— Черт возьми, Максик, каждый раз, как мы встречаемся, ты начинаешь фонтанировать, — сказал папа. — Неужели тебя уже укачало? Мы едем-то всего две минуты!
— Меня не тошнит, — буркнул Максик.
— Тогда в чем дело? — спросила я.
— Не хочу кататься на лодке. Меня рыбы будут кусать за ноги.
Максик поджал ноги, весь дрожа, как будто гигантская пиранья уже цапнула его за пальцы.
Папа оглушительно расхохотался. Вита тоже.
— Чего вы смеетесь! — рассердился Максик.
— Ой, ты такой дурак! — сказала Вита. — А я буду кататься на лодке. Я буду грести, пап. Если бы у меня был с собой купальник, я бы и сама поплавала. Я не боюсь, я люблю рыбок. Пап, а ты как-нибудь возьмешь меня поплавать с дельфинами? Это так круто!
— Не будем с этим торопиться, принцесса Вита, но сегодня ты можешь плавать с треской, окунями и камбалой сколько твоей душеньке угодно.
В итоге мы так и не покатались на лодке. К тому времени, как мы добрались до побережья, уже стемнело. Было еще холоднее, чем в городе, с моря дул ледяной ветер.
— М-м-м! Дышите глубже, здесь такой свежий воздух, — сказал папа, дрожа в своей тоненькой джинсовой куртке.
Оттопыренные уши Максика стали ярко-красными, и папа обмотал ему голову моим полосатым шарфом, завязав узел на макушке.
— Ты похож на девчонку с дурацкой ленточкой в волосах, — дразнилась Вита.
Она утверждала, будто ни капельки не замерзла, но зубы у нее стучали. Я потрогала ее руку — пальцы были как сосульки.
— Пробежимся по песочку! — предложил папа.
Песочка мы не нашли, только твердую гальку. Мы взялись за руки и побежали. Под ногами громко хрустело. Максик все время спотыкался и скулил.
— Боже, какой же ты капризный, малыш, — сказал папа.
Он поднял Максика и посадил к себе на плечи.
— Меня тоже возьми на ручки, пап! — потребовала Вита.
— Помилосердствуй, солнышко, я же свалюсь! — сказал папа. — Ладно, бог с ней, с прогулкой по пляжу. Пройдемся по набережной, а потом на мол.
Мол сверкал в темноте, волшебные огоньки очерчивали контуры серебряных куполов.
— Это дворец? — спросил Максик.
— Умница, это Дворцовая Дамба. Видишь вон ту полосатую башню? Она твоя, принц Максик. Ты в ней сидишь на золотом троне и командуешь волшебным королевством.
Папа накупил нам еды во всех ларьках на пирсе — блинчики с лимоном, пончики, истекающие вареньем, солененькие чипсы, и пушистую сахарную вату, и мороженое «Девяносто девять» — все, как обещал. Вита с Максиком грызли, лизали и хрумкали, пока не перемазали вдрызг свои школьные костюмчики, а по щекам у них протянулись шрамы из сахарной ваты.
Неудобно было держать их за липкие ладошки, так что я придерживала их за плечи. Я свое угощение подъела до крошки. Уписывала за обе щеки, так что на форменной юбке чуть не разошлась молния, но все равно у меня сосало под ложечкой. Пустота внутри никуда не уходила, хоть я и повторяла про себя, что сегодня чудесный день, я гуляю с папой, мне хорошо, хорошо, хорошо. Я наколдовала его, и вот он с нами, сегодня он весь наш.
Я шла по пирсу, стараясь не наступать на щели между досками, чтобы удача нам не изменила, чтобы папа вернулся вместе с нами домой, увидел маму и остался насовсем. Я очень старалась, но настил весь покоробился от старости, трудно было каждый раз попадать ногой точно на середину доски. В щели было видно, как плещется внизу темная вода. От этого у меня закружилась голова. Я посмотрела вверх, а когда снова опустила глаза, оказалось, что мои туфли стоят враскорячку на нескольких щелях сразу.
Папа увидел, что я расстроилась.
— Что такое, Эм? Хочешь еще мороженое?
— Пап, вообще-то я на диете.
— Да не слушай ты бабушку, золотце, ешь все, что захочется. Пошли к игровым автоматам! Посмотрим, сумею ли я выиграть для вас по подарку.
В тире на полке выстроились плюшевые игрушки размером больше нашего Максика: бежевые верблюды с высунутыми розовыми язычками, толстые слоны с громадными ушами и крохотными блестящими глазками, полосатые зебры с жесткими черно-белыми гривами и густыми черными ресницами, пятнистые янтарные жирафы с длинными качающимися шеями и коротенькими хвостиками с кисточкой на конце.
Мы с Витой и Максиком восхищенно рассматривали этих роскошных зверей. Потом с надеждой посмотрели на папу.
— Ничего не выйдет, детишки. Все это сплошной обман. Мне ни за что не набрать нужное количество очков, — сказал папа.
Но он все-таки попробовал. Разменял десятифунтовую бумажку и стрелял снова и снова.
— Не везет вам сегодня, сэр, — сказала девушка за прилавком, меряя папу взглядом с головы до ног.
— Действительно, не везет. Дети просто без ума от ваших чудесных игрушек, а мне не светит выиграть хоть одну. — Папа улыбнулся девушке своей особенной улыбкой. — Слушайте, вы уже нажили на мне десять фунтов. Что, если я добавлю еще десятку, и вы осчастливите моих малышей верблюдом?
— Я бы с удовольствием. — Девушка придвинулась поближе к папе, сладко улыбаясь. — Но верблюды у нас все на счету.
— А слоника? Зебру? Как насчет того жирафа в углу, с провисшей шеей?
— Босс меня загрызет, — сказала девушка. — Не могу, честное слово, не могу если вы его честно не выиграете.
— Но мы же с вами знаем, что честно выиграть здесь невозможно, — сказал папа. — Одно сплошное надувательство.
— Такова жизнь, — пожала она плечами. — Вот маленький утешительный приз для ваших малышей, хотите? — Она бросила нам по пакетику с мармеладками. — Может, вы как-нибудь еще зайдете… без детей?
Папа засмеялся и стал шептать ей что-то на ухо.
Вита глянула на него исподлобья и потянула за руку.
— Идем, пап, — сказала она сердито.
Папа скорчил смешную рожицу:
— Прости, принцесса Вита, я просто надеялся уговорить эту барышню, чтобы она подарила тебе верблюда. Ну ничего, зато мы сейчас выиграем тебе мишку.
Он остановился у автомата для выуживания игрушек. Плюшевые мишки всех цветов радуги, сваленные в прозрачный ящик, прижимались носами к стеклу, свернув мордочки на сторону и выпучив глазки-бусинки.
— Ого! Как тесно они там набились, мне ни за что не вытащить ни одного, — сказал папа.
— А я хочу мишку! — объявил Максик, поднимаясь на цыпочки, чтобы лучше разглядеть медвежью свалку.
— Малыш, у тебя же дома целая сотня медведей, — сказал папа.
— А полосатого нет! Я хочу вон того, мистера Полосатика! — Максик ткнул в стекло липким пальчиком.
— А я хочу ярко-розового. Он цветом точь-в-точь как нос у Балерины. Они у меня подружатся. Пожалуйста, пожалуйста, папа, вылови мне розового мишку! — взмолилась Вита, подпрыгивая от волнения.
Папа закатил глаза, потом посмотрел на меня.
— Ну а ты, принцесса Эсмеральда, небось желаешь изумрудно-зеленого мишку? — спросил он.
— Да ладно, пап, — сказал я, хотя мне действительно до смерти этого хотелось.
Я присмотрела себе совсем маленького зелененького медвежонка с ярко-синими глазками и озабоченной мордочкой.
— Вот этого, да? — Папа показал на моего синеглазого мишеньку.
— Папа, ты волшебник! — Я сказала это почти серьезно.
— Постараюсь выловить вам ваших медведей, но это будет непросто, — сказал папа.
Он разменял еще одну десятифунтовую бумажку и принялся орудовать манипулятором. Это была жутко неуклюжая, громоздкая штуковина. Металлические клешни захвата каждый раз промахивались мимо медведя. Иногда папе удавалось ухватить мишку за лапу, за ухо или за нос, но потом захват соскальзывал и пустой уезжал в сторону.
Мы неотрывно следили за ним и замирали, не дыша, всякий раз, как манипулятор зависал над очередным медведем. И после каждой неудачи мы все четверо хором выдыхали:
— О-о-о!
На последнем проходе папа все-таки выловил мелкого кособокого желтого мишку, который угрюмо уцепился лапкой за стальные клешни.
— Это мне, пап? — спросила Вита.
— Мне больше хотелось мистера Полосатика, но желтый тоже ничего, — сказал Максик не очень уверенно.
— Этот желтый мишка не для тебя, Максик. И не для тебя, Виточка.
— Для меня, да, папа? — спросила я.
— Прости, солнышко, но он уже занят, — сказал папа. — Он мой.
— Ты его назовешь мистер Желтяк? — спросил Максик.
— Нет, моего медвежонка будут звать Лучик.
— Какое-то неинтересное имя, — сказала Вита.
— Очень даже интересное, моя дорогая. Это мой маленький Солнечный Лучик. Он будет мне напоминать о том, какой счастливый день мы провели вместе с вами.
На прощание мы в последний раз с нежностью взглянули на мистера Полосатика, Розочку и крошку Синеглазку. Потом, крепко держась за руки, вышли из зала игровых автоматов и, дрожа от холода, двинулись в дальний конец пирса, к аттракционам. От картинга Максик; попятился, а при виде несущегося по кругу музыкального экспресса завопил от ужаса.
— Какой ты противный, Максик, — заворчала Вита. — Вечно трусишь. Ты вообще ничего не хочешь делать.
— Нет, хочу, — возразил Максик. — Я хочу покататься. Я хочу подняться к себе в башню.
Мы посмотрели на полосатую, розовую с красным башню, в которой размещался спиральный спуск.
— Максик, вряд ли там на самом деле стоит золотой трон, — шепнула я ему на ухо.
— Я знаю, — ответил Максик. — Это была просто сказка, правда, папа? Но все равно, это моя башня, да?
— Конечно, твоя, Максик. Ты очень щедрый и с удовольствием поделишься с Витой, Эм и со всеми этими людьми. Только там внутри темно — не испугаешься?
— Конечно, не испугаюсь, — храбро ответил Максик.
Папа купил нам всем билеты, мы вошли в башню и стали подниматься по лестнице на самый верх.
— Вот видишь, Вита, я ничуточки не боюсь, — пискнул Максик.
Вита не стала спорить. Ей и самой было не по себе. На полдороге она ухватилась за мою руку и больше уже не выпускала. Когда мы наконец оказались наверху, то увидели там человека, который выдавал всем плетеные коврики.
— Позволишь разделить с тобой золотой трон, Максик? — спросил папа, усаживаясь на коврике и пристраивая Максика к себе на колени.
Служащий подтолкнул их, они вихрем полетели вниз и сразу скрылись из виду. Было слышно, как визжит Максик.
— Что-то мне не хочется кататься, — сказала Вита. — Давай спустимся по лестнице.
— Нельзя, Вита, там уже другие люди поднимаются.
— Мне все равно.
— А им не все равно. Давай сядем вместе на коврик. Все будет хорошо, вот увидишь.
Ты совсем не боишься, Эм? — спросила Вита.
— Нет, — ответила я.
— Ты дрожишь.
— Я замерзла! Ну давай, садись со мной на коврик.
Я уселась на коврик, Вита примостилась у меня на коленях, крепко, словно клещами вцепившись в мои ноги. Служащий сильно толкнул меня в спину, и мы понеслись в темноту вираж за виражом. Ветер бил нам в лицо, далеко внизу шумело море, на набережной сверкали огни. Мы как будто вдруг попали в одну из папиных чудесных сказок. Мне хотелось, чтобы это никогда не кончалось. Я даже растерялась от неожиданности, когда мы вылетели из башни и шлепнулись на землю, хотя папа нас ждал и сразу помог подняться.
— Можно еще раз? — дружно взмолились мы.
Папа купил нам еще по билету. На этот раз я взяла к себе Максика, а Вита поехала с папой. Мне тоже хотелось разочек прокатиться на папином коврике, но Вита не справилась бы с Максиком, и вообще, я понимала, что уже слишком большая, чтобы кататься на ручках у папы.
Может, все-таки стоит выдерживать диету, прекратить перекусывать потихоньку… Но когда папа предложил поужинать жареной рыбой с картошкой, я не стала возражать.
В ресторане я увидела на стене часы и испугалась. Папа заметил, куда я смотрю.
— Не волнуйся, Эм, еще нет двенадцати часов. Нам пока не грозит превратиться в тыквы.
Вита с Максиком захихикали. Я промолчала, налегая на картошку. Я еще и у младших половину картошки съела, пока собиралась с духом, чтобы спросить у папы об одной вещи.
— Ты ведь предупредил маму с бабушкой, что повезешь нас кататься, да, папа?
Он укоризненно покачал головой:
— Что ты все суетишься, Эм? Вы — мои дети. Я не обязан спрашивать разрешения, когда мне хочется вас развлечь.
Мне было страшно приятно, что папа и меня включил в понятие «мои дети». Но тревога у меня внутри все росла.
— Папа, но, если ты им ничего не сказал, они же будут беспокоиться, куда мы делись.
— Перестань, Эм. Не порти нам все удовольствие, — сказал папа.
— Да, Эм, заткнись, — поддакнула Вита. — И кончай лопать мою картошку. Я хочу построить из нее домик.
— Да, заткнись, заткнись, заткнись, — завелся Максик.
Бабушка всегда сердится, если кто-нибудь из нас говорит «заткнись». Максик кривлялся, повторяя это слово без конца.
Они оба начали дурить, потому что очень устали. Я тоже устала. Я чувствовала, что вот-вот разревусь, как маленькая, от обиды. Это нечестно! Я никому не хотела портить удовольствие. Просто я не могла не думать о маме с о том, как они сейчас беспокоятся.
— Может быть, позвоним маме? — выдавила я.
— Незачем, — ответил папа. — Мы сейчас поедем домой, если ты этого хочешь.
— Нет, мы не хотим! — закричала Вита. — Мы хотим быть с тобой, папа. Мы хотим остаться с тобой до утра.
— Да, до утра, — сказал Максик, хотя глаза у него закрывались сами собой, а подбородок чуть не утыкался в тарелку с недоеденным ужином.
Я закусила губу и ничего больше не сказала. Папа заплатил по счету и взял Максика на руки.
— Меня тоже! — заорала Вита, протягивая ручки, точно детсадовский карапуз.
Папа кое-как взял на руки и ее. Я потопала за ним.
— Знаешь что я тебе скажу, Эм, — сказал папа, с трудом повернув ко мне голову. — Раз дети так устали, мы могли бы переночевать в какой-нибудь небольшой гостинице, а завтра я отвезу вас домой.
— Но… но у нас с собой нет пижам и ничего для купания… — растерялась я. — И в школу опоздаем…
— О боже, да не будь же ты такой занудой. Можно подумать, ты старше бабушки, — рассердился папа.
На этот раз я не смогла сдержать слезы. Папа заметил. Остановился. С трудом присел на корточки. Вита и Максик висели у него на плечах, как два рюкзака.
— Эм… Эм, прости. Я не то хотел сказать. Я не всерьез все это говорил. Не стал бы я ночевать в гостинице. Просто мне так хочется, чтобы этот день не кончался, родная моя.
— Мне тоже, папа, — всхлипнула я. — Я не хотела быть занудой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25