Глаза его, презрительны и горды,Блистали, но без злобы и угроз,Оглядывая сборища и орды.
У зверя ...................................................................................................................
Я увидал ...................................................................................................
Себя услужливостью наказав,Всю залу обходил, как раб триклиний,И перед каждым шею гнул жираф.
Но чванился узорчатостью линийИ словно говорил: «На всех плюю!» —Павлин, распахивая хвост павлиний.
И чудо-юдо, помнится, своюДиковинную спину изогнуло,Дав место ворону и воробью.
Зверь или не зверь стоял в углу сутуло.Он показался мне, безрог, кургуз,Ублюдком каракатицы и мула.
А вон — ишак. Он не терпел обуз.Не подходи, мол, я тебе не кляча!Он от безделья пухнул, как арбуз.
А тут, и там, назойливо маяча,Вынюхивала вдоль и поперекИщейка, за пронырливость незряча.
И под ногами был так мал хорек,Что бегая от края и до края,От тумаков себя не уберег.
Во все углы влетая и влезая,То лаяла, то делала апортХозяина искавшая борзая…
Многообразие голов и мордС годами подзабыв,поди попробуйТеперь в подробностях писать рапорт!
Все ж вспоминаю: буйвол крутолобыйНабычивался, душу леденя,И на меня таращился со злобой.
А вот сама боялась, как огня,Очами увлажненными блистаяОлениха, отпрянув от меня.
И вперемешку копошилась стая,Но в одиночестве сидел беляк,Напоминавший спесью горностая.
Мартышка же, кривляка из кривляк,Сидела, точно вовсе без извилин.Всех передразнивая так и сяк.
Веселая синица, мрачный филин,И зверь вон тот, и пташечка вон та…Но нет, я перечислить всех бессилен.
Вдали он слон, вблизи же — мелкота.И часто по ошибке за КатонаЯ принимал облезлого кота!
И в наше время, как во время оно,Такие недоразуменья сплошь:Летит, как сокол, сядет, как ворона
Но как же я средь этих морд и рожБез толмача по-волчьи, по-бараньиПоговорю про истину и ложь?
Я снова был отчаянья на грани,Но прошептали милые уста:«Я обо всем подумала заране.
Мы в этом помещенье неспроста.Ты погулял тут, подивился всяко.Гляди-ка в направлении перста.
Вон, у корыта, экий раскоряка!»И я узрел в посудине бурдыОгромного недвижимого хряка.
В сравненье с ним и жирные худы!Не знаю, королем ли мясобоенНазвать его, но весил он пуды.
И спутница рекла: «Будь смел, как воин,Тогда вниманья этого «гуся»Ты, несомненно, будешь удостоен.
Его послушай, впрочем, не прося,Чтоб воротился он к привычкам старым.И в этом суть, я полагаю, вся:
Его ведь не заманишь и нектаромСтать человеком и уйти домой.Но только время потеряешь даром».
И был обескуражен разум мой.А донна без дальнейших разговоровМеня ведет в потемки по прямой.
И вот к нам рыло поднимает боров.
Он поднимает нехотя хлебалоОт тошнотворного корыта; близ,Сказать по правде, сильно в нос шибало.
Скотину облепляли грязь и слизь.И около корыта море жижиИ нечистоты вонью разнеслись.
Я подошел из вежливости ближе.«Словам твоим, — промолвил я ему, —Да внемлет небо. Так моим внемли же!
Смотрю я на тебя и не пойму,Какое до зловонной лужи делоЛюдскому благородному уму?
На невидаль взираю обалдело.Но в эти земли, временно видать,Того, чьей благодати нет предела,
Меня к тебе прислала благодать,Чтоб мудрости у твоего корытаМне, неучу, немного преподать.
Но радуйся: и шкуру, и копытаТы можешь наконец оставить. ЯВозьму тебя обратно. Дверь открыта».
Но мне без отговорок и враньяСтоявшая в блевотине и калеНачистоту ответила свинья:
«Не знаю, ты пришел издалека ли,Но я с тобой назад не побегу.Напрасно вы засовы отмыкали.
Вот мой ответ. И больше — ни гу-гу.К тому добавлю лишь, что вашей чашиИспить не пожелаю и врагу.
А вы воображаете, что крашеПорядков ни во сне, ни наявуНе может во вселенной быть, чем ваши!
Но ты меня послушай — и плевуПодобных заблуждений, как радетельОб истине, я с глаз твоих сорву.
Признаю, правы те — отцы ли, дети ль,Коль осмотрительность им дорогаКак важная для жизни добродетель.
С ней отличаешь друга от врага,Иначе обманули б, обобрали,А то бы и наставили рога.
Что ж! Говорю, не будучи в запале,Что с нашей осмотрительностью мы,Животные, ушли намного дале.
К примеру, кто освободил из тьмыИ знаньем и люцерны, и цикутыОбразовал звериные умы?
И, ни бедой, ни хворью не согнуты,Живем. И без боязни и возниМеняем и стоянки, и закуты.
Да! В холоде разумнейше одни,В тепле другие, ищем, где отрада.Природа нам понятна и сродни.
Тогда как не от зноя не от хладаТуда-сюда по свету мельтеша,Вы рыщете, где надо и не надо.
И ваша надрывается душа,Порвав необходимые оковыТепла и ласки ради барыша.
За золотом стремитесь далеко вы.И к черту на куличики за ним,Вы и туда отправиться готовы.
Мы лишь от непогод себя храним,А вы и нег, и роскоши вкусили.И погляди, как человек раним.
А не поговорить ли нам о силе?Что скажем, коль начнем судить по ней?Так что ж выносливее: люди или?..
Как дважды два понятно: не сильнейВы ни гиппопотамов, ни тапиров.И даже ни баранов, ни коней.
Да, ваш наряд узорчат и порфиров,А что до благородства, вот уж ой!Герои вы, другому яму вырыв.
Как римляне, и старший, и меньшой,Благотворившие не славы ради,Мы, звери, вас прекрасней и душой.
И гордый лев мечтает о наградеЗа подвиг свой, а зла не вспомянет —На злоумышленника и не глядя.
Иные звери рвутся из тенет,Не уступая никаким оковам,И гибель выбирают, но не гнет!
Ведь непонятно только бестолковым,Что для животных гнет невыносим.До нас и в вольнолюбье далеко вам.
Скажу о воздержании засим.Ведь наше поклоненье и ВенереРазумнее. И тут мы не форсим.
В любви умеренны и строги звери.А посмотри-ка, люди каковы.Не помнят ни о здравье, ни о мере.
Поев порою мяса иль травы,Легки мы и подвижны в промежутке.А что и сколько лопаете вы!
О до чего изощрены и жуткиКоличеством и качеством харчи,Которыми язвите вы желудки!
Нет, мало вам пекомого в печи —Полезли в закрома и к океану.Так кто умней, отсюда заключи.
А на счастливых и несчастных гляну —Не знаю, что об этом скажешь ты,Но я о вас заплачу и не спьяну.
Живя без сплетен и без маеты,Мы от природы доблестны, как люди,А вы неблагородны, как скоты.
Да тут и спорить не о чем. А будеТы истины еще не видишь сей,Ее я поднесу тебе на блюде.
У всех без исключения зверей —Чутье, слух, зренье и другие снасти.Чем оснащен двуногий фарисей?
Ну, осязаньем. Но от глаз не застиИ очевидность, что добро, и тоУ вас пособница порочной страсти.
А наше платье? Жадно нажито?Нет, но закрыты мы от ветра илиОт холода теплее раз во сто.
Ну, а у вас растительность на рыле,А остальное вечно непутем.Ни чешуя, ни мех вас не укрыли.
Родимся мы — спокойно и растем.А ваша родилась и плачет кроха.Не мило вам на свете и дитем.
И до последнего вопите вздохаВам, плачущим недаром и невдруг,До гробовой доски живется плохо.
Природой, кроме пары жадных рук,Вам дан язык — для вашего же блага.Но, дуракам, вам и язык не друг.
Да, от природы ваше племя наго.Но и фортуна не щедра к нему.И для него не сделает и шага.
И я страстишек ваших не пойму,В вас перемешанных единой кучей,И вашему не поклонюсь уму.
Бессильный гад меж нами редкий случай,А между вами чуть не все подряд.Вы и слабее зверя и колючей.
Ответь: у тигров ли, у поросят,У пеликанов, у слонов, у блох ли —Кто был себе подобными распят?
Нет, пусть кажусь я апатичней рохли.Ты о моем возврате не радей.Давненько слезы у меня просохли.
Не верь, когда какой-то лицедейКричит, что жизнь ему отрада, дескать.Отраднее, чем жить среди людей,
Со свиньями в хлеву помои трескать».



1 2 3