В шее торчала булавка — кто-то из умельцев метнул ее сверхсложным «от двух бортов в лузу».
Прапорщик завыл, бросил автомат и побежал прочь. К черту присягу, к черту приказ, к черту такую службу! С пришельцами я воевать не подписывался. В рот набилась пыль. Он зацепился рукавом за срез решетки, порвал прочнейшую ткань, споткнулся о труп... Как жить-то хочется!
Добежав до лифта, Поляков громко хлопнул дверью и торопливо выстучал на лампе подсказанный дискетой код. Однако наверху его не ждали.
Подземелье сотряс еще один мощный взрыв, обломки кабины ухнули в шахту, а душа прапорщика Полякова Михаила Ивановича отлетела в лучший мир.
Посетителям ЦУМа показалось, что пол у них под ногами качнулся, но, занятые своими делами, они не придали этому значения.
Эпизод третий
25 июля, понедельник, 14.02 по московскому времени.
Телефон спасения — 02
Когда атака «кротов» захлебнулась и мощный взрыв потряс бетонные стены, дохнув на гвардейцев из У-17-Б жаром, копотью, бетонной пылью и наконец поставив точку под яростными воплями нападавших, Анатолий Хутчиш, он же субъект 001, он же Буратино, отбросил влажный ком носового платка, который прижимал к лицу, и вылез из-под панцирной сетки койки, что надежно прикрывала его от разивших сверху обломков. Сладко потянулся, как потягивается выходящий на охоту камышовый кот, и, хрустя сандалиями по каменной крошке, передвинул кровать под опутанный проволокой плафон. Нечто вроде подобной атаки он ждал, хотя и не так скоро. И уж никак не подозревал, что на уничтожение личного состава объекта У-17-Б будут брошены президентские янычары. Мир-р-р вашему дому.
Под отодвинутой кроватью обнаружился старенький, советских времен, коленкоровый, с никелированными, давно не работающими замками чемодан. В нем хранились: бритва «Харьков 03» (давно устаревшая), смена носков (две пары — в крапинку и клетчатые), смена сорочек (сорок второго и сорок третьего размеров), пара ботинок-прогаров и черно-синяя робишка с принадлежностью к ордену БЧ-7 — два комплекта. Анатолий переоделся в робишку, хоть и не относился к ВМФ, натянул носки, завязал шнурки на прогарах. Хоть и не сапоги, но сойдет. Потом, смахнув бетонное крошево с койки, сел на нее, скрестил ноги и уперся ладонями в колени. Прикрыл глаза. Внутренне расслабился, открывая сознание навстречу Вселенной. Панцирная сетка тихонько скрипнула.
Образ Белого Орла пришел сразу же. Раскинув ослепительные крылья света над миром, гордая птица в медленном, завораживающем ритме парила в потоках энергий; в черных, нечеловечески умных глазах отражались галактики. И глаза эти смотрели на него, Анатолия Хутчиша. Наполняли силой и мудростью. «Я — Белый Орел, — говорила птица. — Я был всегда и пребуду вовеки. Я несу успокоение смятенным, радость опечаленным и бодрость вялым...»
Хутчиш улыбнулся и открыл глаза. Все вокруг было прежним и в то же время каким-то неуловимо иным.
«Ты — это мир, а мир — это ты, — говорил Длинная Рука сажая маленького Анатолия на колено и раскуривая длинную глиняную трубку с крошечной чашкой. — Когда меняется мир, меняешься ты. Но и ты можешь менять мир — нужно только захотеть. Захотеть стать иным. Запомни это, Перспективный Воин...»
Анатолий запомнил.
Он пружинисто поднялся, встал на выдвинутую в центр апартаментов койку, потянулся к лампочке.
Что ж, неведомый враг, недрогнувшей рукой снявший трубку «вертушки» и назвавший командиру «кротов» секретное волшебное слово, достоин всяческого уважения и всех причитающихся настоящему воину почестей. Посмертно.
Анатолий прекрасно понимал, против кого именно выступили «кроты» и в кого целили их начиненные пластиковой взрывчаткой автоматы. Да, это был вызов. Таинственный злодей вырыл— топор войны. И прапорщик Анатолий Хутчиш не считал бы себя мужчиной, если б остался в вигваме. Иду на вы.
В темноте закапала вода. Все быстрее.
Пусть это и не было отражено в пропавшем самым загадочным образом личном деле мегатонника, но им часто двигал обыкновенный азарт. Даже излишне часто. И сейчас Хутчиш, что называется, завелся. В абсолютном мраке подземелья (даже аварийное освещение отрубилось) никто бы не разглядел выражение его лица. А стоило: то была злая улыбка, не сулившая пощады врагам.
В плафоне хранился нехитрый скарб, при наличии умелых рук позволяющий обойти все предугадываемые в дальней дороге новомодные электронные преграды; Несколько заточенных и загнутых особым образом проволочек, пара банальных, извлеченных из обычного приемника микросхем, кусок резины, тюбик зубной пасты...
Рассовав снаряжение по карманам, Хутчиш на ощупь вынул из кварцевых наручных часов батарейку и в определенном месте приставил к патрону лампочки: от начала резьбы три сантиметра вверх и один направо. Успел: растекающаяся по трещинам вода из лопнувшего водопровода пока не закоротила контакты. В двух шагах, в абсолютном мраке щелкнул автоматический замок, запиравший решетку, — плафон, помимо скарба, хранил смонтированный ночами дубликат пульта управления аппаратурой апартаментов.
После того как дверь открылась, Анатолий небрежно бросил часы на кровать. Пусть подождут здесь моего возвращения. Все равно батарейка села вмиг. И потом — воины часов не наблюдают.
Что ж, все готово. Теперь можно и на выход.
Хутчиш не любил ходить в самоволки и содержание отряда многотонников на объекте У-17-Б воспринимал как вынужденную, но необходимую меру. Ведь их — бойцов последнего рубежа — тренировали на износ. А возможности человеческого организма не бесконечны. И подчас случаются срывы. Вот, как, например, семисоткилотонник старшина Кучин однажды вдруг вместо выполнения задания снял охрану на ракетном складе в Североморске и подорвал себя вместе со складом...
Но Хутчиш терпеть не мог, когда Ярослав Григорьевич, прежде замполит, а ныне зам по воспитательной работе, вместо добротной информации по старинке поставлял своим подопечным лажу. Поэтому и Хутчишу, его сотоварищам частенько приходилось в нарушение всех приказов и, естественно, тайком выбираться наружу (на какие только хитрости они не шли, чтобы обмануть бдительных часовых!), находить квартиру, хозяева которой в отлучке, и жадно смотреть телевизор.
— Толик, — сказал из соседней камеры сержант Кудлатый, — будешь возвращаться, халвы купи мне.
— А мне какой-нибудь роман Кивинова. Говорят, райское наслаждение, — попросил из апартаментов напротив рядовой Шикин. — Никогда не читал этого Кивинова. Как думаешь, это учебная тревога была или настоящее нападение?
Шикин, заурядный дылда-переросток, призванный на службу из далекого сибирского городка, оказался после начального этапа воинской науки неплохим парнем, и Хутчиш даже немного ему покровительствовал. Когда Кучин, первый в отряде задира и скандалист, решил на правах старослужащего, что Шикин обязан убирать его постель, чистить сапоги и бегать за водкой, прапорщик Хутчиш вмешался и вытребовал у старика Громова, чтобы рядового Шикина поселили от Кучина как можно дальше. А потом Шикин отправился на первое задание. По возвращении рассказывать о задании он, ясное дело, права не имел, но ребята проведали: что-то связанное со строительством тоннеля под Ла-Маншем.
Шикин выполнил задание на отлично. Ребята перестали смотреть на молодого бойца свысока, а приятельские отношения между рядовым и прапорщиком остались.
Вообще-то Шикину, конечно, не в подземелье на страже Родины следовало сидеть, а картины писать. Особенно портреты. Имелась у паренька к этому природная склонность. Сам старик Громов, когда в очередной раз менялся министр обороны снимал портрет со стены и, не мудрствуя лукаво, пер на себе в апартаменты номер одиннадцать. А к утру с холста уже благосклонно взирал новый министр. Причем «шикинский» всегда оказывался на порядок краше, чем настенные портреты в иных кабинетах. И некоторые штабные подхалимы предлагали полковнику Громову за портрет серьезные деньги.
Хутчиш на прощание ласково провел ладонью по корешкам книг на полке. «Тенистые аллеи» господина лауреата Нобелевской премии Ивана Бунина. Не забывай меня, дорогой друг Саша Соколов. Свидимся ли когда-нибудь, уважаемый том испанской поэзии в русских переводах?
— Может, учебная, а может, и нет, — за его спиной ответил Кудлатый на вопрос Шикина, подставляя тазик под воду, капающую с потолка его «офиса». — Но я работал на поражение.
— Я тоже... Не, на учебку не тянет. Ведь Жибу-то положили, изверги...
— Да уж, того Жиба, — расслышал Хутчиш голос старшины Кучина. — Сам дурак. Не знал, что ли, что оружием «крота» пользоваться западло. А ты чего не стрелял, Толян? Думаешь, учебка была?
Хутчиш промолчал не потому, что не хотел врать или недолюбливал Кучина. Скажи он правду, — дескать, да, нападение было настоящим, — и все бойцы в мгновение ока ринутся наверх и устроят сабантуй, эхо которого докатится до самых до окраин. Но вызов бросили лично Анатолию. Со своими врагами он должен разобраться сам. Промолчал он еще и потому, что уже находился в автономке. Приступаю к выполнению задания, ухожу на перископную глубину.
Грустно взглянув на измочаленную взрывом титановую сетку апартаментов мичмана Жибы, прапорщик вздохнул и пошел к шахте лифта, заваленной обломками бетона. Даже не стал обыскивать воняющие горелым останки нападавших.
— Я вот тоже думаю, что учебная, — продолжал старшина Кучин.
Почесав оспинно-рыхловатую после взрыва в Североморске щеку, он вынул из стены невидимый во мраке каменный блок, за которым от начальства прятался «Пентиум II». Включил. Стало малость светлее. Компьютеру вода не грозила. Все провода были заботливо обернуты тройным слоем резины — подземелье все ж таки.
Именно из-за этого компьютера у Кучина испортились отношения с сослуживцами. Те всем отрядом помогали старшине протащить машину мимо постовых, подсобили провести независимую линию питания и телефон, а он вдруг резко переменился и стал жлоб жлобом. Вышел через Интернет на нью-йоркскую биржу и теперь с утра до вечера наживался на фьючерсных контрактах. Попросишь, дай, мол, на полчасика машинку — второй «Квейк» одолеть, а в ответ услышишь: «Некогда, иена падает, боюсь момент прозевать».
Хотя, к чести старшины, если случалось боевое задание, он посылал свои фьючерсы-мучерсы к чертям собачьим и мчался выполнять задание, что бы там с котировками на бирже не происходило. Два раза из-за этого у него спалились неслабые денежки. «Плевать, еще наживу», — усмехался старшина, колупаясь в обгорелой щеке.
Из апартаментов номер семь послышался голос мичмана Володи Мильяна:
— Что-то их учебные тревоги жидковаты стали. Скудеют закрома родного Минобороны. Вот год назад, когда наши хоромы решили затопить... Я эту так называемую тревогу никогда не забуду. Попался бы мне тот умник, который предложил пустить воду не из Москвы-реки, а из канализации... — Мичман готовился в самоволку и по сему случаю приводил форму в порядок. Поскольку утюга в наличии не имелось, он выглаживал стрелки на брюках разогретой на зажигалке вилкой. — Эй, Кучин, одолжи на дорогу значок «50 прыжков». Покорю какую-нибудь девицу, попрошу, чтобы и для тебя подружку позвала.
— Ara, — не отрываясь от экрана дисплея, откликнулся прижимистый Кучин. — Я тебе в прошлый раз белые перчатки одолжил, и какого цвета ты мне их вернул? Лучше из жибинской коллекции Орден Суворова возьми.
Чуткое ухо Анатолия уловило неясное плямканье из апартаментов номер четыре. Это рядовой Зыкин, думая, что в темноте никто не проведает, сосал присланную из дома банку сгущенки. Молодой еще, глупый. Ничего, образумится.
В трех ближайших к выходу апартаментах затянули песню — коротали время до прибытия спасателей:
— Черный во-о-орон, что ты вье-о-ошься над мое-э-эю голово-ой...
Прапорщик Доровских отчаянно фальшивил. Анатолий не присоединился к хору: ждать спасателей ему было недосуг.
За спиной Хутчиша выбрался из своих апартаментов старший матрос Гореев. В титановой сетке он выпилил узкий лаз с помощью волоса, вымоченного в перенасыщенном солью растворе и высушенного под мышкой, чтобы на волосе образовалась цепочка острозубых кристалликов соли.
Вот у кого не было проблем в жизни, так это у Гореева. Кроме одной. Через месяц он уходил на ДМБ и нынче вовсю корпел над дембельским альбомом. Работа эта не простая, надо, чтоб все по-людски: бархатная обложечка, заклепочки латунные, фотографии друзей-соратников...
А выбрался он посмотреть, не осталось ли после визита непрошеных гостей чего-нибудь, что можно применить в оформлении альбома. К сожалению, не осталось.
— Толян, слышь, если раньше чем через месяц возвращаться надумаешь, прихвати мне квадратный метр синего бархата. Или габардина. И, это, проволоки бы с белым изолятором. Я б себе такой аксельбант связал — закачаешься.
Сам стармос на поверхность уже не хаживал: по сроку службы не положено.
Анатолий заглянул за угол. Да, обвал что надо. Достойный пера... Из-под груды булыжников выглядывал носок сапога постового. Криво усмехнувшись, Хутчиш повернулся и пошел назад. Не потому, что перед ним возникла непреодолимая преграда. Непреодолимых преград не бывает, точно так же, как не бывает бессмертных солдат. На самом деле из апартаментов он выбирался ради одного: узнать, что именно взорвало лифт — пыхнул ли командир «кротов», не менее своих крысят нашпигованный пластиковой взрывчаткой, или же сработала одна из штатных систем блокировки У-17-Б.
К сожалению, системами блокировки и не пахло. Неведомый кукловод дернул за бикфордову веревочку, жертвуя пешку. Жертвуя предводителем «кротов». Стало быть, через шахту лифта наверх нельзя — смотри пассаж о бессмертных солдатах.
Хутчиш вернулся в родной «кабинет» и недовольно поморщился, осматривая в потолке неширокую трещину — там, где вверх уходила труба от умывальника. Трещина была так себе. Честно говоря, он рассчитывал на большее, когда предпринимал определенные шаги, чтобы апартаменты номер тринадцать достались именно ему.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11