Иного было не дано, понимаете? Зло порождает зло. Так гласит Священное писание.
– Порождает? – переспросила Нэн с едва уловимой ноткой сарказма в голосе.
Однако Вильма уловила. И еще выше вздернула подбородок. Я пришла к выводу, что эти движения подбородком – из разряда непроизвольных жестов, которые все мы временами делаем. Например, кусаем губы, когда нервничаем. Правда, Вильмин подбородок устремлялся вверх всякий раз, когда она чем-то хвасталась.
– Я, милочка, способна распознать зло, – заявила она. – А зло порождает зло – это уж в крови. Видно невооруженным глазом. Стоит вспомнить, как они жили. Сплошные пьянки-гулянки. Пьянки и гулянки. С утра и до вечера.
– Веселая парочка, – заметила Нэн. Вильма метнула на нее презрительный взгляд.
– Да будет вам известно, они оба были грешниками, Тедди и эта его жена. Она-то была чистейшим злом. Изменяла Тедди, прелюбодействовала с тем, другим мужчиной. Возмутительно – вот все, что я могу сказать!
Если бы все! Но, к сожалению, Вильма продолжила:
– И ведь Тедди вполне мог выбрать себе в жены кого-нибудь получше. Такой был симпатичный – любая за него пошла бы! Мог взять себе хорошую, богобоязненную женщину. Мы с ним оба получили хорошее религиозное воспитание.
Немудрено, что Тедди захотелось развлечься. На сей раз Вильма сграбастала керамического мышонка.
– Так что я не удивилась, когда злом воздалось за зло. Кровь, и смерть, и пламя адово – прямо как в Библии. Такой конец уготован грешникам. Такова воля Божья. Так должно было случиться. – Голос Вильмы зазвучал ритмично и напевно, как у фанатичного проповедника.
Теперь я поняла смысл металлических табличек во дворе. Для нее согласие с Господом безусловно приравнивалось к почитанию девственной свежести ее газонов.
– И вот теперь все началось заново, – нараспев продолжала Вильма. – Зло снова вступило в свои права. Темное зло. Чистое зло. И вновь я не удивлена. Ничуть не удивлена, что снова творится зло. Потому что зло порождает зло.
– Порождает, порождает, – закивала Нэн, словно прекрасно понимала, о чем толкует свихнувшаяся старушенция. – Говорите, снова творится?
Вильма поочередно оглядела нас с сестрой.
– Ну как же, я решила, вы потому и пришли. Увидела в новостях, – пояснила она. – Все, как я и говорила. Зло плодится. И теперь старший сын Тедди и Джейн тоже убит. И его жена.
О господи…
– Что вы имеете в виду? – медленно спросила Нэн, но, думаю, мы обе знали, что сейчас скажет Вильма.
– Ну как же – Рассел Мурмен! Погиб, как мать с отцом. Рассел был старшим сыном Тедди. Слышала, он погиб где-то в центре. Убили его. Горло перерезали.
Я посмотрела на Нэн. Значит, молодой человек, что пытался подцепить меня недавно на улице, был тем самым маленьким мальчиком, за которым мы присматривали почти четверть века назад! Маленький мальчик вырос и уже убит. И убита его жена.
Я пыталась переварить все это. Какой ужас!
Но, если откровенно, ужасало меня и другое. Боже, я вдруг ощутила себя старухой!
Естественно, я попыталась ухватиться за тонкую соломинку, не может быть, чтобы Рассел Мурмен – тот самый ребенок.
– Но ведь его звали иначе, – заметила я. Вильма фыркнула:
– Конечно, иначе. После смерти родителей мальчиков отдали на усыновление. Само собой, новые семьи сочли за благо изменить им имена. И я их не винила. Кому понравится, когда на твоего ребенка все вокруг указывают пальцем и пялятся? При том что их настоящие родители сгорели дотла в своем борделе, и все такое.
Как я уже говорила, эта женщина умела изящно выразиться.
Подбородок Вильмы снова взлетел вверх.
– Понятное дело, это я все устроила. Отдала детей на усыновление, помогла подыскать подходящих родителей – но ведь это был мой долг. Все было организовано с помощью моей церкви. Апостольской церкви Священного Писания.
Об этом богоугодном заведении я слышала. В основном потому, что о ней упоминалось в новостях на радиостанции Нэн. Прошлым летом Апостольская церковь Священного Писания ненадолго отошла от дел – закрылась, поместив на парадном входе объявление: ЗАКРЫТО В СВЯЗИ С ВОЗНЕСЕНИЕМ.
Очевидно, прихожане ожидали, что их всей компанией переселят живьем на небеса. Журналистская братия тут же прозвала эту церковь «чертовым колесом». Помнится, мне тогда очень хотелось оказаться в их лоне в ближайшее воскресенье и послушать, как пастор будет объяснять своей пастве, почему они все еще обретаются на грешной земле. А кстати, угрюмый настрой Вильмы, вполне возможно, объясняется этим острым разочарованием.
Старушка, очевидно, расценила наше молчание как упрек в том, что она отдала племянников в чужие руки. Она выпрямилась в кресле.
– Ну не могла же я оставить мальчиков у себя! Я обвела глазами многочисленные безделушки.
Она была совершенно права.
– Тем более учитывая, в какой семье они росли, – продолжала Вильма. – Они были такие невоспитанные – сущие дьяволята. К тому же я сомневалась, что мальчишки действительно мне родня. Их мамаша так себя вела… Не говоря уже о том, что я всю жизнь страдаю от болей в спине… но уж это мой крест.
Я вспомнила, как шустро страдалица впорхнула в свою гостиную. Завидная выдержка!
– И вдобавок, – поспешно добавила Вильма, – мне и содержать-то мальчиков было не на что. Тедди с этой женщиной жили на широкую ногу, но, когда погибли, оказалось, что они должны всем и каждому. Даже деньги, вырученные от продажи дома, не покрыли всех долгов.
Я открыла рот, чтобы выказать сочувствие, но Вильма не нуждалась в ободрении.
– Разумеется, я позаботилась, чтобы мальчики хорошо устроились, – заявила она, в сотый раз вздернув подбородок. – Это было самое меньшее, что я могла сделать!
И вновь она была права.
– А брат Рассела? – спросила Нэн. – Как его теперь зовут?
Мы с Нэн уже знали ответ. Родственник – вот как его назвала Элис. И нагловатая особа из шкафа, его жена, это подтвердила. Мы с сестрой переглянулись и в один голос с Вильмой воскликнули:
– Глен Ледфорд!
– Так вы знали? – нахмурилась Вильма. – Кто-то разболтал? Кто-то вынес сор из дома?
– Дело в том, что вчера мы случайно познакомились с женой Глена, – пояснила Нэн.
Вильма нахмурилась еще сильнее.
– Ну нет! – возразила она, качая головой. – Все эти годы я поддерживала с мальчиками связь. И даже с семьями, в которых они росли, – просто чтобы убедиться, что все идет как надо. Церковь по воскресеньям, разумеется воскресная школа, молитвы по средам… Даже если эти мальчики и не родня мне, все равно мой христианский долг – позаботиться, чтобы они получили достойное воспитание.
Я живо представила, как приемные мамы и папы всякий раз при виде спешащей с визитом тетушки Вильмы прячутся под кроватями.
– И когда мальчики выросли, я поддерживала с ними контакты. Если бы Глен связал себя священными узами брака, то я об этом знала бы! – Вильма ткнула в сторону Нэн глиняным мышонком. – До недавнего времени я даже знала, где Глен живет. В жалком мотеле в Джефферсонвиле. А до этого обитал в Чаттануге.
– А где он сейчас, вы не знаете? – спросила Нэн.
Вильма как будто обиделась.
– Глен появится! Всегда появляется. Особенно если хочет занять несколько долларов. – Впервые она улыбнулась. – Я даю ему под хорошие проценты.
Ну прямо сама доброта!
– А как насчет приемных родителей Глена? – не отставала Нэн. – Вы знаете, где они?
У Вильмы сделался такой вид, словно Нэн задала один из дурацких вопросов Джейка.
– Ну, видите ли, когда мальчики подросли, мне незачем было поддерживать отношения с посторонними людьми. Ведь они-то мне не родственники. – Она пожала плечами и вновь принялась полировать мышонка. – И потом, я не смогла их отыскать. Они переехали – в другой штат, как сказали соседи, – и никто не знал их нового адреса. Представляете?!
Вполне. Бедняги наконец-то улизнули от доброй тетушки Вильмы.
– Минутку, – не сдавалась Нэн. – Но если вы не знаете, где теперь живет Глен и где его родители, откуда вам известно, что он не женат?
Сердито глянув на нее, Вильма с громким стуком опустила мышонка на стол.
– Но я же сказала, женат был только Рассел!
Мы с Нэн обменялись взглядами, словно говоря: «Если Вильма права, кто же тогда та женщина в мотеле?»
Глава двенадцатая
НЭН
Временами с трудом верится, что когда-то мы с Берт были единым целым, и однако, я так понимаю, изначально мы представляли собой единую оплодотворенную яйцеклетку, которая неизвестно почему в один прекрасный день решила разделиться и образовать двух человек вместо одного. Причем мы с Берт пребывали в единстве дольше, нежели большинство близнецов. Очевидно, так и получаются зеркальные близнецы. Если яйцеклетка тянет с решением – что в нашем случае неудивительно, – в итоге создаются зеркальные образы.
Иначе говоря, если верить научным изысканиям, женщина, сидящая рядом со мной на переднем сиденье моего «неона», – это как бы я. Та же генетическая закваска, от и до. И тем не менее, когда я свернула с Уинчестер-роуд на Брекриндж-роуд, эта самая вторая «я» повернулась ко мне и вздохнула:
– Бедняжка Вильма! Неужели тебе ее не жалко? Я едва не съехала в кювет.
– Шутишь?! – Уж кого можно пожалеть, так это всех, кому приходится соприкасаться со старушкой Вильмой. Черт, да под конец визита к этой доброй душе мне стало почти жаль ее керамическую живность.
Берт упрямо покачала головой:
– Бедная, бедная женщина. Ты только подумай: давным-давно ей пришлось выбирать между людьми и вещами. И она выбрала вещи. А теперь такая одинокая и печальная…
Так, с меня довольно.
– Слушай, Берт, ты очень милый человек. А Вильма Картленд – вовсе нет. Единственная польза от встречи со старой сукой – теперь мы хотя бы знаем, что вся эта хренотень и впрямь каким-то боком связана с убийством Сандерсенов.
Берт кивнула:
– Но мы-то здесь при чем? Ведь с этими мальчиками мы не виделись с тех самых давних пор. Вдруг один из них заговорил со мной на улице по чистой случайности?
Я молчала, пока не вырулила на автостраду Уоттерсон. Главным образом потому, что Уоттерсон – одна из немногих скоростных автострад в США, на которую вы съезжаете по неимоверно крутому пандусу – и оказываетесь в транспортном потоке, мчащемся со скоростью не меньше шестидесяти пяти миль в час. Чтобы избежать катастрофы, нужно здорово сосредоточиться. Всякий раз, рискуя жизнью на Уоттерсон и наслаждаясь выбросом адреналина в кровь, я мечтаю отыскать автора этого проекта и заставить его побегать впереди стада бизонов – просто чтоб проникся этим ощущением.
Скатываясь на всех парах под уклон, я чудом избежала верной смерти под колесами встречного трейлера. Перестроившись и вновь обретя дар речи, я покосилась на Берт.
– По-твоему, все это совпадения? Парень, заговоривший с тобой, случайно оказывается одним из наших подопечных? Женщина в мотеле случайно заявляет нам, что она замужем за вторым братцем? А на выходе случайно сообщает настоящую фамилию бедных сироток?
Берт, которая до этого во все глаза таращилась вслед прогромыхавшему мимо трейлеру, теперь обернулась ко мне:
– Ну хорошо, пускай не совпадения. И что нам это дает? С кем нам еще поговорить? Глен Ледфорд испарился, а отыскать его приемных родителей совершенно нереально…
– И нет никакой возможности выяснить, кем была та тетка из клоповника, – закончила я.
Берт надолго затихла, что, поверьте, совсем не в ее стиле. По словам нашей мамочки, Берт заговорила первой из нас двоих. И очень громко. Ясное дело, у нее ведь была фора в десять минут. И, слушая ее болтовню, я всегда думала, что она уже умела строить сложные фразы, когда я только-только научилась мямлить «мама».
Но сама Берт утверждает прямо противоположное – что я болтливее, мотивируя это тем, что я зарабатываю на жизнь трепотней. На мой взгляд, я всего лишь пытаюсь наверстать упущенное.
Так или иначе, молчание Берт нарушила лишь через десять минут. Поджав одну ногу под себя, она всем корпусом развернулась ко мне. Что нелегко, принимая во внимание ремень безопасности.
– И что ты об этом думаешь? Возможно ли, что Рассела с женой убил тот же, кто расправился с Тедом и Джейн Сандерсен?
Я сбросила газ.
– По-твоему, Лес Теннисон прикончил Рассела Мурмена с женой? Но зачем?!
Берт пожала плечами.
– Ну, может, Теннисон все это время гулял на свободе, а когда случайно столкнулся с Расселом, испугался, что тот может сдать его в полицию.
Я покачала головой:
– Расселу было всего четыре года, когда погибли его родители. А Глену три. Так что свидетели из них никакие. И потом, зачем бы Теннисону убивать жену Рассела? Ведь ее и близко не было, когда погибли Сандерсены. И Теннисона она в глаза не видела.
– Это мы так думаем, что она его не видела, – возразила Берт. – А вдруг она познакомилась с Теннисоном, уже будучи замужем за Расселом?
– А почему тогда Теннисон не убил заодно и Глена?
– Может, уже убил. Ведь Глена Ледфорда мы до сих пор не видели. Или же Глен оказался пошустрее брата и вовремя сбежал. А может, Теннисон, как и мы, не в силах его отыскать.
– Слишком много «может», – покачала я головой.
– Ладно. Если Теннисон ни при чем, тогда гибель Рассела и Элис должна быть как-то связана с теми делами, которые Рассел крутил с Гленом.
– А что, если они вдвоем срубили деньжат, а потом Глен не захотел делиться? Вот и порешил Рассела и Элис, чтоб оставить себе весь навар.
– Не знаю, – вздохнула Берт и, поразмыслив, продолжала: – Знаешь, что еще может быть?
– Шантаж! – хором сказали мы.
– К примеру, Рассел с Гленом все же каким-то образом выследили Теннисона, – рассуждала Берт, – и стали его шантажировать. Мол, или давай плати, или сдадим тебя в полицию.
– Но все равно непонятно, при чем здесь мы. Мы ведь даже не помним этого Теннисона.
– А вдруг у него паранойя? – предположила Берт. – Что, если он убивает всех, кто, по его мнению, может его помнить? Тогда понятно, почему погиб Рассел. И зачем стреляли в нас.
– Все равно неясно, кто та тетка из мотеля, – заметила я.
Нахмурившись, Берт потерла лоб.
– Господи, даже голова разболелась! У меня такое чувство, словно кого-то в этой истории мы должны знать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29