Надо бы заменить ей сигары, коньяк и кофе на молоко, надо бы одеяльце потеплее принести ночью…
– Все в сборе? – спросил худощавый мужик с «чарли чаплиновскими» усиками. Он осмотрел всех, кто сидел за столом с гримасой лёгкого пренебрежения и презрения.
– Диканские ещё не приехали, а Ребровы застряли на Гоа из-за цунами, – равнодушно пояснила изящная женщина, сидящая от него по правую руку. Тонкими пальцами она трепала на шее ожерелье, отсвечивающее всеми цветами радуги. Из траура на ней была только чёрная кокетливая заколка, придерживающая на затылке медовые волосы.
– Ребровы всегда находят цунами, а Диканские вечно путают похороны со свадьбой, – хмыкнул голубоглазый парень с высветленными волосами и бриллиантовой серьгой в ухе.
– Замолчи, Крис, – нахмурился усатый мужик. – Твой юмор здесь неуместен.
– Мой юмор везде неуместен, – огрызнулся Крис, и, подёргав себя за серёжку, злорадно добавил: – Кроме канала «ПопШоу ТВ»!
– Где твои дурацкие шуточки постоянно запикивают! – выкрикнула Нелли, тряхнув разноцветными дредами.
– Молчать! – повысил голос хозяин, и Славка вдруг понял, что усы у него не «чарли чаплиновские», а гитлеровские. – Я собрал всех здесь, чтобы сообщить, что…
– Что никому из вас, господа, от жирного бабкиного пирога ничего не достанется! – захохотал Крис и закинул ноги на стол.
– Вон отсюда, – ледяным тоном приказал усатый. – Вон! – он по-фюрерски выбросил руку вперёд, указывая на дверь. – Я не посмотрю, что ты мой сын! Выгоню из дома за хамство и разгильдяйство!
– Ой, да пожалуйста! – Крис встал, вразвалку дошёл до двери и выпал за неё, дурашливо споткнувшись на пороге.
– Крис у нас селебрити, – улыбнувшись, пояснила гостям Нелли. – Знаменитость! Он самый популярный телеведущий на самом популярном музыкальном канале. За его снимок в трусах газеты дадут пару тысяч долларов, а без трусов и того больше. Папахена это сильно раздражает, потому что его голая жопа не стоит и пяти долларов…
– Молчать!!! – заорал «папахен», теряя контроль над собой. – Полина… – жалобно обратился он к женщине с траурной заколкой и в вызывающе сверкающем ожерелье. – Полина, прекрати немедленно это безобразие…
– Нелли, тебе не стыдно? – рассматривая маникюр, равнодушно спросила Полина девчонку. – Продолжай, дорогой, Нелли больше не будет грубить.
– Собственно, начать я хотел с того, что похороны состоятся завтра в три часа дня. Прошу всех собраться в гостиной для прощания с умер… усоп… с нашей дорогой Идой Григорьевной. После похорон все приглашаются на поминальный обед, а потом…
– На поминальные танцы! – выкрикнула девчонка, уклоняясь от подзатыльника, который ей попыталась отвесить Полина.
– Я отправлю тебя на учёбу в закрытый пансионат и выделю тридцать рублей в день на расходы, – пригрозила она.
– Тридцать рублей! – закатила глаза девчонка. – Мамахен, у тебя приступ щедрости?! Я согласна в закрытый пансионат, там наверняка кормят мясом и разрешают выкурить одну сигаретку между уроками. А ещё там много лесбиянок, мамахен! Я видела их только в кино…
– О, господи, – закатил глаза отец семейства, потирая грудь с той стороны, где находится сердце.
– Немедленно выйди, – приказала Полина дочери. – Немедленно! – Она даже привстала в порыве гнева, хотя глаза у неё оставались равнодушно-холодными, как блеск ожерелья на шее.
Нелли радостно подскочила со стула и побежала к двери, где демонстративно споткнулась, повторив трюк своего звёздного братца.
Славка еле сдержался, чтобы не захохотать. Совсем не такими он представлял отношения в благородных семействах, живущих в огромных особняках. Он думал, тут все отвешивают друг другу поклоны, делают реверансы и разговаривают исключительно через «милостивый государь» и «дорогая сударыня». Забыв, что он девушка, Славка игриво подмигнул черноволосой красотке, сидевшей прямо напротив него. У неё была смуглая кожа, глаза как перезревшие сливы, и вполне возможно, она умела бегло говорить по-испански. Красотка интеллигентно приподняла брови, ответив Славке тонкой улыбкой. Орлик хлопнул себя по нашалившему глазу и срочно сделал лицо пуританки.
Чёрт, как бы запомнить, что его не интересуют женщины?.. Как бы запомнить, что он сам с ножками, губками, ресничками, и грудью второго размера из туалетной бумаги? Славка нащупал в кармане крест, мысленно проговорил сумму «сто тысяч долларов» и дал себе слово, что будет внимательнее к своей женской сущности.
– Все вы знаете, – продолжил тем временем свою незадавшуюся речь глава семейства, – что Ида Григорьевна перед смертью составила список гостей, которых хотела бы видеть на своих похоронах. Я исполнил её последнюю волю. Я обзвонил и пригласил всех, кто внесён в этот список. Думаю, нам нужно представиться и коротко рассказать о себе, ведь большинство из нас ничего друг о друге не знают. Три дня нам предстоит провести вместе, три дня по воле покойной мы будем жить бок о бок. После похорон её адвокат зачитает завещание. Что в нём – одному богу известно. Все знают, что покойница была дамой экзальтированной, непредсказуемой, а главное – чудовищно богатой и не подчиняющейся никаким общепринятым правилам.
– Гоша! – укоризненно вскинула на него глаза Полина. – Георгий!!
– Да, да, – осекся Георгий. – Я немного отвлёкся. Меня, что называется – понесло. Итак, предлагаю всем немного рассказать о себе. Меня зовут Гошин Георгий Георгиевич, я внук Иды Григорьевны, мне пятьдесят пять лет, у меня сеть клиник эстетической хирургии. Они приносят приличный доход, но это жалкие гроши по сравнению с теми доходами, которые моя бабка имела от своих акций. Мой отец, единственный сын Иды Григорьевны, погиб шесть лет назад на охоте от случайного выстрела. Моей жене Полине тридцать шесть лет, она художник-дизайнер, и хотя давно не работает по специальности, много рисует, её выставки пользуются большим успехом, а картины хорошо продаются. У меня есть сын Крис от первого брака, нашу общую дочь Нелли вы все видели. Вообще-то, они нормальные ребята, но у одной сейчас переходный возраст со всеми завихрениями максимализма, а у второго… звёздная болезнь. Поклонники рвут его на части, поэтому у парня слегка притупилось чувство реальности. У меня всё, господа. – Гошин сел и вытер платком пот со лба. Речь далась ему нелегко. Лёгкая степень презрения, которую он явно испытывал ко всем присутствующим, не давала расслабиться, быть искренним и приветливым. – Прошу вас, по очереди… – Гошин кивнул на Орлика, и у Славки сердце укатилось куда-то от страха, что он внятно не может сказать о том, кто он.
– Я Алина Сметанина, – спасла его дама в вуальке, сидевшая рядом, – младшая сестра Полины. Я тоже художница, мои выставки тоже пользуются успехом, а картины хорошо продаются. Не замужем, детей нет, на наследство не претендую. Иду Григорьевну я очень любила, считала её своей подругой и часто забегала к ней на чай. Она говорила, что я талантливее Полины и помогала мне снимать самые дорогие залы для выставок.
Полина громко фыркнула и выразительно отвернулась от сестры.
Гошин поморщился.
– Ну, Ида Григорьевна кому только не помогала, кто только не считал её своей подругой, и с кем только она не пила чай, – произнёс он бесцветным голосом.
Дама возмущённо взбила свою вуальку и нервно сцепила пальцы в чёрных прозрачных перчатках.
– На наследство не претендую, – фыркнув, повторила она.
– Дальше! – раздражённо приказал Гошин.
– Я Фёдор Башка, – привстав, представился огромный мужик в мешковатом костюме и неприлично розовой для столь скорбного повода рубашке. – Ида Григорьевна шутила, что влюблена в меня.
– Думаю, не шутила, – усмехнулась Полина. – Она обожала таких медведей, в особенности, если они были лет на восемьдесят моложе её.
– Если быть кратким, она спасла меня от тюрьмы, – сухо продолжил свой рассказ Фёдор. – Я приезжал к ней в гости два раза в год и вывозил её на природу. Ида Григорьевна со спиннингом сидела на берегу речки, а мой друг в водолазном костюме цеплял на крючок рыбу, чтобы доставить ей радость. Я приехал лишь для того, чтобы проводить Иду в последний путь. Никакие деньги мне нужны.
– Какие все бескорыстные, – язвительно пропела Полина.
– Дальше! – процедил Гошин.
– Я Лидия Федина, – склонила голову девушка, с которой Славка по недоумию начал заигрывать. – Ида Григорьевна была моей опекуншей. Мои родители погибли в автомобильной аварии, едва мне исполнилось четырнадцать лет. Гошина взяла на себя все заботы обо мне. Она оплачивала моё обучение, одевала, кормила, наняла штат прислуги и сделала всё, чтобы я не попала в детдом. Я пришла бы на её похороны, даже если бы она не внесла меня в этот странный список гостей. Я не жду никакого наследства от Иды, я просто очень любила и бесконечно уважала её.
– Дальше, – не дав жене выступить с комментариями, сказал Гошин.
– Мы братья Архангельские, – пробасил атлетичный, бритый наголо парень, кивнув на точную свою копию – такого же атлетичного и бритого парня, сидевшего рядом с ним. – Близнецы Глеб и Павел. Не пытайтесь нас различить! Это не удавалось даже нашей маме. Ида приходилась ей двоюродной прабабкой по линии отца, значит, мы приходимся Гошиной… – Парень замолчал, пытаясь сформулировать степень родства со старухой.
– С боку припёка, седьмая вода на киселе, – усмехнулась Полина.
– Можно и так сказать, – согласился близнец. – Тем не менее, бабка отчего-то захотела нашего присутствия на своих похоронах. Честно говоря, мы не отказались бы получить от неё на память несколько сотен тысяч евро. Это бы сильно скрасило наше холостяцкое существование, правда, Глеб? – подмигнул он своему близнецу-братцу и тот показал в улыбке два выбитых передних зуба. Наверное, чтобы никто не обольщался таким отличием, Павел тоже растянул губы, продемонстрировав точно такое же отсутствие передних зубов. – Мы хоккеисты, – пояснил он.
– Понятно. Больше хоккеем никто не балуется? – обвёл Гошин глазами присутствующих. – Нет?! Может, ещё есть спасённые Идой Григорьевной от житейских невзгод, нищеты, тюрьмы и болезней?!
– Есть! – с надрывом сказала бесцветная женщина неопределённого возраста. Она единственная из всей компании была в откровенном трауре и то и дело промакивала глаза носовым платком. – Меня она спасла от невзгод, нищеты и смерти! Я потеряла единственного сына. Он… погиб. Спасаясь от невыносимого горя и желания покончить с собой, я попала в секту, где мне пообещали прозрение, просветление и скорую встречу с моим мальчиком. В результате я осталась без квартиры, дачи и денег. Всё забрала секта. Ида Григорьевна оказалась за рулём машины, под которую я бросилась, чтобы свести счёты с жизнью. Она вернула мне желание жить, дала денег и купила квартиру. Меня зовут Рада Родимцева. Я обязана Гошиной всем. Ида тоже внесла меня в список гостей, но кроме как на прощание с ней я ни на что не претендую.
Гошин картинно захлопал в ладоши.
Полина криво улыбнулась, а Алина Сметанина закинув вуальку на шляпу, уставилась на странную женщину так, будто у той на голове расцвёл куст сирени.
– Надеюсь, она не авантюристка, – сказала Алина, вернув вуальку на место.
– Все мы тут в некотором роде авантюристы, – вздохнул Георгий Георгиевич.
«Это уж точно, – подумал Славка. – Знали бы вы, что покойница спокойно дрыхнет в гробу, и стёкла дрожат от её храпа!».
Знали бы они, что Славка шпион, засланный старухой в стан – то ли врагов, то ли друзей, то ли родственников, то ли прихлебателей у её сытной кормушки. Судя по рассказам, Ида Григорьевна Гошина была матерью Терезой, в жилетку которой то и дело утыкались совершенно посторонние люди.
– Меня зовут Мила Брагина, – чинно представилась девушка в роговых очках и с дурацким платочком на шее. – Я репетитор Иды Григорьевны.
– Кто?! – хором спросили все.
– Репетитор по французскому языку. Она платила мне двести долларов за урок, и я два раза в неделю занималась с ней.
– Какой к чёрту французский? – пробормотал Гошин. – У неё же ни одного зуба не было, а французский без зубов…
– Да и русский с присвистом! – захохотали братья Архангельские, сверкнув щербатыми улыбками.
– Гошина была очень хорошей ученицей, – серьёзно сказала Мила. – Она обладала прекрасной памятью, а отсутствие зубов почти не сказывалось на произношении. Когда она меня нанимала, то объяснила, что хочет читать в подлиннике французскую литературу – Бальзака, Стендаля, Мопассана. Честно говоря, старуха вызывала у меня огромное уважение, но я не понимаю, почему она захотела пригласить меня на свои похороны, ведь, в принципе, мы с ней посторонние люди.
– Бабуленция собрала сброд у своего гроба, а нам расхлёбывай, – тихо проворчала Полина, нервно теребя ожерелье.
– Простите, – извинился за жену Георгий Георгиевич. – Просто мы перенервничали за последние два дня. Ида Григорьевна умерла как-то странно и неожиданно, несмотря на возраст. У меня всегда было нереальное ощущение, что она переживёт всех – меня, моих детей, моих внуков и правнуков. А тут…
Я с семьёй живу в другом доме, за прудом, который находится на территории этого огромного поместья. Наш особняк поменьше, и я не раз предлагал бабке поменяться жилищем. Зачем старухе такие огромные апартаменты? Но она была упряма и очень заботилась о своём статусе самой богатой женщины. Правда, пресса к этому почётному званию добавляла «самая старая», отчего Ида Григорьевна просто свирепела. В общем, бабка гордо жила на тысяче квадратных метров и ни в какую не соглашалась переехать на более уютную площадь. Прислуживали ей Ксения Павловна и старик-садовник. Мы встречались всей семьёй только по выходным и праздникам. Иногда Ида Григорьевна приглашала нас позировать для журналистов, которые приезжали, чтобы сделать материал о «великолепной Гошиной».
1 2 3 4 5 6