Сэмюэль ДИЛЕНИ
ВАВИЛОН - 17

Нигде цивилизация не отражается
так совершенно, как в языке. Если
мы плохо знаем Язык как таковой,
то мы плохо знаем и цивилизацию.
Марио Пей

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. РИДРА ВОНГ

1
Это город-порт.
"Здесь испарения покрывают ржавчиной небо", - подумал генерал.
Промышленные газы окрашивают вечер в оранжевый, розовый, пурпурные цвета.
Опускающиеся и поднимающиеся транспорты, перевозящие грузы в звездные
центры и на спутники, разрывают облака. "И гниющий город тоже", - подумал
генерал, огибая угол по засыпанной мусором и отбросами обочине.
Со времени Захвата шесть губительных запретов задушили город, чей
жизненный путь поддерживается звездной торговлей. Изолированный, как мог
этот город существовать? Шесть раз за последние двадцать лет задавал он
этот вопрос, а ответ? Его не было.
Паника, мятежи, пожары, каннибализм...
Генерал взглянул на силуэты грузовых башен, выдававшихся над шатким
монорельсом на фоне грязных строений. В этом районе улицы были уже, на них
толпились транспортные рабочие, грузчики, несколько космонавтов в зеленых
мундирах и орды бледных, прилично одетых мужчин и женщин, руководивших
сложными и запутанными таможенными операциями."Теперь они спокойны,
занятые работой и домом", - подумал генерал. Но, однако, эти люди двадцать
лет жили под Захватом. Они голодали во время запретов, разбитых окон,
грабежей, толп, убегавших от пожарных брандспойтов; их лишенные кальция
зубы рвали мясо трупов.
Что за животное мужчина? Он задавал себе этот вопрос, чтобы отогнать
воспоминания. Легче, будучи генералом, задавать такой вопрос, чем
вспоминать о женщине, сидящей посреди тротуара во время последнего
запрета, держа на коленях скелет своего ребенка, вспоминать о трех
истощенных девочках-подростках, напавших на него посреди улицы с бритвами
(...передняя свистнула сквозь коричневые зубы: "Иди сюда, Бифштекс! Иди ко
мне, Лангет..." Его спасло каратэ), или о слепце, с криком бежавшим
посреди улицы.
Бледные приличные мужчины и женщины. Теперь они спокойны, теперь они
стараются, чтобы никакое чувство не отразилось на их лицах, у них теперь
бледные и приличные патриотические идеи: работать для победы над
захватчиками.
Алона Стар и Кип Рчак хороши в "Звездном празднике", но Рональд Квар,
конечно, самый серьезный артист. Они слушают хилейт-музыку. "Слушают ли?"-
подумал генерал, вспоминая об этих танцах, где партнеры не касаются друг
друга. Служить в Таможне хорошо и безопасно; работать непосредственно на
транспорте, конечно, веселее, и эта работа возбуждает, но лучше ее
смотреть в кино - эти транспортные такие странные люди... Более актуально
обсуждать стихи Ридры Вонг.
Они часто говорят о Захвате все теми же фразами, которые освящены
двадцатилетним повторением в газетах и по радио. Они редко вспоминают о
запретах, и то лишь одним-двумя словами.
Возьми любого из них, возьми миллион - кто они? Чего они хотят? Что
они скажут, если у них будет возможность сказать?
Ридра Вонг стала голосом века. Генерал вспомнил изображение в
гиперболическом ревю. Парадоксально: военный командир с военной задачей,
он теперь шел на встречу с Ридрой Вонг.
Вспыхнули уличные огни, и его отражение внезапно появилось в стекле
окна бара."Правильно, что я сегодня не надел мундира", - подумал он.
Генерал представил высокого мускулистого человека с властным выражением
крючконосого лица, ставшим привычным за пятьдесят лет командования. В
сером штатском костюме он чувствовал себя неуютно. До тридцати лет он
производил на людей впечатление высокого и неуклюжего, а после - это
изменение совпало с Захватом - впечатление массивного и властного.
Если бы Ридра Вонг пришла к нему в штаб-квартиру Администрации Союза,
он чувствовал бы себя лучше. Но он в гражданском, а не в зеленом мундире
космонавта. А она - наиболее известная поэтесса в пяти исследованных
Галактиках. Впервые за долгое время он почувствовал некоторую
неуверенность.
Он вошел. И прошептал:
- Боже, она прекрасна. Я не знал, что она так прекрасна, изображения
этого не передают...
Она повернулась к нему, встала со стула и улыбнулась. Он подошел,
пожал ей руку, слова "Добрый вечер, мисс Вонг" застряли у него во рту и
так и остались невысказанными.
И они начали беседу.
Помада ее была медного цвета, а зрачки глаз напоминали медовые
диски...
- Вавилон - 17, - сказала она. - Я не решила этого еще, генерал
Форестер.
Вязаное платье цвета индиго, волосы струятся по плечам, как вода в
реке.
Он ответил:
- Это не очень удивляет меня, мисс Вонг.
"Удивляет", - подумал он. Она оперлась рукой на стойку, наклонилась
вперед, бедра шевельнулись под вязаной синей материей; каждое движение
удивляет, поражает, сбивает с толку.
- Но я продвинулась дальше того, на что оказались способны вы,
военные.
Мягкая линия ее рта изогнулась в вежливой улыбке.
- Благодаря тому, что я знаю вас, мисс Вонг, это тоже не удивляет
меня.
"Кто она?" - подумал он. Он задавал этот вопрос абстрактному
собеседнику. Задавал его собственному отражению. Размышляя о ней он
непрерывно задавал этот вопрос. Все остальное не имеет значения, но ОН
должен знать о ней все. Это очень важно. Он обязан знать.
- Во-первых, генерал, - сказала она, - Вавилон-17 - не код.
Мысли его нехотя вернулись к предмету разговора.
- Не код? Но мне казалось, криптографический отдел установил... - он
остановился и потому, что не был уверен в заключении криптографического
отдела, и потому, что требовалось время, чтобы вернуться с обрывов ее
скул, из пещер ее глаз. Напрягая мышцы лица, он приказал своим мыслям
возвратиться к Вавилону-17. Захват Вавилона-17 может оказаться ключом к
прекращению этого двадцатилетнего бедствия. - Вы хотите сказать, что наши
попытки дешифровать его бессмысленны?
- Это не шифр, не код, - повторила она. - Это язык.
Генерал нахмурился.
- Что ж, как бы вы это не называли - код или язык - мы должны понять
его. Пока мы не понимаем его, мы чертовски далеки от цели.
Напряжение последних месяцев превратилось в зверя в его животе, этот
зверь ухватил его за язык, сделал хриплым его голос.
Улыбка его исчезла, обе руки он положил на стойку. Он хотел
преодолеть хрипоту.
Она сказала:
- Вы непосредственно не связаны с криптографическим отделом? - голос
ее был ровным и успокаивающим.
Он покачал головой.
- Тогда позвольте мне кое-что объяснить. В основном, генерал
Форестер, существуют два типа кодов. В первом буквы или символы,
используемые вместо букв, перемешиваются и искажаются в соответствии с
некоторым образцом. Во втором буквы, слова или группы слов заменяются
другими буквами, символами или словами. Код может относиться к тому или
другому типу или быть их комбинацией. Но оба типа имеют одно общее
свойство: когда найден ключ, вы лишь применяете его и тут же получаете
логичные предложения. Язык же имеет собственную внутреннюю логику,
собственную грамматику, свой способ выражения мыслей в словах. Не
существует ключа, подходящего ко всем значениям и выражениям в языке. В
лучшем случае вы получите лишь приблизительное представление о значении.
- Вы хотите сказать, что Вавилон-17 декодируется в какой-то язык?
- Вовсе нет. Это я проверила в первую очередь. Мы могли бы взять
вероятностную развертку различных элементов и проверить, конгруантны ли
они разным языковым образцам, даже если они расположены в совершенно
неверном порядке. Нет, Вавилон-17 - сам по себе язык, и мы его не
понимаем.
- Я думаю, - генерал Форестер попытался улыбнуться, - что вы хотите
сказать: поскольку это не код, а чужой нам язык, то нам придется
отступить.
Даже если это поражение, то, исходя от нее, оно становилось
облегчением.
Но она покачала головой:
- Боюсь, что вы меня не поняли. Неизвестный язык может быть
дешифрован без перевода. Вспомните, например, линеарный язык В и хеттский
язык. Но если я попытаюсь сделать это, мне нужно гораздо больше знать.
Генерал поднял брови.
- Что еще вам нужно знать? Мы передали вам все образцы. Когда получим
новые, мы обязательно...
- Генерал, я должна знать все о Вавилоне-17: где вы получили его,
когда, при каких обстоятельствах - все, что может оказаться ключом к этому
языку.
Вы дали мне десять страниц искаженных магнитных записей с кодами под
условным названием "Вавилон-17" и спросили, что он означает. Все, что я
могла, я вам сказала. Будет больше сведений, я смогу сделать еще
что-нибудь. Очень просто.
Он подумал: "Если бы это было так просто, мы никогда не обратились бы
к тебе, Ридра Вонг".
Словно прочитав его мысли, она промолвила:
- Если бы это было так просто, вы никогда не обратились бы ко мне,
генерал Форестер.
Он уставился на нее, на какое-то мгновение поверив в абсурдную мысль,
будто бы она читает у него в мозгу. Но, конечно же, она просто знает это.
- Генерал Форестер, установил ли ваш криптографический отдел, что это
за язык?
- Если и установил, мне об этом не говорили.
- Я уверена, что они об этом не знают. Я сделала несколько
структуральных набросков грамматики. А они сделали это? Генерал, хотя они
знают чертовски много о кодах, они ничего не знают о сущности языков.
Именно эта идиотская специализация - причина того, что я не работаю с ними
уже шесть лет...
"Кто она!" - подумал он вновь. Сегодня утром ему прислали ее
секретное досье, но он передал его адъютанту, лишь заметив пометку
"одобряется". Он услышал свой собственный голос:
- Возможно, если вы расскажете мне немного о себе, мисс Вонг, я
свободнее буду говорить с вами.
Нелогично, однако он проговорил это со спокойствием и уверенностью.
Насмешливо ли она смотрит на него?
- Что вы хотите знать?
- Я знаю только ваше имя и то, что несколько лет назад вы работали в
военном криптографическом отделе. Знаю, что уже и тогда, несмотря на ваш
юный возраст, у вас была отличная репутация. Поэтому, когда наши люди
безуспешно возились с Вавилоном-17 в течении месяцев, они единодушно
сказали: "Пошлите это Ридре Вонг", - он помолчал. - И вы говорите, что кое
в чем разобрались. Следовательно, они были правы.
- Выпьем, - предложила она.
Бармен подошел с двумя небольшими стаканами с дымчато-зеленой
жидкостью. Она пригубила, наблюдая за генералом. "Ее раскосые глаза, -
подумал он, - похожи на изумительные крылья".
- Я не с Земли, - сказала она. Мой отец был инженером связи в
Звездном центре с индексом X-II-B, как раз за Ураном. Мать была
переводчицей Двора Внешних Миров. До семи лет я росла в Звездном центре.
Там было мало детей. В пятьдесят втором мы переселились на Уран-XXYП. К
двенадцати годам я знала семь земных языков и пять неземных. Я запоминала
языки, как люди запоминают мелодии популярных песен. Во время второго
запрета погибли мои родители.
- Во время Запрета вы были на Уране?
- Вы знаете, что произошло?
- Знаю, что внешние планеты пострадали гораздо больше внутренних.
- Вы ничего не знаете. Конечно, они пострадали больше, - она глубоко
вздохнула, отгоняя воспоминания. - Одной порции недостаточно, чтобы я
могла говорить об этом... Когда я вышла из госпиталя, врачи не исключали
возможность помешательства.
- Помешательства?
- А что вы хотите? Длительное недоедание плюс невралгическая чума.
- Я знаю об этой чуме.
- Итак, я попала на Землю, жила у тети и дяди и получала
невротерапию. Но я не нуждалась в ней. Не знаю, психологическое это или
физиологическое, но из всего этого я вышла с еще более обостренным чутьем
к языкам. Я пронесла это чутье через всю жизнь и постепенно привыкла к
нему. К тому же, я научилась хорошо излагать свои мысли.
- Не связано ли это с легкостью расчетов и эйдетической памятью? Эти
качества очень нужны криптографии.
- Я плохой математик и совсем не умею рассчитывать. Зрительное
восприятие и специальные тексты - например, цветные сны и тому подобное -
все это у меня есть; но главное, в чем проявляются мои качества - в
словесном оформлении. В то время я начала писать. Один год я работала
переводчицей при правительстве и одновременно занялась кодами. Через
некоторое время я как криптограф приобрела определенную профессиональную
легкость. Но я плохой криптограф. У меня нет достаточного терпения, чтобы
корпеть над чем-то, написанным другим. Мне хочется писать самой. К тому
же, я невротична: это вторая причина, по которой я обратилась к поэзии. Но
мое профессиональное мастерство часто меня пугало. Иногда, когда было
слишком много работы и мне хотелось сделать что-нибудь еще, внезапно все,
что я знала, укладывалось в стройную картину у меня в голове, и я легко
читала лежавшее передо мной, а потом становилась усталой, испуганной и
жалкой.
Она взглянула на свой стакан.
- Постепенно я подчинила себе свое умение. В девятнадцать лет у меня
была репутация маленькой девочки, которая может расшифровать что угодно. Я
уже кое-что знала о языке и легко распознавала типичные его конструкции,
его грамматический строй, распознавала чутьем, что я и сделала с
Вавилоном-17.
- Почему вы оставили эту работу?
- Я назвала вам две причины. А третья заключалась в том, что, овладев
профессиональным мастерством, я захотела использовать его в собственных
целях.
1 2 3 4