На ум вдруг пришло, что ежели у нее есть любовник, то любовник боится ее и трепещет под этим углубленно-серьезным взором. И что ему теперь? Броситься на нее? Ударить? Уйти? Убежать? (Хотя он никогда и ни от кого не убегал!) Или просто пожелать спокойной ночи и отправиться к Бьянке или Сандре, гасить в их объятиях внутренний огонь этой ночи? Он стоял и смотрел, не в силах сделать движения, и она смотрела ему в лицо, и что-то сдвигалось, что-то копилось в этом взаимном молчании, и когда он уже сделал полшага назад, готовясь невесть к чему, Има вымолвила вдруг, спокойно и просто, чуть охрипшим голосом:— Входи!Девушка оказалась девственницей. Она молчала, обнимая Коссу за шею, когда он, так же молча, овладевал ею. Она сама помогла сбросить уже разорванную, мешавшую ему рубашку и осталась нагой. Она мгновенно овладела таинством поцелуя, вбирая язык себе в рот и покусывая его твердые жесткие губы. Она за какие-то немногие миги прошла, познала и ад и рай любви. Минуты? Часы? Столетия? протекли с того мига, когда острая боль разорвала ей низ живота и судорога прошла по всему телу, и уже нахлынуло и продолжало царить удивительное ощущение, что он там, внутри, и шевелится, словно ее ребенок!«Словно мой малыш!» — подумала Има, послушно разводя бедра и всячески помогая ему все глубже и все полнее овладевать ее телом.Светало. Бледная зелень окрасила небо, и темень крыш, видных в окно спальни, и неровная череда боевых башен начала понемногу отделяться от прозрачности воздуха, тяжелея и опускаясь долу. Они лежали, оба опустошенные, ибо Косса начинал вновь и вновь, вновь и вновь входя в ее плоть, вновь и вновь наполняя ее горячими соками жизнетворения. Теперь Бальтазар, окончательно насытившийся, задремывал. Има лежала на спине рядом с ним, не сведя раскинутых ног, вся легкая, пустая, чуя, что еще немного, и она улетит как птица в отверстое окно. Голову слегка кружило, и тело было трудно даже подвинуть. Ничего уже не хотелось, неможно казалось даже натянуть на себя скомканную простыню. «Это счастье?» — думала она и не находила ответа. Почуяв его шевеление, не поворачивая головы, Има произнесла негромко в хрустальную пустоту, объявшую усталых любовников:— Ты меня бросишь, как бросаешь всех. Но знай, когда бы ты ни пришел, я приму тебя, и не стану корить, и чтобы не случилось с тобою — помогу всеми силами…Он приподнял голову, молча выслушивая непривычно-странные слова своей новой любовницы.— У тебя, — договорила она, — слишком много женщин! Пусть же среди них будет одна тебе другом! Хотя бы одна! — добавила Има, вполгласа, и тот, в смущении, поспешил обнять и притиснуть к себе податливое тело этой так и не разгаданной им девушки.— Любимый мой! — только и прошептала она, послушно отдаваясь новому приступу его страсти.
Има как в воду глядела, сказавши, что Бальтазар скоро ее бросит. Но разлуку перенесла мужественно, без слова укора, и старалась не думать о девушках из знатных семейств, по очереди падавших в его объятия, старалась не ревновать и не возмущаться, узнавая, что Косса овладел новой своей жертвой. И только раз не выдержала, проследив милого своего, когда он отправился в квартал бедноты, в сборище сляпанных абы как и абы из чего хижин, чтобы встретиться с очередной любовницей из простонародья, Сандрой Джуни. Еще и днем приходила поглядеть на эту Сандру, дочь сапожника, недоумевая: чем эта замарашка со спутанными волосами могла прельстить разборчивого Коссу? И постаралась все-таки понять, чем, и, поняв, вновь оправдать неверного возлюбленного своего, которому продолжала хранить верность, ибо никто больше в целом свете ей был не нужен и после Бальтазара не мог увлечь даже на краткий миг греховного соития. Отказываясь от всех предложений любовных встреч и даже замужества, она предпочитала в одиночестве проводить ночи на той самой кровати, под тем самым одеялом, с книгой в руках, и редкие слезы капали на развернутый фолиант Тацита или «Гражданских войн» Полибия. VI Она не ревновала! Ревновали другие. И случилось нижеописанное на последнем курсе, когда Бальтазару только и оставалось почти, что с блеском сдать экзамены и получить диплом и степень доктора обоих прав, открывавшую ему дорогу к высшей церковной карьере.Монна Оретта встретила Бальтазара у входа в университет, кинулась впереймы со слезами на глазах, беспорядочно, то вспыхивая, то угасая, просила, умоляла его о новом свидании.Бальтазар посмотрел сумрачно. Монна, замужняя женщина, которой связь со студентом (и каким! Самим Бальтазаром Коссой!) нужна была скорее распущенности и выхвалы ради (успеть получить то же, что получают другие, насладиться сполна отпущенными годами молодости!), Монна совсем не интересовала его теперь. Он торопился, и даже не выслушав до конца свою брошенную любовницу, сказал, что никаких свиданий больше не будет, и повелел, именно повелел! Не уговаривал, не успокоил, а сухо приказал женщине оставить его в покое и не ждать дальнейших встреч. Именно этого тона сурового приказания Монна Оретта вынести не смогла. В тот же вечер она, волнуясь и плача, рассказала мужу, что ее преследует «один студент», что нынче он снова заступил ей дорогу и угрожал расправою, что она молчала до сих пор, блюдя честь своего супруга, но больше не может молчать, да и боится за свою жизнь… Как на грех, у нее сохранились письма Коссы, и супруг, стареющий городской богач, Ладзаро Бенвенутти, вполне уверился в жалобах супруги… Вполне ли? Возможно, и подспудная зависть к знаменитому вожаку болонских студентов сыграла роль! Не мог же он не знать, что молодая жена посматривает по сторонам уже давно, что ее, по старинному выражению, пора на цепь сажать. Не мог не знать и того, сколь опасно спорить с Бальтазаром Коссой… Но в Италии той поры существовал тот же институт заказных убийств, с которым познакомилась Россия только на исходе двадцатого столетия. Наемные убийцы даже и прозвище свое имели — «браво» (не путать с овациями в театре!). Браво обычно использовали кинжал, тонкий граненый стилет, удар которого, глубоко проникающий, обычно оказывался смертельным, а крови наружу выливалось чуть. Так что порою не понять было, от какой такой причины идущий по улице человек вдруг начинал заваливаться навзничь, хрипя и закатывая глаза.На счастье Бальтазара браво, нанятый Ладзаро Бенвенутти, оказался маленького роста, и удар, предназначенный в шею Коссы, попал ему в предплечье. Да, возможно, и кошачья ловкость Бальтазара, успевшего отскочить, сработала. Убийца метнулся прочь и исчез в поперечной улице.«Кто заплатил ему за это?» — думал раздосадованный Косса, унимая текущую кровь. Он шел к Сандре Джуни, к кварталу бедноты, и напасть на него тут мог только наемный убийца. Местные буяны хорошо знали Коссу, и вряд ли кто из них решился бы — да и захотел! — напасть на него.Кто заплатил?! Разумеется кто-то из родственников брошенных им любовниц, но кто? О Ладзаро Бенвенутти он в тот миг даже и не подумал.На вечерней попойке, когда Бальтазар небрежно рассказал о происшествии, «дьяволы» наперебой стали предлагать Коссе с нынешнего дня организовать почетную охрану своего предводителя. Бальтазар отрекся со смехом:— Ежели хоть один из вас, други, пойдет со мной, он испугается! А я хочу поймать убийцу!Второе нападение (он ждал его) произошло почти там же, в утренней мгле.Бальтазар, завернувшись в плащ, возвращался от Сандры Джуни, вспоминая с усталым удовольствием неистовую страсть, слезы, короткий горловой смех, поцелуи и нежные касанья девушки, все еще не опомнившейся от счастья того, что ей достался такой красивый, знатный и знаменитый на всю Болонью возлюбленный, с которым она каждую ночь, боясь, что он уйдет и не придет больше, проводила как первую и последнюю, выкладываясь до того, что порою даже теряла сознание в мощных объятиях Коссы. Дело происходило в сарайчике, на охапке грубой соломы, застеленной попоною. Владельцу сарайчика было заплачено полновесными цехинами, и — уж признаемся в том прямо — заплачено было и брату Сандры, за молчание и даже помощь в любовных делах. Он нередко провожал сестру «до места» и приводил ее домой, каждый раз получая на выпивку — иное его мало интересовало. А что девушки из бедных семей сплошь да рядом отдаются богачам — так это было слишком привычно, чтобы его всерьез возмущать. Дарил бы подарки сестре этот Косса, не жадничал!Бальтазар шел, размягченный и усталый, и едва не пропустил момента, когда за спиною сзади раздались торопливые шаги. Он успел прикрыться левой рукою, в которую, скользом, попало лезвие стилета, а правой схватил убийцу, бросившего с перепугу стилет, за горло:— Кто тебя послал? — прошипел он. — Говори, не то задушу!У вертлявого человечка глаза начинали вылезать из орбит, а пальцы все слабее царапали железную длань Коссы.— Я не знаю, не ведаю, ни имени, ничего, знаю только дом! — хрипел он, обвисая в смертной истоме.— Веди! — приказал Косса и, обмотав горло браво полою плаща, толкнул того в спину.Они перешли к церкви Святого Доминика, лишь недавно построенной, и тут, чуть восточнее храма, браво остановился.— Говоришь, большой, толстый? Старый или молодой? А ее видел? Белокурая? Мне по плечо? Не слыхал, как называла мужа? Ладзаро?Все было ясно. Уверившись в предательстве Монны Оретты, Бальтазар отпустил незадачливого убийцу и, дав ему коленкой под зад, вымолвил:— Ступай!Тот отлетел, шлепнулся, вскочил на четвереньки, ошалело глянул на Коссу («Только и осталось хвостом вильнуть!» — подумал тот.) и, вскочив на ноги, стремительно пустился удирать.Косса, проверив, удобно ли кинжал вынимается из ножен, решительно полез через ограду. Когда-то он знал все тут наизусть. Даже сторожевой пес, узнавши Коссу, не стал лаять, а только лизнул его в руку.Вот с этого подоконника он когда-то, в течение целого месяца, каждую ночь подымался к Монне Оретте в ее спальню! Он и сейчас проник к ней без особого труда.— Монна Оретта! — крикнул Косса нарочито громко. — Покажи мне, где спит твой счастливый супруг! (Так, во всяком случае описывает этот эпизод, возможно придуманный им самим, Александр Парадисис.)В темноте спальни толстый Ладзаро поднялся в постели. (После слез, вздохов и жалоб отвергнутой Оретты, супруги, сблизясь, спали вдвоем.) Бальтазар вынул кинжал и, не раздумывая ни мгновения, погрузил его в горло Бенвенутти. Потом обхватил трепещущую Монну левой рукою (слегка поморщась от боли, ибо кровь снова потекла), правой срывая с нее остатки одежды, и, когда женщина осталась голой, заломил ей руки за спину и ножом начертал звезду на ее груди.— Вот так! Теперь ты будешь помнить меня всю жизнь!На истошные крики хозяйки уже бежали разбуженные слуги, торопливо похватавши оружие. Двое ворвались в комнату, но Косса увернувшись, с подоконника ринул вниз, мгновением повиснув на склонившейся ветке дерева, спрыгнул на землю, молнией перелетел через ограду и, пробежав улицей Виа Клари, завернул в квартал, где теперь находится церковь Сан-Джованни ин Монте. Шаги за спиною не смолкали. Преследователи явно начинали его нагонять.Убийство — в любом веке убийство. Бальтазар, углядев высокую ограду, увитую плющом, вскарабкался на нее, перемахнул на корявый сук дерева, склонившего свои ветви над улицей, и унырнул, прижался ниц, гадая: узрели его или нет? Шаги преследователей, впрочем, пронеслись мимо и начали отдаляться. Завтра же, по жалобе Монны, подеста прикажет привлечь студента Бальтазара Коссу к суду за убийство гражданина Ладзаро Бенвенутти… «Скверно! Следовало убить и ее тоже!» — запоздало подумал он, углубляясь в сад.Перед ним была низенькая дверь, похожая на все те низенькие двери, через которые он проникал в апартаменты своих любовниц. И эту дверь он открыл без особого труда, оказавшись в темном пустом коридоре, тьма которого была чуть разбавлена сочащимся откуда-то светом ночника. В конце коридора смутно виднелась замкнутая дверь, почти утонувшая между двумя мраморными пилястрами.Далее даю вновь слово Парадисису:«Бальтазар прошел мимо двери слева и остановился. Одна из дверей справа была полуоткрыта. Женщина средних лет, вероятно служанка, держала зажженную лампу, и в свете ее герой наш увидел волнующую сцену: молодая женщина поднималась с постели. Служанка только что откинула покрывало, а женщина небрежно, грациозным движением приподняв рубашку, высоко обнажила ноги… Красивые ноги, только что покинувшие теплоту постели, искали на полу изящные туфельки.Что это была за красота! Бальтазар Косса, Бальтазар, пресытившийся разнообразными женскими прелестями, был поражен, не мог оторвать глаз от этой божественной красавицы, с каштановыми волосами, стройной, как колонна, с тоненькой осиной талией, бело-розовой кожей, мраморной шеей и высокой грудью, видневшейся в низком вырезе рубашки. У нее были черные миндалевидные глаза, тонкие, как шнурок, брови, темные, густые, длинные ресницы, еще больше подчеркивавшие очарование ее глаз, красиво очерченный прямой нос.— Чудо! — в экстазе вымолвил вслух Косса.Он пытался вспомнить, видел ли когда-нибудь эту девушку за пять лет своего пребывания в Болонье, но так и не вспомнил. «Может быть, она всегда жила здесь, но скрывалась?» — думал он.Вдруг Бальтазар отскочил от двери и побежал обратно, чтобы укрыться где-нибудь, так как молодая девушка (ей не было и двадцати лет, по предположению Коссы) встала, накинула на свое красивое тело пеньюар, отороченный мехом, и направилась к двери. Служанка исчезла, и девушка вышла в коридор. Бальтазар вынужден был отступить дальше. Он двигался совершенно бесшумно, оглядываясь на девушку, приближающуюся с лампой в руке. Его поразила ее походка, легкая, как дыхание. Казалось, что она плывет по воздуху, не касаясь пола.Девушка подошла к странной двери между двумя полуколоннами, повернула ключ в замке, открыла дверь и хотела уже войти в комнату, когда неожиданный шорох привлек ее внимание и заставил оглянуться. На лице ее не отразилось никакого испуга, казалось, она просто ищет, куда поставить лампу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58