Назрулла пробормотал что-то по-мусульмански, прикладывая руку ко лбу и сердцу. Неожиданность и радость, как холодной водой из ведра, обдали Богдана, проясняя сознание. Встреча с Назруллой перебросила его в иной мир. Словно не друга обнимал он, а свое далекое, глубоко волнующее прошлое, свои сны, от которых просыпался по ночам, переживая за судьбу этого бесконечно преданного ему человека.— Назрулла, друг мой! Наконец-то ты, мой многострадальный Назрулла… Ну и обрадовал! — говорил Богдан на турецком языке, по которому уже начинал скучать.— Удивил, а? — прошептал Назрулла сквозь слезы.— Нет, братец Назрулла, порадовал. Грустно мне становится без душевных друзей, растерял я их… — И Богдан увидел еще нескольких человек, которые стояли притаившись, наблюдая за встречей друзей. Ганджа прекрасно понимал, о чем они говорили. — А это кто привел тебя? Да неужели сам Ганджа?! Братья мои, Иван! Ну, с Новым годом, друзья…Выпустив из объятий Назруллу, Богдан бросился приветствовать Ганджу. А Вовгура так и не узнал. 4 После возвращения из плена Богдан прежде всего встретился с казаками в Терехтемирове. Горько тогда было ему переживать недоверие к нему казаков. Казачество — это ведь семья! Она крепка своим братским единением. Казаки любили быть вместе, собирались по всякому поводу, гостили у родственников и соседей. Особенно когда возвращались из похода. Богдан знал об этом, привык к таким обычаям еще с детства в Субботове. И он интересовался походами на море, боями с татарами, особенно с турками.— Гостили у родителей — будут гостить и у меня! — сказал он в разговоре с Мелашкой. Об этом казацком единении она много рассказывала ему еще во Львове. И у него часто собирались гости на праздники, на крестины, которыми так зачастила Ганна. Круг гостей пока что был ограничен, Субботов стоял вдали от торных казацких дорог.Иногда на праздник он приглашал к себе совсем взрослого теперь казака Мартынка, единственного сына Мелашки. И каждый раз вспоминали Карпа, сожалея, что нет его с ними. Еще тогда Мелашка похоронила свою многострадальную мать, а хату и усадьбу ее перепоручила соседям. Карпо теперь вошел в семью Богдана, как брат, наравне с Мартынком. В этой семье, где жила и его тетя Мелашка, он чувствовал себя своим. Но непоседливый — он все рвется в реестр и никак не может пробиться даже с помощью Мартынка. А с Мартынком всегда вместе его неразлучные друзья-побратимы Филонко Джеджалий и Иван Богун. Они всегда с удовольствием гостили у Богдана. Богдан побывал в неволе и очень интересно рассказывал о своем бегстве. Они завидовали Карпу, который встретился с Богданом в придунайских дебрях, когда он бежал из плена!В семье Богдана готовились к встрече Нового года, ждали и Карпа. Мелашка была теперь матерью не только Мартынку, а всем им, в том числе и Богдану. Тот с радостью ждал их приезда, советуясь с Мелашкой и Ганной, как лучше встретить своих побратимов.А накануне Нового года, в Меланьин день, в полковую канцелярию Богдана зашел старый чигиринский казак, кузнец Микита. Он до сих пор еще ковал необходимую для полка мелочь и был своим человеком в доме.— Сегодня, пан писарь, заезжал ко мне один человек из-за Днепра, рыбак. Передавал вам поклон от полковника Сулимы Ивана… — запнувшись, тихо сообщил коваль.— Иван Сулима, говорите? — взволнованно спросил Богдан.— Да. Рыбак сказал, что он не один заедет. Возвращаются из-под Переяслава после поражения коронного гетмана… С ним еще несколько нереестровых казаков и старшин. Странствуют, скрываются, но обещали заехать к вам этой ночью как колядники.— В Чигирин?— Упаси боже в Чигирин! Очевидно, лубенский казак Мартын и приведет его в Субботов, как передавал рыбак…«Лубенский казак Мартын приведет». «Опытный „поводырь“!» — улыбнулся, вспомнив давнее прошлое.А в Субботове… гусары из полка! Неужели им так нужен был писарь именно в ночь под Новый год?.. Не успел он распрощаться с гусарами, как следом за ними, крадучись, словно с неба упали друзья из Италии! Богдан так обрадовался Назрулле, что совсем забыл об ожидаемом госте Иване Сулиме с казацкими старшинами.У хозяек было что подать на стол. Они ждали колядников. Богдан позаботился о том, чтобы его дорогие путешественники умылись, привели себя в порядок. Что они расскажут ему о Максиме? Несчастный воин, большой друг… Пришлось искать какую-нибудь одежду, чтобы переодеть хотя бы Назруллу и Ганджу. Это несколько задержало ужин.Богдан был так занят своими друзьями, что в первый момент удивился, когда появился дворовый казак и сообщил:— Казацкие старшины прибыли из Переяслава! Коней их отвели в яр холодноярского леса.Казаку показалось, что Богдан испуганно окинул взглядом комнату, где Ганна и Мелашка просили Ивана Ганджу помочь им поговорить с Назруллой. Дворовый казак хорошо знал своего хозяина. Богдан, как всегда, тут же и опомнился, поскольку давно ждал этих гостей.— Ну вот и хорошо. Слава богу, благополучно проскочили мимо… королевских надсмотрщиков. Приглашай всех в дом. Сколько их? Пешком или на конях прибыли?— Да говорю же — на конях, добрая сотня казаков наберется! Человек десять сошло с коней. Да и то… с нашими.— С десяток приехало? А кто эти наши?— Разве я не сказал? Приезжих человек семь. А вместе с ними наш Мартынко, Ивась и Филонко…— Приглашай всех. Скажи — рады… Да я сам… Ганнуся, матушка Мелашка! Наконец-то приехали…— Приехали? А как же быть?.. Не спрятать ли этих? Ведь приходится теперь и нашим людям прятаться. Их и так уже загнали, как зайцев, — сказала предусмотрительная Мелашка.Богдан не раздумывал, огонек решимости сверкнул в его глазах.— Пускай, матушка, остаются. Хотя бы и сам коронный гетман застал их здесь… Это мои гости! Писарь, думаю, сумеет защитить своих дорогих гостей. Да и Иван Сулима тут!Без шапки, раздетый, он рванулся к двери…Но дверь вдруг раскрылась, словно от ветра, и из сеней донесся говор людей, в комнату ворвался морозный туман, расстилаясь по дубовому полу. Моложавый, усатый запорожский полковник, которого теперь трудно было узнать, на ходу смахнул с русых усов иней и переступил порог.Раздался звон двух десятков шпор. Следом за ним вошли молодые казаки. Одни — в жупанах, подпоясанных красными кушаками, с саблями на боку и с пистолями за поясом, а некоторые и с двумя. Еще в сенях они снимали с голов смушковые шапки, растрепанные чубы-оселедцы, раскручиваясь, шевелились, как живые.Богдан широко развел свои сильные руки. Внутренне никогда не изменявшее ему чувство подсказало, что этот усатый казак и есть Иван Сулима. Это чувство теплилось в душе Богдана почти десять лет, поел» их разлуки на Дунае.— Ну… — произнесли, словно вздохнули, друзья-побратимы, обнимаясь и целуясь.Как всегда, без шапки, словно он где-то прятался, последним вошел Карпо Полторалиха. Отбросил растрепавшийся чуб-оселедец и первым подошел с приветствием:— Обнимайтесь, целуйтесь, панове друзья! Роди, боже, всякую пашницу, дари счастье дому сему!.. А это не матушка ли Мелашка с коржем да кутьей на полотенце, как своих родных, казаков встречает?.И первым разделся, подавая пример другим. Карпо приехал к своим родным на праздник! 5 Усадив дорогих гостей в красном углу, Богдан сам сел между Назруллой и Иваном Сулимой.— Угощайте, хозяйки, дорогих гостей, да… и меня заодно с ними. Знаешь, Иван, я пьян от счастья и радости! Сколько лет прошло, и каких лет!.. В хозяйских хлопотах глушу тоску, томлюсь на противной писарской работе. И жаль мне своей загубленной молодости! Учился, мечтал… А нынче места себе не нахожу подходящего, настолько выбила меня из житейской колеи турецкая неволя…И пил с гостями вино. Казаки повеселели, зашумели. Карпо занимал разговорами Назруллу и его друзей. Даже мрачный и озабоченный полковник Сулима становился, как и когда-то, разговорчивым собеседником.— Воюем, говорю, Богдан, льем попусту человеческую кровь в глупых стычках, с войсками коронного гетмана. Яцко Острянин разуверился, охладел в борьбе, а с избранием наказных атаманов неразбериха какая-то получается. Тьфу ты, прости, господи милосердный, все делается не так, как надо. Да и оружием своим воспользоваться толком не можем.— Отбиваемся же! Значит, можем… — подумав, заметил дружески Богдан.А вспыльчивый Сулима воспринял это как возражение.— Отбиваемся или только огрызаемся, припрятывая часть вооруженных казаков. Прячем, точно шило в мешке! Разве так следовало бы отбивать?.. Что же, Богдан, берешь и Назруллу к себе хозяйничать? — вдруг переменил тему разговора Сулима.Богдан хорошо понимал своего старого друга. Горячий, как и прежде, хотя пора бы уже и охладиться. Возле Суды у него есть хутор, семья. А какой неугомонный, даже в гостях спокойно посидеть не может! Он сдерживает себя, это видно, избегает говорить о том, ради чего приехал сюда. Разговор предстоит горячий. «Очевидно, будет уговаривать меня присоединиться к восстанию!..» — разгадал Богдан намерения друга.— Может, сначала один на один поговорим? Давно мы не беседовали с тобой, — тихо сказал хозяин гостю.Полковник быстро окинул взглядом сидевших за столом друзей. Улыбнулся, невыразительно кивнул головой.— Хлопцы, кажется, все свои. А о Назрулле я так… спросил. Он, очевидно, теперь не захочет хозяйничать… Он воин хороший.— Настоящий, хороший друг, Иван. Конечно, и воин, покалеченный каменецкой шляхтой не меньше, чем каждый из нас… Говоришь, огрызаемся? Мы, право, похожи сейчас на разъяренных псов, которые только огрызаются.— Разъяренный пес, дорогой Богдан, слепо бросается на своего обидчика… — снова продолжал Сулима мысль, которая не давала ему покоя.— Что же, давайте поговорим, друзья мои. Полковник Сулима возмущается несправедливым отношением польской шляхты к нашему народу, — громко обратился Богдан к своим гостям.— К украинским казакам, — прервал его Сулима.— Казак — это не только ты да сидящие тут за столом. Казаки — это наши люди, успевшие взять оружие в руки. А кроме них есть еще люди, тоже способные взяться за оружие. Но есть жены и дети. Это наш народ, который испытывает на себе гнет. Это вся Украина, мои дорогие гости!.. — воскликнул Богдан, раскрасневшийся от вина, как и его гости.— И потому единственный выход: отбиваться от шляхты! — не утерпел Сулима.— Лучше уж не отбиваться, а бить! Бить так, чтобы правнуки помнили! — воскликнул слегка опьяневший Богдан. — Не ради удовольствия киевские доминиканцы целый час освящали саблю Конецпольского, когда он отправлялся с войсками усмирять казаков! Он немилосердно будет рубить ею и не пощадит украинцев.— Проклятые католики! Уничтожить их надо вместе с их заикой гетманом… — не удержался совсем молодой старшина Иван Серко.Богдан до сих пор еще не был знаком с ним. Теперь спохватился и шепотом спросил у Сулимы:— Хороший, видать, хлопец, но… горячий. Где ты подобрал его? Рядом с ним, тот, что распахнул грудь, кажется, тоже будет неплохим запорожским полковником. Кто они, Иван?— Тот, что намеревается бить киевских доминиканцев, прозывается Серком. Смелый и ловкий воин в бою! А рядом с ним… неужели не узнаешь Данька Нечая? Отец его недавно погиб в боях под Киевом.— Полковник Олекса? — ужаснулся Богдан.— Да, он. Не пускали его драться. Но когда услышал, что шляхтич Заславский бахвалился превратить православные храмы в корчмы, немедленно бросился на помощь этой молодежи. Там и голову сложил… Ну, а этот сотник тоже Иван…— Одних Иванов подбираешь? — до сих пор еще находясь под впечатлением известия о гибели Нечая, промолвил Богдан. Что-то новое тронуло его душу: где-то идут бои, гибнут такие люди, а он… субботовскую целину распахивает.— Да Иванов же и в святцах порой по сорока на день приходится. Это уже Иван Нечипорович, — с уважением отрекомендовал Иван Сулима Золотаренко. — Так и зовем его. У него жена, двое детей. В бой с ляхами идет смело, без колебаний. В Чернигове примаком пристал, переехав туда с днепровского хутора, а свою сестру Ганну замуж выдал за полесского казака…— Золотаренко?! — воскликнул Богдан и посмотрел на сотника, который был похож на приднепровскую девушку Ганну.Сотник вскочил со скамьи, услышав свою фамилию. Улыбаясь, протянул бокал с вином, чтобы чокнуться с Богданом.— С удовольствием, сотник, с удовольствием! Как ваша сестра поживает? — спросил Богдан, протягивая свой бокал и подавляя волнение, вызванное воспоминанием.— Ганна? Так не вас ли это, Богдан, частенько вспоминает она?Богдан смутился. Помолчав, он продолжил начатый перед этим разговор:— Говоришь, казаче, бить надо?— Бить, пан хозяин. Страшные и коварные люди эти шляхтичи. Это саранча, налетевшая на наши земли. Только бить… — закончил молодой старшина.— Но, друзья мои, гости дорогие! Для того чтобы бить, нужно обладать хорошей силой.— А разве она у нас слабая? Вон как разбили войска коронного гетмана под Киевом, — добавил Сулима.— Слыхали и мы об этой победе под Киевом.— Да, победили королевские войска, но подписали такое соглашение, которое ничего не изменило в жизни нашего народа. То же самое, что было и в прежних соглашениях. Снова ограничили реестр казаков, а украинцы по-прежнему остались крепостными шляхтичей… — с грустью произнес Богдан и сел.Наступила минутная тишина. Богдан и не предполагал, что так растрогает не только своих гостей, но и себя. Отодвинул бокал с вином в сторону и вышел из-за стола. Словно хотел освободиться от обязанностей хозяина. Он уже не слышал, о чем говорили гости. Только басок Ивана Богуна резко выделялся среди общего гула:— Тарас Трясило тоже так думает! Заезжал к нам, ночевал на хуторе. Бить, говорит, и гнать надо их с пашен земли.— А сам на Сечь бежит… — прервал его Богдан, стоявший посреди светлицы.— Куда же деваться казаку зимой? — как оправдание прозвучали слова Золотаренко.— Где люди, там должны быть и их вооруженные силы! — впервые за весь вечер вмешался в разговор Мартынко. И мать, улыбнувшись, одобрительно посмотрела на сына.— Эти вооруженные силы, мои друзья, надо еще создать, их слишком мало для нашей страны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58