Ведь до него только что четверо похвалили запах мудрости. Ломайносову, конечно, неудобно было признаться, что он ничего не понял. Да и вообще у него никогда не бывает собственного мнения. Он подумал и сказал:
– Ничего! Подходяще!
И тут, к радости пятёрки отважных и смелых, выскочила, наконец, Лийка Бегичева, для удовольствия которой мы, честно говоря, и принесли в класс запах мудрости.
– Ах, ах, – запищала, она, – это духи! Но я сразу узнаю! По запаху.
Вот этого-то нам только и нужно было. Выдернув пробку, Пыжик прикрыл горлышко ладонью.
– Тяни носом, Бегичева! Тяни что есть силы! – сказал он. – Но недолго! Надо и другим оставить немного! Не жадничай!
Он поднёс бутылку к носу Лийки и быстро снял ладошку с горлышка, а когда Лийкин нос и горлышко бутылки соединились, я прижала Лийку к бутылке, не выпуская её до тех пор, пока она не впитает в себя весь запах мудрости. И вдруг Лийка захрипела, забилась в моих руках, а потом завизжала так, словно у неё вытаскивали сразу все зубы.

Ребята захохотали. Лийка упала на пол и, повизгивая, отмахиваясь руками, чихала и фыркала, как тюлень в Зоосаде.
Неожиданно в класс вошёл директор.
– Что тут за цирк? – спросил он, обращаясь к Лийке. – Ты кого изображаешь? Рыжего у ковра?
Лийка вскочила, и тут мы увидели в руках у неё бутылку с мудростью. Падая, она вцепилась в неё и облила всё форменное платье.
– Никого я не изображаю! – закусила губу Лийка и вдруг, увидев полосу на платье, сказала: – Мне испортили платье.
– Кто это сделал?
Лийка передёрнула плечами:
– Пусть те, кто сделал, сами и скажут!
– А ты не знаешь?
– Нет… То есть, конечно, знаю!
– А в чём же дело?
– Просто мне совсем не нужно говорить об этом. Они же пионеры! Они сами должны сказать! Пионер обязан быть честным, правдивым!
Директор повернулся лицом к классу.
– Ну, так кто же из вас испортил платье? – Он поднёс бутылку с запахом мудрости к носу, понюхал и поставил её на подоконник. – И кто принёс нашатырный спирт в класс? И зачем принёс?
Все молчали.
– Ну, что же, – сказал Пафнутий, – видно, мне придётся взяться за вас как следует…
Захватив с собой злосчастную бутылку, он вышел из класса.
– Братцы…
– … и сестрицы! – вздохнула Нина.
Однако шутку её мы встретили без улыбок. У всех было такое настроение, будто мы сидели у постели больного товарища.
– Ребята, – сказал Пыжик, покосившись недовольно на Нину, – платье мы испортили? Испортили! Отвечать придётся? Придётся! Кому? Всем. А какой смысл? Ведь за платье придётся платить. Кто будет платить? Ясно – тот, у кого есть деньги! У вас деньги есть? Нет! Ручаюсь! А у меня есть небольшой капитальчик. Я уже три года собираю на мотороллер. На платье вполне хватит! Даже на два! А на мотороллер начну копить сначала! Значит, мне идти к Пафнутию и мне отвечать за этот запах мудрости.
Марго покраснела.
– Почему вам? – вспыхнула она. – Мы это все придумали, и всем нам отвечать надо! Я иду тоже!
– А я почему не должна идти? – спросила Нина, разглядывая в ручное зеркальце свои зубы.
– По-моему, тоже всем! – сказала Валя.
Пыжик постучал пальцами по виску, как бы показывая, что такое предложение могут внести только «чокнутые» (так в классе говорят о тех, у кого голова чокнулась с глупостью).
– Надо ж думать всё-таки, – сказал он сердито. – Если мы пойдём все вместе, Пафнутий подумает, будто у нас целая банда безобразничает! Ему ж, понимаете, как неприятно будет! Воспитывал нас, воспитывал и довоспитывался. А если я один пойду, – он скажет: «В семье не без урода!» И – порядок! Снизит за поведение! Ну, маму вызовет. И нам меньше неприятности, и ему тоже!
– Пыжик говорит правильно, – сказала Нина, – но как ты думаешь, Пыжик, что скажут о нас ребята, когда узнают, что ты всё взял на себя, выставил себя героем, а нас загородил, словно беспомощных цыпляток? А сами мы? Можем мы сами считать себя честными?
Мы задумались.
Вопрос о том, кому идти и признаваться – всем или одному – оказался не таким уж простым вопросом. Мы обсуждали его больше часа, но чем больше говорили, тем меньше понимали, как нужно поступить нам. Наконец мы решили посоветоваться с ребятами, потому что тут дело шло о дружбе, товариществе, о долге, чести и честности.
Нам не хотелось поставить себя в такое положение, будто мы пытаемся спрятаться за спину Пыжика, как трусишки, которые боятся отвечать за свои поступки. А про Пыжика могли бы сказать, будто он не хочет считаться с товарищами и поэтому лезет в герои.
– Пусть решает класс, как должно поступить! – предложила Нина, и мы согласились с ней:
– Пусть решает!
1 октября
Совещание о том, как поступить пятёрке отважных, класс наметил провести во время большой перемены, но тут произошло событие, которое помешало решить вопрос о нашем поведении.
Когда кончился второй урок, в класс заглянула Нина Сергеевна и сказала торопливо:
– Пыжик, Сологубова, Станцель, Павликова, Киселёва и Слюсарёва! После уроков зайдёте к директору!
Инночка дожала плечами, а когда Нина Сергеевна вышла, оскалила зубы и, захлёбываясь от смеха, закричала:
– Ура! Меня выводят в герои! Могу очень даже свободно получить четыре за поведение и хвастаться везде, что я невинная жертва…
– Тебя по ошибке! – сказал Пыжик. – Можешь не ходить!
– Ну, уж нет! – запротестовала Инночка. – Это будет невежливо! Приглашают к директору, обещают приключения, я увижу, как у Пафнутия станут круглыми глаза, а ты говоришь – можешь не идти! Обязательно пойду!
Марго спросила меня шёпотом:
– Как ты думаешь, кто мог сообщить директору о нас? Лийка?
– Но она же могла бы сразу сказать! Да и вообще ей неинтересно говорить о нас! Она надеется, наверное, что сами мы не признаемся, и тогда весь класс станет думать о нас как о самых последних людишках.
Кто же всё-таки мог сказать?
Мне кажется, в нашем классе нет ни одного мальчишки и ни одной девочки, которые могли бы наушничать.
Так и не зная, кто же сказал Пафнутию о том, что мы испортили платье Лийке, наша пятёрка просидела до последнего урока, как на иголках, а когда зазвенел звонок, мы пошли к директору с бьющимися сердцами. С нами пошла, улыбаясь глупо, Инночка Слюсарёва. Искать приключения на свою голову.
– Чего тебе надо? – остановился Пыжик. – Нечего тебе делать с нами! Думаешь, расплачемся от страха? Не дождёшься!
– Меня же вызывает Пафнутий! Это – одно! А другое – я люблю приключения! А уж с вами обязательно будут какие-нибудь приключения. Нос у тебя, например, самый приключенческий!
– Ладно! – сказал Пыжик. – Иди! Но не влезай со своим длинным носом в разговор! Стой и слушай! И молчи! Мы сами скажем, что ты ни при чём.
Мы подошли к кабинету директора.
– Стучим? – подняла руку Инночка.
Но не успела она опустить сжатый кулак на цветную филёнку двери, как она распахнулась и в коридор вышли по двое и по одному человек десять мужчин. Среди них я увидела папу. Ноги мои так и подкосились. Я поняла всё сразу. Директор вызвал уже родителей, поговорил с ними и сейчас объявит нам своё решение.
Ой, что-то будет?
Конечно, теперь и мечтать нечего о замечании в дневники. Даже четвёрки за поведение не видать нам, как своих ушей. Тут дело пахнет похуже, чем дурацкий запах мудрости.
Увидев папу, я спряталась за спину Нины Станцель, а когда он прошёл, юркнула в кабинет директора первой.
– Вот и мы! – просипела я (голос мой перехватило, и я уже не могла говорить как обычно). – Пришли! – постаралась я улыбнуться. И вдруг увидела рядом с директором милиционера.
Вот это здорово!
Неужели за испорченное платье нас посадят в тюрьму? Нет, не может быть! За такие пустяки даже не судят. Но тогда зачем же пришёл милиционер? Может, просто так! Зашёл к директору познакомиться? Поговорить об экзаменах? Сейчас очень много взрослых готовятся за десятилетку дома, а потом приходят в нашу школу и сдают экзамены.
Но, как я ни успокаивала себя, легче мне от этого не становилось. К горлу подступала противная тошнота. Щёки пылали. А сердце стучало так, что я приложила к нему руку, чтобы оно не выскочило из груди. Пыжик, Валя, Нина и Марго стояли тоже красные и смотрели на милиционера глупыми, растерянными глазами.
– Эти, значит? – спросил милиционер, раскрывая портфель.
Мы все попятились к дверям. Одна только Инночка подошла к столу и сказала:
– Здравствуйте! Вы помните меня?
Милиционер посмотрел на Инночку:
– Обязательно даже! Мы всех помним! А этого гражданина припоминаете? – и указал кончиком «вечной ручки» на человека с очень жёсткими, словно высеченными из гранита, чертами лица. Человек сидел в полуосвещённом углу кабинета, просматривая чьи-то тетрадки.
– Этого? – заглянула Инночка в лицо незнакомца и вдруг протянула ему руку: – Привет! Вы, значит, не умерли?
– Пока ещё нет! – улыбнулся незнакомец и, когда улыбнулся, его каменное лицо стало живым, весёлым; и я подумала: «Этот человек должен быть таким же хорошим, как его улыбка».
Страх у меня пропал, да и все остальные отважные тоже повеселели.
Тут встал из-за стола директор, подошёл к незнакомцу и, положив ему на плечо руку, сказал:
– Это, ребята, мой школьный товарищ! Когда-то учились вместе, но потом наши дороги разошлись. Он стал конструктором. По его чертежам строят самолёты. Зовут моего друга Владимир Иванович Тупорков! Всё остальное скажет он сам!
– Скажу! Почему не сказать! – Тупорков поднялся со стула и подошёл к нам. – Очень рад познакомиться, ребята! Вдвойне рад, что вы воспитанники моего школьного друга Пафнутия Герасимовича! Так вот, по закону о находках вам причитается некоторая сумма денег.
При этих словах милиционер вытащил из портфеля бумагу и положил перед собой.
– Вот тут указана сумма! Надо расписаться!
Ничего не понимая, мы смотрели друг на друга. Наконец Инночка сказала, обращаясь к нам:
– Это насчёт тех денег… которые тогда в парке Победы… Помните, мы отнесли в милицию.
– Помню! – закричал Пыжик. – Нас ещё спросили: не нашли ли мы больше, чем было в бумажнике?
– Правильно! – подтвердил милиционер. – Давай! Ставь подпись! Расписывайся и получай! – И, вытащив из портфеля пачку денег, положил её перед собою.
Пыжик развёл руками:
– А я тут при чём? Да никто ни при чём! Деньги нашла Слюсарёва! Пускай она и получает! Мы только проводили её до милиции и расписались, что не взяли семь рублей на мороженое… то есть, – запнулся и покраснел Пыжик, – я хотел сказать – просто расписались… Нам можно идти, Пафнутий Герасимович?
Вопрос этот Пыжик задал самым весёлым-развесёлым голосом, да ещё подмигнув нам так, что мы еле удержались, чтобы не расхохотаться. Настроение у всех сразу стало праздничным. И не мудрено!
Значит, родителей совсем не для того вызывали к директору, чтобы говорить о нашем поступке. И, значит, милиционер пришёл только для того, чтобы передать деньги и получить расписку. Ура!
– Подождите! – сказал директор.
У нас сразу же стали кислыми лица. Для чего мы ему нужны? Неужели он узнал всё-таки, кто принёс запах мудрости? Если это так, – тогда получится некрасивая история. Пафнутий будет думать, что мы сами ни за что не сказали бы ему правды.
Вздохнув, словно по команде, мы сгрудились у дверей, ожидая, что скажет директор. Но он повернулся к Инночке:
– Придётся, стало быть, тебе расписаться и получить вознаграждение за находку.
Инночка пожала плечами.
– Ну, я тоже ни при чём! – сказала она таким голосом, словно её обвиняли в краже! – Я же случайно увидела бумажник… Ну и… подняла и… потом мы все понесли деньги в милицию… А денег я вообще… не возьму, конечно!
– По закону нашедший может и отказаться! Закон не возражает! – сказал милиционер. – Распишитесь, что не берёте.
– Пожалуйста! – обрадовалась Инночка.
Она схватила ручку и наклонилась над бумагой:
– Где? В каком месте писать?
После того, как Инночка расписалась и милиционер ушёл, Тупорков встал в дверях, как бы загораживая выход, и сказал:
– Деньги вы можете не брать! Это ваше дело! Я бы тоже не взял, между прочим! Но от подарков отказываться неприлично!
– Нам ничего не нужно! – сказал Пыжик, и мы все дружно закричали, что никаких подарков не возьмём. А закричали потому, что мы в эту минуту хотели как можно быстрее покинуть кабинет директора и обсудить наше положение с ребятами, которые ждали нас в классе.
Тупорков посмотрел на нас ястребиными глазами так, словно прощупывал каждого, и, усмехнувшись, сказал:
– У живых людей обязательно бывают и мечты и желания. Вы, как я вижу, люди живые, думающие, мечтающие… Я прав? Конечно, прав! О чём же вы мечтаете? Какие у вас желания?
Мы засмеялись.
– Почему же нам не мечтать – сказала Нина. – Мечтаем и мы! И желания есть у нас! Исполнимые и такие, которые никогда не исполнятся.
– Вот как? – удивился Тупорков. – Неужели в наше время есть желания, которые невыполнимы? Например?
– Например, волшебные капли и волшебные порошки. Такие, чтобы, приняв, можно было отвечать на пятёрки по всем предметам.
– Знаете, – сказал Пыжик, – если говорить честно, для нас все желания вообще пока невыполнимы. Вот вы какие придумываете самолёты? Реактивные? Да? А мы на простых даже не летали. А кто же из ребят отказался бы полететь!
– Хоть бы в Москву! – мечтательно вздохнула Марго.
– Что ж, – сказал Тупорков, – желание как желание! И очень даже выполнимое!
Мы начали толкать друг друга локтями. Вот здорово! А что в самом деле, разве для конструктора трудно попросить знакомых лётчиков слетать с нами до Москвы и обратно? Час – туда! Час – назад!
– Это было бы толково! – просиял Пыжик. – Весь класс мечтает и о Москве и о том, чтобы полететь. У нас в классе никто ещё не летал, учтите!
– Учитываю! – улыбнулся Тупорков. – Учитываю и… – он повернулся круто к директору, – и что ты скажешь, если весь класс этих ребят слетает в Москву?
Директор повёл бровями и, прищурясь, пристально поглядел на нас, а потом на Тупоркова.
– А почему, собственно, именно этот класс полетит в Москву? Как говорится, сто тысяч раз – почему? Но будет ли это справедливо? Обычно награждается трудолюбие, прилежание, активная общественная работа, а этот класс пока что проявляет себя запахами мудрости, да и вообще я бы не сказал о нём, как о классе образцовом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36