Мартин Бек протянул ему записную книжку.
Кольберг присвистнул:
– Возлюбленный со склонностью к регулярному образу жизни. Интересно, почему именно четверг?
– Может быть, у него такая работа, что он свободен только по четвергам, – предположил Мартин Бек.
– Скажем, каждый четверг развозит пиво по пивнушкам. Или что-нибудь в этом роде, – сказал Кольберг.
– Странно, что Херрготт об этом не знал.
Мартин Бек подошел к столику со швейной машиной, взял из ящика конверт, засунул в него обе записки и записную книжку и убрал в задний карман.
– Ты закончил осмотр? – спросил он.
Кольберг обвел комнату взглядом.
– Да, пожалуй. Ничего особенного. Налоговые и прочие квитанции, метрическое свидетельство, обычные письма и так далее.
Он привел секретер в порядок.
– Пошли?
Выехав на дорогу, они увидели целую шеренгу машин возле участка Фольке Бенгтссона. Половина десятого; очевидно, репортеры уже проснулись.
Кольберг прибавил скорость и мимо журналистов выехал на шоссе. Они успели заметить, что на огороженном веревками дворе появилось еще несколько полицейских машин.
По пути в Андерслёв оба долго молчали.
Наконец Мартин Бек заговорил:
– В записке сказано "приезжай"... Выходит, они встречались не у нее?
– Спросим Херрготта, – сказал Кольберг с надеждой в голосе. – Может, он что-нибудь знает.
Херрготт Рад был весьма удивлен находкой Мартина Бека.
Он не знал никакого Кая.
В Андерслёве никто не носил имени Кай. Впрочем, один был – ему недавно исполнилось семь лет, он только что в школу пошел.
И, насколько было известно Раду, Сигбрит по четвергам работала вечером в кондитерской в Треллеборге.
После вечерней работы она обычно возвращалась домой не раньше одиннадцати.
– Он её называет Сигге, – продолжал Рад. – Никогда не слышал, чтобы её так называли. Сигге... Ребячество какое-то. К тому же имя-то мужское, к такой женщине, как Сигбрит, совершенно не подходит.
Он почесал в затылке, глядя на голубые бумажки. Потом тихо рассмеялся.
– Вдруг она укатила куда-нибудь со своим возлюбленным? А они там весь участок перекопают, придется Фольке картофель сажать.
* * *
Дул слабый южный ветерок, и вода залива была зеркально гладкая, но вдали от берега по поверхности озера пробегали быстрые морщинистые тени.
Одиннадцатое ноября, воскресенье, небо чистое, голубое, ни облачка. На часах половина второго, солнце будет пригревать еще часа два, прежде чем сумерки и вечерняя прохлада возьмут верх.
Вдоль юго-западного берега шла группа людей. Шесть женщин, пятеро мужчин и двое мальчишек лет восьми-десяти. У всех брюки были заправлены в резиновые сапоги; на спине у большинства рюкзаки или ранцы. Потом они свернули на тропу и пошли вдоль ограды из гнилых жердей и ржавой колючей проволоки. За оградой простиралось поле под паром. К полю примыкали густые посадки ели. Туда туристы пришли через четверть часа.
По другую сторону ельника туристы стали присматривать удобное место для привала. На солнечной прогалине между штабелем буковых бревен и буреломом они сбросили рюкзаки и ранцы.
Вскоре разгорелся костер. Туристы расположились вокруг него. Появились термосы, бутерброды, фляги, но трапеза не мешала оживленной беседе. Говорили о том, о сем, царила веселая, непринужденная атмосфера.
В группе нашелся досужий грибник: он пошел к ельнику попытать счастья. В кармане штормовки уже лежало несколько горстей лисичек. Неподалеку от опушки он высмотрел нечто похожее на большой прекрасный опенок и стал протискиваться между елками. Двумя руками отгибая в сторону еловые лапы, он старался не потерять из виду гриб.
Вдруг он наступил на клок сочного мха, и правая нога почти по колено погрузилась в топь.
"Странно, – подумал он. – Откуда в ельнике топь?"
Он вытащил из жижи правую ногу, чуть не оставшись без сапога, потом оттолкнулся левой и прыжком выбрался на твердую почву.
Забыв про опенок, он обернулся и увидел заполняемый черной грязью след от своих ног.
Потом заметил, как что-то медленно всплывает над илом, между мхом и еловыми лапами, примерно в метре от того места, где стояла его левая нога.
Он застыл, соображая, что бы это могло быть.
Выше, выше... Какая-то доля секунды, и он понял наконец, что видит человеческую руку.
Тут он закричал.
* * *
В понедельник двенадцатого ноября все переменилось. Сигбрит Морд уже не числилась пропавшей. Она нашлась – изрядно изуродованный труп. Все знали, где она: там, где её, по мнению многих, и следовало искать – по ту сторону жизни.
Фольке Бенгтссону предъявили ордер на арест. Он ни в чем не сознавался, но его поведение и расплывчатые показания производили не лучшее впечатление, хотя его адвокат оспорил ордер. Это был скорее пустой жест, нежели серьезное заявление.
И ведь адвокат был неплохой, хотя профессия и наложила на него свой отпечаток. В Швеции редко считаются с мнением адвокатов. Случается, члены суда дописывают приговор, не ожидая конца защитительной речи. Оттого-то у многих защитников такой унылый вид.
Мартин Бек даже повидался с адвокатом, и они обменялись несколькими репликами. Не очень содержательная беседа, но, во всяком случае, защитник высказал мнение, которое Мартин Бек всецело разделял. Оно звучало так:
– Не понимаю я его.
Фольке Бенгтссона и впрямь нелегко было понять. Мартин Бек беседовал с ним в пятницу – три часа утром и столько же после обеда. Беседы ровным счетом ничего не дали, обе стороны сплошь и рядом повторяли фразы, произнесенные несколько минут назад.
В субботу настала очередь Кольберга. Он взялся за дело с еще меньшим воодушевлением, чем Мартин Бек, и результат был соответственный.
А именно – никакой.
Вся беда в том, что нет надежных свидетелей.
Рад опросил всех, кто тогда находился на почте. Четыре человека подтвердили, что Сигбрит Морд и Фольке Бенгтссон разговаривали друг с другом, но никто из них не слышал, что было сказано.
Но Фольке Бенгтссон не мог этого знать.
Не лучше обстояло дело и со злополучной Сигне Перссон – что она видела и чего не видела, когда встретила грузовик Бенгтссона.
Одно не подлежало сомнению. Сигбрит Морд мертва, и её убийца не пожалел труда, чтобы спрятать тело.
– Она могла бы тут всю зиму пролежать, – сказал Рад. – И никто бы её не нашел, если бы не эти чудаки, которые бродят вокруг озер.
Они стояли у места преступления, если преступление и впрямь было совершено здесь, и смотрели на сотрудников, которые искали и фиксировали следы на участке, обгороженном веревкой.
Мартин Бек глубоко вздохнул, и Рад вопросительно поглядел на него своими живыми карими глазами.
Сегодня была очередь Кольберга продолжать однообразный диалог с Фольке Бенгтссоном, и Мартин Бек забыл, что его старого товарища нет рядом с ним. Кольберг обычно понимал вздохи Мартина Бека. Они столько лет проработали вместе, что мыслили одинаково. Чаще всего. И понимали друг друга без слов. Разумеется, не всегда.
И разве можно было требовать от Рада, чтобы он понимал, почему Мартин Бек вздыхает.
– Ты чего вздыхаешь? – спросил Рад.
Мартин Бек не ответил.
– Место преступления тебе не по душе? Если это место преступления. Скорее всего оно.
– После вскрытия будем точно знать, – сказал Мартин Бек.
Если спросить себя, случайно ли было выбрано место, ответ мог быть только один: нет. Более или менее хорошо этот уголок знал только владелец да периодически работавшие здесь люди. Ближайшая постройка – дача, которая пустовала с конца сентября.
Место глухое, настоящий медвежий угол. Заехать сюда мог только человек, твердо уверенный, что он благополучно выберется обратно на дорогу.
Если кто и знал это место, то скорее всего кто-нибудь из живущих поблизости.
Фольке Бенгтссон и Сигбрит Морд жили недалеко, и если исходить из того, что Бенгтссон виновен – а многие так считали, и пока никто не взялся бы доказать обратное, – то место преступления только усиливало подозрения против него. Будь дорога в хорошем состоянии, он мог бы добраться сюда из Андерслёва за десять минут. И ведь именно в этом направлении он, по его собственным словам, ехал.
Прислонясь к высокому штабелю распиленных стволов, Мартин Бек смотрел на ельник за буреломом.
– Как, по-твоему, Херрготт? Можно было проехать сюда на обычной машине семнадцатого октября?
Рад почесал затылок, так что шляпа еще сильнее сдвинулась набекрень.
– По-моему, да. До штабеля можно было доехать. Сквозь бурелом этот даже на танке не пробиться. Сидеть, Тимми, слышишь! Вот так, славный песик.
Криминалисты, изучавшие место преступления, привезли с собой овчарку – опытную ищейку, и Тимми никак не мог усидеть спокойно, ему непременно хотелось выяснить, что происходит.
– Отпусти его, – сказал Мартин Бек и невольно зевнул. – Вдруг найдет что-нибудь.
– Еще подерутся.
– Там будет видно.
Рад спустил Тимми с поводка, и пес тотчас принялся обнюхивать землю.
– Только Тимми нам еще не хватало, – послышался через минуту голос Эверта Юханссона, одного из криминалистов.
– Если он что найдет, присмотрись как следует, – отозвался Рад.
Вскоре Юханссон подошел к ним. Одетый в комбинезон и резиновые сапоги, он тяжело топал по сучьям бурелома.
– Вид у нее жуткий, – сказал он.
Мартин Бек кивнул. Вообще-то он слишком часто видел такие вещи, они уже перестали производить на него впечатление. Останки Сигбрит Морд выглядели далеко не привлекательно, но ему случалось наблюдать кое-что похуже.
– Можете увозить, как только будут сделаны снимки, – заметил Мартин Бек. – Потом поглядим, что псы приволокут.
– Тимми тут подобрал что-то непонятное. – Эверт Юханссон держал в руке полиэтиленовый мешочек.
– Забирайте все посторонние предметы, – сказал Мартин Бек.
– Тут какая-то ветошь лежит, – сообщил Рад, ковыряя землю носком сапога.
– Бери и ветошь тоже.
Обогнув штабель бревен, они приблизились к веревочной ограде, за которой дежурили неутомимые газетчики.
– Одно мне ясно, – сказал Рад. – На старом грузовике Фольке я не взялся бы сюда проехать. Даже в сухую погоду.
– А на своей машине?
– Моя прошла бы. До того, как военные тут поколесили.
– А тебе не приходило в голову, что Бертиль Морд тоже должен знать эти места?
– Приходило, приходило...
Они перебрались через ограждение. Вместе с газетчиками стоял один из подчиненных Рада.
Репортеры вели себя смирно.
– Ты не ходил, не смотрел? – спросил полицейского один из репортеров.
– Не дай бог.
Мартин Бек усмехнулся. Смесь трагедии с деревенской идиллией. Он больше привык к атмосфере злобной подозрительности, чреватой ударами полицейских дубинок.
– Она голая? – обратился репортер к Мартину Беку.
– Не совсем, насколько я могу судить.
– Но это убийство?
– Да, похоже на то.
Окинув взглядом представителей прессы, одетых явно не по погоде, он продолжал:
– До результатов вскрытия не сможем сообщить вам ничего существенного. Найден мертвый человек. Судя по всему, это Сигбрит Морд, и кто-то пытался спрятать её тело. Насколько я могу судить, она почти раздета и речь идет о насильственной смерти. Если вы еще постоите и померзнете здесь, увидите, как мы пронесем мимо вас носилки, накрытые брезентом. Только и всего.
– Спасибо, – ответил один из репортеров и, стуча зубами, направился к машинам, которые стояли поодаль.
После криминалистического исследования состоялось вскрытие.
Находок было сделано мало.
Честь самой неожиданной принадлежала Тимми, он подобрал кусок грудинки, но грудинку скорее всего оставили туристы. Особенно удивило Мартина Бека то, что Тимми не съел свою находку.
Ветошь, которая неизвестно кому принадлежала.
Сама Сигбрит Морд, её одежда и сумочка.
Наручные часы были с календариком, они остановились в четыре часа шестнадцать минут двадцать три секунды в ночь на восемнадцатое – завод кончился.
Сигбрит Морд была задушена и подвергнута избиению. Врач обнаружил повреждение лобковой кости, как от очень сильного удара.
Некоторый интерес представляло состояние одежды.
Пальто и блузка лежали рядом с телом. Юбка и белье разорваны, нижняя часть тела обнажена, бюстгальтер разорван.
Мартин Бек остался в Андерслёве, хотя допросы производились в Треллеборге.
Он размышлял над заключениями экспертов. Разумеется, их можно было толковать по-разному. Но одно обстоятельство представлялось очевидным.
Пальто и блузка целы. Значит, она сняла их сама. Из чего можно заключить – она добровольно поехала к месту своей предстоящей гибели.
Где именно состоялось убийство, установить не удалось. Очевидно, поблизости от ямы с водой, но это была лишь догадка. В сумочке ничего необычного.
Все указывало на то, что сразу после посещения почты она вместе с кем-то приехала в глухой уголок и была там убита.
И ничто не говорило в пользу Фольке Бенгтссона.
Примерно так же умерла Розеанна Макгроу больше девяти лет назад.
А Бенгтссон продолжал запираться, на вопросы отвечал вяло, не проявляя ни малейшей готовности помогать следствию.
Еще немного, и расследование зайдет в тупик.
Улики были невеские, но общественное мнение против Бенгтссона, так что скорее всего он будет осужден.
Мартин Бек был недоволен собой. Что-то тут не так. Что именно?
Может быть, все дело в Бертиле Морде?
Мартин Бек частенько вспоминал о нем и о его записной книжке. В самом деле, отличная книжка. Все ли он в ней записывал? Например, смерть бразильского смазчика в Тринидаде-Тобаго?
Мартин Бек чувствовал сильное желание поговорить с Мордом еще раз. По меньшей мере.
Еще он вспоминал банальное содержимое сумочки Сигбрит Морд, подумал о календарике в записной книжке и о записках, которые нашел в её доме. И среди её ключей оказался такой, который не подходил ни к одному из замков в доме.
Похоже, Морд далеко не все рассказал. Мартин Бек решил съездить в Мальмё и попытаться застать его трезвым.
У Бертиля Морда все было, как в прошлый раз. Тот же запах перегара и грязного постельного белья. Тот же полумрак в запущенной лачуге. Морд был даже одет так же: майка и старые форменные брюки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20