала домой.— Мне нужен Красный Волк, то бишь, Свирепый Волк, если вы теперь зовете его так. Не трудись звать никого другого. Мне нужен только он.Живее! — скомандовала Онор. Ее властный тон должен быть скрыть ее неуверенность, ее беспомощность, ее страх. Индеец оставил ее под присмотром женщин и проскользнул в один из вигвамов. Оттуда он вышел с седовласым старцем, который едва передвигал ноги. Старик долго смотрел на нее с каким-то печальным выражением понимания на лице, потом кивнул Опоссуму.— Ты не ошибаешься, Большой Опоссум. Это она, женщина, что миновала Большую Воду, Тигровая Лилия. Дай ей то, что она просит, все равно она добьется своего.Он едва заметно улыбнулся ей и исчез в своем вигваме, как суслик в норе. Она с неожиданной теплотой в душе прошептала:— Мудрый Лось… — она с трудом припомнила лицо старейшины. Он сильно сдал за этот год, но все же она его узнала. — Я ищу Красного Волка, — ее повелительный тон сменился едва ли не мольбой.Индеец заглянул в другую хижину. Он отсутствовал не больше минуты.Сердце Онор отчаянно забилось. Опоссум появился вновь.— Свирепый Волк не хочет говорить с Тигровой Лилией. Он приказывает отдать ей лошадь и отпустить домой. Уходи, женщина.Онор топнула ногой от досады.— Что значит «не хочет»?! Что за чушь! Никуда я не уеду, пока не увижу его!Она оттолкнула индейца и бегом, пока ее не остановили, влетела в вигвам Волка. Там царил полумрак. Внезапно Онор показалось, что весь остальной мир исчез, и на этой грешной земле остались лишь двое — она и Волк. Она замерла, не в силах говорить, позабыв все, о чем хотела сказать ему. В углу на меховом одеяле около едва тлеющего костра сидел индейский воин в полной боевой раскраске. Он курил трубку, и Онор в первый момент едва не закашлялась. Его голова была увенчана током из больших перьев. Он даже не пошевелился. «Я чужая здесь,» — остро ощутила Онор. Ее теперешний облик был непривычен и нелеп здесь. Ее черная амазонка отлично бы смотрелась на верховой прогулке. Ее руки и плечи были обнажены, кружевные воланы не позволяли платью съехать. Она была затянута в тугой корсет, волосы уложены в пышную прическу, несколько потерявшую форму после долгой скачки, и на ней была шляпка, кокетливо украшенная лентой. Он молчал, и это молчание нервировало Онор. «Он не имеет права делать вид, что не замечает и не узнает меня. Он не должен, не может так со мной поступить!»— подумала она, и злость вернула ей силу духа.— Послушай… — начала она, но продолжить не смогла. Она так мечтала об этой минуте, ни разу не подумав, как это будет трудно.— Уходи, — сурово сказал Волк. — Тебя не будут задерживать. Ты не пленница. Уходи.— Значит, ты прогоняешь меня? — сдерживая вихрь эмоций, проговорила Онор.— Тебе незачем было приезжать сюда, Тигровая Лилия. Все ясно и так.Уходи, — бесцветный голос и ледяной взгляд, неужели она поверит ему?— Уйти? Но ты же ничего не знаешь! Зачем же так? Зачем же ты вышвыриваешь меня вон? Я считала, что это недостаток белых — слушать только себя и свою гордыню! Значит, и вы, гуроны, таковы? И правда, зачем выслушивать кого-то еще! Ведь твое мнение — единственно правильное! И вообще, если прислушаться повнимательнее, то могут переубедить. Да?Хотя она едва ли не кричала, Волк ответил негромко и сухо:— Женщины моего племени никогда не повышают голос в присутствии мужчины, тем более не кричат.— К черту женщин твоего племени! Я буду говорить так, как мне нравится. В данный момент меня интересует одно: ты будешь слушать меня или я с таким же успехом могу поговорить с деревьями в лесу?— Уходи, Тигровая Лилия. Твое место среди белых людей.Онор была просто потрясена. Никогда она не думала, что услышит такое от него.— Ну и оставайся со своей глупой гордостью один в своем задымленном вигваме, Волк! Прощай!Жаль, не было двери, которой она могла бы хлопнуть. Она отшвырнула в сторону кусок оленьей кожи, который прикрывал вход, и вышла, шатаясь, как пьяная. Позабыв, что она приехала на лошади, она побрела прочь, тупо прошла мимо столпившихся поглазеть на нее любопытных индианок и направилась в лес. Тропинка, которой ходили за водой, вывела ее к озеру.Онор-Мари остановилась. Что теперь? Она была беспомощна, повержена.Вернуться в форт? Никогда! Там мерзкий, отвратительный Монт. Куда же ей идти? Она смотрела на свое отражение, колеблющееся на зыбкой глади. Вода притягивала ее. Онор встряхнулась. Нет, никогда она не доставит им всем такого удовольствия. У нее хватит сил жить. Вот только нигде нет для нее места. Даже Волк не пожелал ее слушать. Куда же теперь? Она смотрела, как лягушка спрыгнула с берега в воду и поплыла. Нет, забвение— не то, что она ищет. Она только-только осознала, что в жизни есть одна-единственная настоящая ценность — сама жизнь. Единственное, что имеет цену. Она села на землю и обхватила колени руками. Рассыпавшиеся волосы окутали ее плащом.Ее все больше охватывало раздражение. Ведь Волк любит ее, здесь не может быть ошибки. Он ждал ее, знал, что она не может не вернуться, потому что он знал ее лучше, чем она сама. Что за упрямство заставило его так поступить? Ненависть ко всем белым, притеснявшим его народ? Только не Волк! Ревность? Возможно. Она вспомнила — она, улыбаясь, сошла по трапу под руку с красивым молодым мужем. Если он видел ее… Она улыбалась, да, веря, что скоро ее избавление, что она сбежит от Монта и уйдет к гуронам, и Волк возьмет ее к себе, в свой вигвам, и она будет с ним счастлива всем назло. Глупенькая мечтательница! Лучше б она плакала и вырывалась из рук Монта, тогда бы Волк обязательно защитил ее, тогда бы он не подумал, что она предала его. Растравив свои раны, Онор разрыдалась; ее боль больше не могла таиться в глубине ее сердца. Никогда в своей жизни она не плакала от жалости к себе. Слезы текли по ее лицу бесконечным потоком. Она уткнулась лицом в мягкие складки своего платья, лежавшие на коленях.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38