Ласло. Отрицать не стану – умеешь! Но скажи по совести, ты сможешь посостязаться в этом с мамашей?
Жена Ласло. Видишь, Моника! Так он обеспечивает себе мужское господство в доме: вечно натравливает двух женщин друг на друга! Ну, конечно, я не могу стряпать так, как моя мать, потому что она лучшая повариха, может быть, во всем Будапеште. Да и часто ли ты кушаешь дома? Хорошо, если раз в месяц.
Моника. Много работает?
Жена Ласло. Страшно. Я уж рукой махнула…
Моника. Оно и видно, Лаци! Вид у вас измученный. Да и похудели вы…
Ласло. Похудел? Возможно. А вот насчет «измученности»… Знаете, Моника, я часто думаю, что усталость – это, как бы сказать, дробь: ее числитель – проделанная работа, а знаменатель – смысл этой работы. Почему мы можем сейчас осилить намного больше, чем прежде? Потому что теперь наш труд имеет смысл. Да и вы, наверное, так же думаете? Мамочка, я здесь на углу сойду, мне нужно заскочить на минутку в министерство. Вот тебе десять форинтов, купи мальчишке в кондитерской хоть шоколадную собачку.
Жена Ласло. «Заскочу на минутку!» Знаю я эти минутки!
………………………………………………………………
Голоса затихают, музыка стихла. Пауза.
Моника. Да, мой труд тоже имеет смысл. Об этом говорили и ученические тетрадки… Медленно, в течение долгих лет, я менялась, и вот тоже стала частичкой новой жизни. Да это и не удивительно: когда я проходила по Бульварному кольцу, мне вспоминался сорок пятый год, общественные работы. И подобно той маленькой ткачихе, что мечтала узнавать на прохожих сделанную ее руками ткань, я видела на улицах города плоды своего труда. Словом, все мы как-то по-иному начали смотреть на мир, на нашу страну. Если летом стояла жара, весь город говорил: «Когда же соберется наконец дождь, ох, как он нужен кукурузным посевам!» А разве прежде было так? Нет, конечно.
В общих заботах и в общих радостях растворилось и мое личное горе, слово «мы» пришло на смену «я»… Хотя для меня все это было нелегким делом. Длительная болезнь мужа и расходы на похороны заставили меня залезть в долги. А в пятьдесят втором году, сами знаете, какая у меня могла быть зарплата, стыдно сказать… В это время я услышала, что учреждения, занятые внешней торговлей, иногда дают на дом переводить различную коммерческую документацию и хорошо платят за эту работу. Один из моих коллег посоветовал мне обратиться в министерство. К моему удивлению, он назвал имя Дюлы. На следующий день я отправилась к нему.
………………………………………………………………
Дюла. Чему я обязан такой честью? Прошу садиться! Ах, простите, я слышал, ваш бедный муж… Искренне соболезную. Чем могу служить? А знаете, вы не стареете. А; я смотрите, уже совсем полысел. Траурное платье вам очень к лицу.
Моника (перебивает его.)Я не стану вас долго задерживать. Перейду сразу к делу. Пал Дери сказал мне… Вы его знаете?…
Дюла. Конечно, конечно.
Моника. Я хотела бы получить какую-нибудь работу, я имею в виду переводы…
Дюла (разочарованно.)Да, да. Видите ли, Моника… Мы старые друзья, и я могу говорить с вами откровенно. Внешняя торговля – ответственная область. Да, да ответственнейшая область! Ключевые позиции! И сейчас правительство стремится ставить на эти ключевые позиции наиболее надежных сынов пролетариата, ну, разумеется, и дочерей!.. Следовательно, это не та область, где может доминировать старая интеллигенция. Рекомендуя кого-нибудь на эту работу, мы берем на себя огромную ответственность. Партия, пролетариат доверили мне мой пост, вы понимаете меня…
Моника. Ну что ж, сожалею, что отняла у вас время. Простите, пожалуйста…
Дюла. Моника, ради бога, куда же вы убегаете? Я подчеркиваю: в чем угодно я готов вам помочь… Как давно я вас не видел! О боже! И, поверьте, мои чувства не изменились. Я убежден, что мне удастся наконец добиться развода. Признаюсь вам откровенно: из партийных соображений я пока не спешил с этим, но фактически… мы уже много лет не живем с моей женой. Давайте встретимся, Моника.
Моника. Мне нужно идти, Дюла. Я очень сожалению, что отняла у вас столько драгоценного времени. Искренне сожалею.
Дюла. Не спешите же! Не уходите, пока мы…
Моника. Нет, я пойду, Дюла. Не удерживайте меня. У вас и без меня много дел.
Дюла. И чем же вы теперь собираетесь заняться?
Моника. Не знаю. Я уже много лет не встречалась с Ласло. Попробую разыскать его. Он ведь член ЦК…
Дюла. Ласло? Ради бога! Даже имени его не упоминайте нигде. Даже имени! Если не хотите величайших неприятностей.
Моника. Почему? Что случилось?
Дюла. Как? Вы не слышали? Весь город только об этом и говорит. Полетел!
Моника. Лаци? Не может этого быть!
Дюла (шепотом.)Откровенно говоря, я и сам не верю, что выдвинутые против него обвинения соответствуют действительности, но лучше не говорить об этом! Из своей биографии я уже выбросил его. (Со смехом.)Из моей сегодняшней биографии.
………………………………………………………………
Моника. И снова шли годы. Долго я не виделась ни с кем из них. И вот однажды встретила упоминание об Андраше. В «Педагогическом вестнике» была напечатана статья о нем. Оказывается, его наградили орденом. Был скучный вечер одного из первых дней сентября, в школе только что начались занятия, и мне неожиданно захотелось поехать к нему в Обуду. Я отыскала его в стареньком, деревенского типа, вросшем в землю домике. На широком дворе, на веревках, натянутых между деревьями, висели пеленки, маленькие штанишки, трусики, ползунки. Не успела я ступить за калитку, как над моей головой, на дереве, прозвучал детский голос.
………………………………………………………………
Мальчик. Папа! Папа! Какая-то тетя пришла к тебе!
Андраш (пробуждаясь от послеобеденного сна, бормочет.)Тетя. Кто такая? Прошу…
Моника. Я прочла о вас статью в «Педагогическом вестнике», и если вы разрешите, я хотела бы, коллега, обменяться опытом.
Андраш. Простите, пожалуйста, что я принимаю вас в таком виде, без пиджака. Простите…
Моника (рассмеявшись.)Андраш!
Андраш. Моника! Скажи на милость! А я без очков и не вижу. Какая милая гостья! Мария, Марика! Ты посмотри, кто к нам пришел! Я рассказывал тебе. Это Моника!
Мария. А, Моника! Милости просим, входите! Видите, сколько забот с этими сорванцами! Только и знаешь, что мыть, стирать да гладить!
Моника. Сколько их у вас?
Мария. Пятеро. Представляете, самому старшему десять, следующему – восемь, девочке – шесть, затем мальчик, которого вы только что видели, – ему четыре годика и самая маленькая – девочка, ей полтора.
Андраш. Ну, как ты живешь, Моника, что делаешь? Преподаешь? Я, как видишь, учительствую. Да еще вот этих галчат ращу. Хорошо хоть – пособие по многодетности превышает половину моего заработка. Никогда не думал, что университетский диплом будет цениться меньше моей способности – фу, чуть было не ляпнул, – ну, к размножению, что ли. Но ничего! Как видишь, живем. Бог дал ягненочка, даст и травку. Так, что ли, говорится? Погляди-ка, этот пострел опять на дереве! Ну, а этот снова дергает маленькую за волосы. (Выбегает.)Не стыдно тебе, разбойник, обижать младшую, да к тому же женщину? Где твоя мужская честь и рыцарство? Иди дерись с Петером, если ты такой смелый. За это получишь от меня даже на мороженое… А ты слезай сейчас же с дерева! Иди сюда. Что это у тебя со штанами?
Мальчик (ноет.)Не знаю.
Андраш. Не знаешь? Скажи на милость!
Мальчик. Ширинка.
Андраш. Ширинка? Сзади, балбес ты этакий?
Мальчик. За что-то зацепился.
Андраш. Ну, погоди у меня! Сколько же сантиметров?
Мальчик (после продолжительного молчания.)О-о-один!
Андраш. Это тебе один сантиметр? Это тебе один?
Мальчик. Ну, два.
Андраш. По меньшей мере шесть сантиметров! Что за это полагается?
Мальчик (ревет.)Шесть горячих.
Андраш. А ну, нагибайся. Вот так.
Раздается шесть слабых шлепков. Мальчик ревет.
Андраш. Смотри, чтобы я тебя больше не видел на дереве! То же самое получал когда-то и я от своего отца, только у него полагался шлепок за каждый дюйм. А эти бедняжки остались в накладе, потому что я ввел расчет по метрической системе. Но зато у моего отца рука была тяжелее. Не беда, понемножку вырастим их! Мария, а что же мы ничего не предложим нашей гостье?
Моника. Ну, что вы! Я сейчас пойду.
Мария. О нет! Достань-ка, Андраш, ликер. А я только что кончила тесто месить. Хотите принесу вам лангош, прямо с пылу с жару. Вы, наверное, любите?
Андраш. А это еще кто такие?
Подросток. Mы пришли от Демократического союза молодежи с делегацией к товарищу преподавателю.
Андраш. С делегацией? По какому поводу?
Подросток. У нас в субботу вечер поэта Ади. Мы будем декламировать стихи, а господина учителя хотим попросить сделать доклад, связывающий эти стихи воедино.
Андраш. В котором часу будет этот ваш… «связывающий воедино»?
Подросток. В семь. А потом танцы.
Андраш. Танцы? Шут бы побрал вашу школу. Не литературный вечер вам нужен, а танцы! Ну, погодите, скажу я вам свое мнение стихами Ади. Ладно. А теперь бегите. Пока…
………………………………………………………………
Моника. В лангоше было мало смальца, ликер – домашнего приготовления, не такой ароматный, каким угостил меня Дюла, но все это было предложено от чистого сердца, и я ушла от них с хорошим чувством, решив, что теперь стану наведываться к ним чаще. Только сами знаете, как это бывает: повседневные заботы, работа… Позднее и мне увеличили зарплату, жить стало полегче. Один раз чуть было не стала «выдвиженкой». Хотели назначить директором педучилища. Вызвали в высочайшее министерство, в комиссию по кадрам. Ух, как колотилось мое сердце! За длинным зеленым столом сидело человек пять…
………………………………………………………………
Приветливый мужчина. Премного наслышаны о вас, товарищ: отличный педагог, хорошая общественница. Не согласились бы вы занять пост директора?
Моника. Не знаю. Если мне доверят – возможно…
Старая дева. Социальное происхождение?
Моника. Отец был ремесленник, плотник, но брал подряды на строительство. Когда мы были еще маленькими, он развелся с матерью. Она одна нас воспитывала.
Старая дева. Значит, вы воспитывались в неупорядоченных семейных условиях?
Моника. Нет, почему же? Мать служила на почте, там же мы и жили. Она меня воспитала.
Старая дева. Итак, вы происходите из мелкобуржуазной семьи?
Моника. Да…
Старая дева. Муж ваш тоже был буржуа?
Приветливый мужчина. Муж ее был врачом. Он стал инвалидом, когда геройски выполнял свой долг в дни боев за Будапешт. Через несколько лет после этого он умер.
Старая дева. Почему вас зовут Моникой? Наши выдвиженцы могут именоваться Эржи, Юлия, Мария, но – Моника?!
………………………………………………………………
Моника. Ну как я могла объяснить ей, что это была прихоть моей бедной мечтательницы-мамы, которая к скучной фамилии Ковач хотела придать имя, какого не было во всей деревне. Вычитала в каком-нибудь французском романе или в настенном календаре…
Старая дева. Моника! Какое, право, парфюмерное имя! Так и пахнет аристократией!
Приветливый мужчина. А вас как зовут, товарищ?
Старая дева. Меня? Иолантой, если угодно! Хотя это и не имеет никакого отношения к делу.
………………………………………………………………
Моника (со смехом.)В конечном итоге я провалилась. Из-за своего имени. Но, по правде говоря, я даже обрадовалась: мне было бы жаль оставить свой класс, да и не испытывала я никакого желания быть директором. Побежали дни, месяцы, годы – тихие, однообразные. «Герои Фив» снова канули в Лету. Слышала, что Бела стал профессором в университете, читала несколько его статей. Но встретиться с ним мне не доводилось. А затем… знаете, как это часто бывает, – встреча за встречей. Будапешт, такой огромный, иногда становится тесным!
Музыка. Лейтмотив – романс на народные темы, затем примешивается военный марш.
………………………………………………………………
Бела. Моника, вы? Сколько лет, сколько зим!
Моника. Да, давненько мы не виделись! Но я-то хоть слышала о вас!
Бела. Как хорошо, что мы встретились! Я сегодня провожу диспут в «Клубе Петефи». Придете?
Шум улицы – угол Бульварного кольца и проспекта Ракоци. Газетчик кричит: «Литературная газета»! «Иродалми уйшаг»!
Моника. А что, интересно будет?
Бела. Вы отстали от жизни! Все дискуссии в «Клубе Петефи» интересны. А сегодняшняя – в особенности. Лаци тоже придет! Вы, конечно, знаете, что его реабилитировали, повысили в звании. Сейчас он работает в Министерстве обороны. Он явится к нам как жертва мерзости и морального разложения, которое есть у нас в стране и с которым мы все боремся. Подождите минутку, вон там телефон-автомат. Я должен еще раз позвонить ему, потому что он не точно обещал. Между тем он – коронный номер нашей сегодняшней дискуссии. (Набирает номер.)Это я, Бела! Ну как? Придешь сегодня вечером?
Голос в телефонной трубке. Уволь меня, Бела. У меня уйма дел!
Бела. Ну что ты, «Пасло! Сядешь в машину и приедешь. В любое время в течение всего вечера. Побудешь минут десять и уедешь.
Голос в трубке. Нет, не хочу, Бела. Откровенно скажу тебе, я не любитель подобных вещей.
Бела. Но люди хотят тебя видеть, Лаци! Вызывать тебя станут! Такую теплую встречу тебе устроят!
Голос в трубке. Боюсь я, Бела, что эта «теплая встреча» может обернуться против меня же самого!
Бела. Да, что-то и на похоронах Райка я тебя не видел.
Голос в трубке. Я был в отъезде. Но я слышал, что вместо меня на похороны пришло десять тысяч таких, кого бедный Райк при жизни ни за что не пожелал бы видеть рядом с собой. Ведь, умирая, он крикнул: «Да здравствует партия!»
Бела. «Ласло, ты не веришь в народ!
Голос в трубке. Верю. Но боюсь, что народ утратит своего вождя – нашу партию – и тогда…
Бела. Ты говоришь, будто какой-то сектант. Не понимаю тебя. Ведь ты же никогда не страдал левачеством!
Голос в трубке. Бела! Всякий считает левачеством то, от чего он сам бросается вправо. Будь осторожен!
Бела. Ласло, с самого сорок пятого года атмосфера в стране не была так накалена. Если мы выступим сейчас, за нами пойдут десятки тысяч, даже сотни тысяч людей! А ты…
Голос в трубке (перебивая Белу.)А ты уверен, что с тобой пойдут те, кого ты действительно хотел бы видеть рядом?
1 2 3 4 5 6 7 8