— Здравствуйте, милые хозяюшки! — прогудел он в прихожей. — Познакомьтесь с моими спутниками! Влад и Юрий — моя охрана, и Анатолий Максимович, мой секретарь!.. — выходит, мы правильно угадали, подумал я. — Говорят, у вас нежданных гостей даже обедом потчуют? Просто быть такого не может!
— Потчуют, потчуют! — заверила мама. — Будьте добры за стол!
Пока министр освобождался от верхней одежды, отец заглянул в гостиную, все ли мы успели. Тётя Катя как раз наводила последний лоск, поправляя ножи и вилки, чтобы они лежали совсем ровно, передвигая маслёнки так, чтобы до одной из них было удобно дотянуться любому сидящему за столом, и отслеживая все подобные мелочи.
— Так вы, выходит, без всякого снегоката подшибли Степана Артёмовича? — осведомился отец. — Ну, мощны!
— Без снегоката? — удивилась тётя Катя. — Что же они делали на дороге?
— Дрались из-за этого снегоката, устроив кучу малу, — с ухмылкой сообщил отец.
Тётя Катя всплеснула руками.
— Дикие, я ж говорю, как есть дикие!
— Ну, тогда все дети дикие, потому что все когда-нибудь дерутся, — резонно заметил отец.
— Другие не так, — задумчиво покачала головой тётя Катя. — Не знаю, как у вас, а у нас имеются проблемы, из-за того, что Фаина на ферме дичком растёт. В итоге, витает в своём мире, плохо сходится с другими детьми, и очень часто при первом общении у неё доходит до драки — она просто не умеет общаться!
— Ну, у вас Фаина хоть в школу регулярно ходит, в отличие от наших, — заметила мама, вносившая в этот момент кастрюлю с супом.
Поскольку даже ближайшая школа была безумно далеко от заповедника, мы занимались дома, а в школу ездили раз в две недели и, сдав учителям все пройденное и все домашние задания, получали оценки.
— Мы ведь устроили Фаину в школу для талантливых детей, по справке, что ей необходимо много заниматься фигурным катанием, — напомнила тётя Катя. — Там занятия два раза в неделю и по субботам зачёты по пройденному. Так что со сверстниками она тоже общается недостаточно. Да и характер… Словом, у неё часто доходит до стычек с другими детьми, потому что она не знает, как себя надо вести.
— Наши тоже бывают как ёжики колючие, — вздохнула мама. — Особенно младший.
— Надо им побольше общаться друг с другом, и всё будет в порядке, — подытожил дядя Серёжа, вошедший в гостиную минуты две назад и внимательно слушавший разговор. — Раз подерутся, другой, и в итоге притрутся друг к другу.
К счастью, тут в дверях появились министр и его спутники, помывшие руки после дороги, и обсуждение наших «достоинств» — от которого мы беспокойно переминались с ноги на ногу, не зная, куда деться — прекратилось.
Мы спокойно пообедали, а после обеда взрослые охотно разрешили нам удалиться наверх, пока они будут пить кофе.
— Вы слышали? — возбуждённо спросил Ванька, когда вся наша троица устроилась в нашей с Ванькой комнате. — Мы все дикие, вот! Поэтому нормально, что мы дерёмся!
— Ничего нормального в этом нет, — возразил я. — И диким, кстати, был только ты. А в итоге и Фантика «умыли», объявив драчуньей.
— А что, с тобой тоже случается? — спросил Ванька у Фантика — с тем сочувствием, с которым спрашивают, когда находят родственную душу.
— Ну… — Фантик пожала плечами. — Бывает. Но, честное слово, я никогда не бываю виновата, просто так получается… Мама часто говорит, что я «дикая».
— Наша мама тоже нам твердит, что мы «дикари», — сказал я. — И… — я выпрямился. Меня осенила блестящая идея. — Вот что, раз мы все дикие, то давайте поклянёмся больше не сцепляться друг с другом, а создадим «Союз диких». А?
— Здорово! — воскликнул Ванька, а Фантик, тоже горячо поддержавшая мою идею, спросила:
— А чем будет заниматься наш союз?
— Чем угодно! — ответил я. — Сейчас, например, мы можем охранять министра, следить за всем подозрительным… А уедет министр — ещё какое-нибудь дело найдётся!
— Вон, кстати, папа и дядя Серёжа выводят «Буран» из гаража, — сказал Ванька, сидевший на подоконнике.
Уже начинало немного смеркаться. То есть, ещё нельзя было сказать, что наступили сумерки, но свет уже сделался бледно-голубым, и лишь кое-где в нём просверкивало холодное золото. И в этом бледно-голубом свете громко взревел «Буран», а потом его тарахтение стало быстро удаляться, становясь все тише.
— Надеюсь, они быстро справятся, — сказал я.
— Не знаю, — покачал головой мой братец. — Ты ж видел, как она подсела. Набок, да ещё нырнув носом вперёд…
— И какого хрена ты вообразил, будто у тебя хотят отнять снегокат? — спросил я.
— Разве ты такое вообразил? — удивлённо спросила Фантик у Ваньки. — По-моему, речь шла о другом.
Ванька, слегка надувшись, промолчал. Ему очень хотелось заявить, что ничего подобного он не воображал — но в глубине души он чувствовал, что это будет неправдой, а говорить неправду, после того, как мы заключили союз, у него язык не поворачивался.
— Мы ведь строили догадки, почему Степанов прислал нам такие дорогие подарки, — объяснил я. — И пришли к выводу, что это неспроста. А если б мы решили, что дело нечистое — то, конечно, мы должны были бы отказаться от снегоката — если не вернуть Степанову, то, по крайней мере, убрать в чулан и больше им не пользоваться, потому что иначе мы бы чувствовали себя по уши замаранными, всякий раз, когда прикасались бы к нему. А Ваньке стало жалко снегоката, вот он и покатил бочку на нас… И абсолютно зря. Потому что Степанов — какие бы мысли у него не были — ничего дурного после министра не замышляет.
— Откуда ты знаешь? — спросил Ванька — надо сказать, с видимым облегчением: видно, мысль о том, что от снегоката придётся отказаться, исподволь угнетала его до сих пор.
— Сопоставляю факты, — ответил я. — Наш фээсбешник, который отказался принять помощь от людей Степанова, ведь прокатился на снегокате, так? Хотя он знал, чей это подарок… Они с отцом долго беседовали наедине, так? Выходит, отец знал, что имеет в виду Степанов, присылая такие подарки, и успокоил на этот счёт Михаила Дмитриевича. А ведь отец не стал бы успокаивать начальника ФСБ, если бы сам не был уверен, что все эти подарки никак не связаны с приездом министра, так? И ты ведь знаешь отца — он не будет уверенным, пока не отмерит семь раз и не убедится, что прав!
— Да, и ведь ваш папа ответил, что эти подарки — в знак особого уважения и благодарности, когда мой папа спросил, будет он что-нибудь посылать в ответ Степанову или нет! — припомнила Фантик. — Выходит, Степанов благодарил за что-то, что уже было, а не хотел заранее расплатиться за то, что будет! Так?
— Так, — решительно сказал Ванька. — Иначе бы отец не принял подарки… Или отправил бы Степанову в ответ что-нибудь особенное, чего Степанову ни за какие деньги не достать!
— Разве такую штуку можно найти? — удивилась Фантик.
— Ты не знаешь леса! — ответил я. — В диком нетронутом лесу можно найти что угодно.
— Ага! — кивнул мой братец. — Отец однажды приволок такой кусок кривого ствола с наростами — ну точно бегун на старте! Когда отец его ошкурил, так что все изгибы волокон стали видны, а потом покрыл красивым лаком — никто поверить не мог, что это не скульптором сделано! И выражение лица, и мускулы и кроссовки — все как есть, до мельчайших подробностей!
— А где теперь эта статуя? — с довольно большим интересом спросила Фантик.
— Довольно долго стояла у нас в гостиной, — ответил я. — А потом её выпросил один банкир, который купил путёвку и лицензию на отстрел одного лося. Отец расстался с ней довольно охотно, потому что этот бегун слишком много места занимал. А банкир был на седьмом небе! Он потом прислал нам фотографию — поставил эту статую в большом холле конференц-зала своего банка, в самом центре. И написал, что все принимают её за работу какого-нибудь знаменитого художника и спрашивают, неужели ему было по карману приобрести такую вещь — даже ему, понимаешь? А он всем отвечает, простенько этак, что по карману, и у всех лица вытягиваются… Это я к тому, что в лесу можно настоящие сокровища нарыть! В начале оврага, который раньше был руслом реки, мы нашли костяные иглы двенадцатого века, которыми шили паруса… А ещё… Но если начать рассказывать — то это на несколько дней. И про старинные скиты отшельников с их могилами, и про старинные смоловарни, где швы речных судов конопатили, и про пещеры… Но, знаешь, лучше один раз увидеть, чем десять услышать. Вот приедешь летом — мы просто покажем тебе все! Сейчас много не разглядишь — все под снегом. Так сейчас давайте о другом подумаем. О том, как мы будем охранять министра.
— Да, надо припомнить все-все странное и подозрительное, что было за последние дни! — сказал Ванька.
И мы стали припоминать — и скоро совсем сбились и запутались. Просто обалдеть можно, сколько, оказывается, каждый день происходит странных вещей — или, по крайней мере, таких, которые без натяжки можно назвать странными и не совсем обычными. Например, следует ли считать странным, что у мамы пирожки чуть-чуть перестояли в духовке — ведь это случилось после того, как она узнала о приезде министра? Известие о его визите никак не могло выбить её из колеи — к знатным гостям мои родители привыкли. Так может отец поделился с ней чем-то таким, связанным с приездом министра и звонком Степанова, из-за чего мама начала нервничать? Или это произошло просто-напросто в запарке подготовки к празднику. В любом случае, не мешает по-хитрому расспросить маму — вдруг она проговорится?
В общем, мы с изумлением обнаружили, что когда мы говорим «день прошёл как обычно», то, по большому счёту, это неверно. В каждом дне можно углядеть целые тысячи мелких странностей и необычных событий, которые делают его непохожим на любой другой. Это если брать самый заурядный день, а что уж говорить о днях, когда действительно что-то происходило — таких, как тридцать первое декабря! Да ещё со всем наворотом вокруг нынешнего Нового года!
— Так мы далеко не уйдём! — заявил я. — Нам надо сосредоточиться на главном, и принимать во внимание только те странности, связь которых с этим главным для нас совершенно очевидна!
— Да, наверно… — согласился Ванька. — О, смотрите, «Буран» возвращается… И оба наших папы на «Буране», значит, машину им вытащить не удалось!
Мы с Фантиком тоже подошли к окну и увидели, как в сгущающихся сумерках наши папы остановили «Буран», пошли в сарай, выволокли оттуда несколько досок, подлиннее и покрепче, что-то обсудили с вышедшими охранниками и принялись пристраивать доски на «Буране». Топа, видя всю эту суету, вылез из-под своего навесика у сарая и стал бродить вокруг «Бурана» и нюхать воздух, как бы с любопытством читая по оставшимся запахам, насколько удалось вызволить машину и где работа застопорилась. Потом он насторожился — его вообще возмущали любые неполадки и неудачи — и метнулся к воротам, громко залаяв.
— Да, Топа, да! — крикнул отец. — Безобразие! Мы здесь, а машина до сих пор там! Ничего, скоро все уладим!
Топа воспринял одобрительную интонацию отца как разрешение лично проинспектировать состояние дел на месте происшествия — и рванул за ворота.
— Стой, Топа, куда ты! — остановил его отец. — Не вольничай!
Топа с лёгкой обидой поглядел на отца и громко залаял, пытаясь что-то объяснить.
— Да-да, конечно, мы и сами понимаем, что без твоей помощи нам не обойтись, — согласился отец. — Так что можешь пойти с нами. Но не лезь поперёк батьки в пекло!
Топа замялся, словно не зная, удовлетвориться этим или нет. Тем временем папа с дядей Серёжей пристроили доски на «Буране» и выехали со двора.
— Пошли с нами, Топа, коли хочешь! — крикнул отец.
И Топа помчался вслед за «Бураном».
Мы проводили их взглядами.
— Сегодня могут и не вытащить, — заметил Ванька.
— Типун тебе на язык! — возмутился я. — Тогда лучше на глаза взрослых не попадаться! Они будут раздражены на нас и обязательно за что-нибудь всыплют!
— Давайте лучше вернёмся к нашему заседанию «Союза диких», — предложила Фантик.
В этот момент снизу донёсся рык министра — мы аж подпрыгнули. Но тут же сообразили, что это он так смеётся — и его могучий смех эхом разносится по всему дому, сотрясая стены.
— Интересно, что его так насмешило? — сказал я. — Давайте посмотрим!
Мы быстро сбежали вниз и осторожно заглянули в гостиную.
Министр стоял перед ковром Степанова и хохотал. Со вчерашнего дня ковёр стоял в углу, свёрнутым в рулон, и, видно, министра заинтересовало, что же такое изображено на нашем ковре. Охранники и секретарь тоже разглядывали ковёр — с такими лицами, словно они тоже хотят последовать примеру Степана Артёмовича, но сдерживают смех, боясь, что дом может обрушиться, если и они присоединятся к громовым раскатам своего начальника. Наши мамы взирали на них и на ковёр чуть ли не с гордостью: в каком ещё доме можно найти такое чудо, способное доставить столько радости гостям?
— Да… — сказал Угрюмый. — Такое стоило поискать! Мой дед был бы в восторге — он обожал всякие ковры и занавески расцветок «вырви-глаз» и фарфоровых кошечек. Как и многие в моей деревне…
— А его ведь надо на стену повесить, чтоб не обидеть человека… — заметил охранник Юрий.
— Может, его можно как-нибудь спасти, приглушив цвета? — предположил секретарь, Анатолий Максимович. — Скажем, сначала постелить на полу, чтобы по нему походили ногами, а потом почистить — или в снегу выбив или специальным средством? Если цвета поблекнут, то он может быть совсем ничего!
Идея показалась всем вполне разумной.
— Я готов лично принять участие в его вытаптывании! — заявил Степан Артёмович. — После баньки можно этим заняться. А может, в баньку его взять — вдруг от жары он потускнеет, а?
Послышалось приближающееся тарахтение «Бурана».
— Что-то машину опять не слышно, — обеспокоено проговорил охранник Влад. — Неужели так и не удалось её вытащить?
Всё объяснилось очень быстро. На снегокате был только дядя Серёжа. Мы увидели в окно, как он слезает со снегоката и направляется к дому — с таким лицом, что мы сразу заподозрили неладное.
— Сергей, где Леонид?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24