Попробуй кому расскажи, что их с Иркой семейная лодка разбилась даже не о быт, а всего лишь о стопку добротно изданных книжек. Кстати, первый десяток романов Рогову еще удалось как-то пережить, кризис наступил на втором, когда жена притащила домой свежеизданное чтиво под названием (и помнить его до конца своих дней!, ) «Поцелуй на прощание». В общем, этот самый «Поцелуй» оказался последним гвоздем в крышку гроба, в котором отныне бесславно покоились роговские мечты о тихом семейном счастье.
А дело было так. Однажды он заявил, что желает нормальных завтраков, обедов и ужинов, а также прочих немаловажных удовольствий супружеской жизни, стукнул кулаком по столу и решительно провозгласил:
— Или я, или Алена Вереск!
Он-то был уверен, что жена сделает правильный выбор. Как же он ошибался! Ирка обозвала его тупым животным и перебазировалась к теще, прихватив с собой самое дорогое — романы своей несравненной Алены. С тех пор прошло уже три месяца, а жена возвращаться не собиралась. Рогов тихо страдал, ходил на работу в неглаженых рубахах, но проявлял твердость и не просил жену вернуться обратно. Ирка тоже не выказывала ни малейшего намерения наладить отношения. Словом, роговская жизнь лежала в руинах, под которыми заодно был погребен и он сам с его лучшими чувствами и светлыми надеждами, и теперь ему лишь оставалось высечь на этих завалах, как эпитафию на могильном камне, демоническое имя Алены Вереск.
Растеребив себе душу столь тягостными воспоминаниями, Рогов никак не мог настроиться на рабочий лад. Спасало его лишь то счастливое обстоятельство, что за день не произошло ничего экстраординарного: начальство вело себя миролюбиво, против обыкновения не дергая по пустякам, телефон и тот — удивительное дело! — молчал уже больше сорока минут. К пяти часам Рогов убаюкал печаль текучкой и рутиной и начал строить планы на вечер. Решил, что по дороге домой заскочит в магазин и купит замороженных пельменей, бутылку пива и спортивную газету. Кроме того, по одной из телевизионных программ намечался интересный футбольный матч, в предвкушении которого у сыщика поднялось настроение.
— Ничего, прорвемся, — пообещал он сам себе и стал наводить порядок на рабочем столе, а эту процедуру он неукоснительно совершал в конце трудовой недели, как пятничную молитву.
Увы и ах, пельменно-спортивные планы были грубо и бесцеремонно порушены противно задребезжавшим звонком. Едва взявшись за трубку, Рогов понял, что ничего хорошего не услышит, а, напротив, его ждет перспектива выезда на происшествие с вытекающими отсюда последствиями в виде работы в выходные. Он отозвался, полный тягостных предчувствий:
— Рогов слушает…
Беспокоило его непосредственное начальство в лице подполковника Кобылина, которое, хрипло прокашлявшись, поинтересовалось задушевным отеческим тоном:
— Слушай, Рогов, у тебя там, кажется, с делом Баева все в порядке?
— Дело передано в суд, — отрапортовал Рогов без всякого энтузиазма.
— Тогда… знаешь что, поезжай-ка ты сейчас в ДК строителей на Александровской…
— А что там? — тоскливо спросил Рогов.
— Убийство там, дорогой, убийство. Убита молодая женщина… Да, криминалист уже выехал, так что не беспокойся. Ну, желаю удачи, потом доложишь. Если что, звони прямо домой.
Рогов принял отвратительную новость с безропотностью стоика. Что хорошего можно ждать от жизни, в которую однажды безжалостно вмешалась Алена Вереск?
* * *
— Красивая куколка, — сочувственно заметил эксперт-криминалист Зотов, стягивая медицинские перчатки. Его сожаление выглядело вполне искренним, ибо, несмотря на солидный возраст, всеми уважаемый Николай Аркадьевич слыл нержавеющим сердцеедом. — Еще теплая. Ножевое ранение, смерть практически мгновенная. Остальное — после вскрытия.
С тем, что девушка была красивая, не согласился бы только слепой. На дощатом покрытии сцены ДК строителей беспомощно распласталась воплощенная в яви и плоти заповедная мужская мечта — роскошная блондинка с длинными точеными ногами. Надо отдать ей должное, она поражала воображение даже мертвая. Веер белокурых волос развернулся над хорошеньким личиком, уже успевшим принять безжизненный оттенок слоновой кости, одна рука была вытянута вдоль тела, другая прижата к залитой кровью груди. Вокруг тела уже предусмотрительно нарисовали меловой контур, зафиксировав его положение. Чуть в стороне валялись ее туфли на высоченных каблуках. Рогов почувствовал острую жалость к убитой, а еще досаду от того, что эту красивую девку сейчас отправят в морг, в то время как ненавистная ему Алена Вереск жива-здорова и где-то в тиши коварно замышляет очередной толстый роман.
Сбоку кто-то засопел и сокрушенно произнес:
— Нет, у мужчины просто рука не поднялась бы. На такое способна только женщина…
Рогов обернулся и увидел молодого милицейского лейтенанта. Ну вот вам, пожалуйста, еще один романтик при исполнении!
— Кто ее нашел? — отрывисто спросил Рогов.
— Женщина одна, да вон она стоит, — сообщил романтичный лейтенант.
Рогов посмотрел туда, куда он указал, и увидел двух молодых бабенок, стоящих в обнимку. Одна была среднего роста, слегка полноватая, и в ее круглых глазах металась тревога, другая — совсем в ином роде: высокая и поджарая, как породистая борзая.
— Которая из них?
— Пышечка, — профессионально отрекомендовал главную свидетельницу романтик в милицейском мундире. — Зовут Виктория Васильевна Мещерякова.
— Тогда проследите, чтобы эта Пышечка никуда не делась, пока я с ней не переговорю, — распорядился Рогов. — И еще… Она что, так и была одета? — Он еще раз посмотрел на убитую, облаченную в прозрачную тунику, практически ничего не скрывающую. — Накинули бы на нее что-нибудь…
— Так у них здесь должен был этот — показ мод проходить, и она, значит, уже надела, ну, костюм свой… Она же манекенщица… — Лейтенант заглянул в свой блокнот и уныло забубнил:
— Столетова Анжелика Михайловна, двадцать один год, работала в Доме моды Сержа Доманта.
— Он что, француз?
— Кто?
— Да Серж этот. Лейтенант пожал плечами:
— А кто его знает… Да вон он сам, можно спросить, если надо.
— Не надо, — сказал Рогов и покосился на странную щуплую личность неопределенного пола в наряде, напоминавшем кружевное исподнее. Голову сомнительного типчика венчала пилотка апельсинового колера, а на шее болталась крупная цепь, на которой можно было смело подвесить хрустальную люстру приличных размеров. Вокруг модельера толпились перепуганные девицы в не менее экстравагантных туалетах и, глядя на свою распростертую на сцене товарку, возбужденно перешептывались и громко хлопали наклеенными ресницами. Задачка Рогову предстояла адова — заработать мозоль на языке, опрашивая этот специфический контингент, просеять добытые сплетни и слухи сквозь сито объективности, проверить, уточнить, как следует покопаться в дамском белье — в прямом и переносном смысле, а также схлопотать пару выговоров от начальства. Как минимум…
Снова подгреб Зотов:
— Ну что, мы ее забираем? Рогов кивнул и снова переключился на лейтенанта:
— Орудие убийства нашли?
— Пока нет, — виновато отчитался сержант, — ищем…
— А что служебная собака?
— Взяла след, прошла через подсобку, вон слева, видите? Выпрыгнула через окошко — оно было открыта — и остановилась на автомобильной стоянке. Скорее всего убийцу там машина поджидала.
Сыщик посмотрел налево, разглядел небольшой и довольно захламленный чуланчик.
— Что у них там?
— Как это? Ну вроде радиорубки, там они обычно аппаратуру держат…
Рогов вздохнул, снова нащупал взглядом Пышечку и решительным шагом направился в ее сторону. Помахал перед ее физиономией удостоверением и приготовил к действию свое умозрительное сито. Чутье подсказывало, что оно ему непременно пригодится, ибо женщины — свидетели многословные и путаные.
— Виктория… м-м-м… Васильевна, у меня к вам несколько вопросов. — Рогов подхватил дамочку под локоток и отвел подальше от подружки, выражение лица которой показалось ему уж слишком любознательным. — Расскажите мне, пожалуйста, каким образом вы нашли убитую?
Дамочка облизала пухлые губки и сбивчиво поведала:
— Я… я на нее просто наткнулась… У меня упала сумка, я стала ее искать и рукой попала прямо в кровь…
Пухлые губки затряслись, а васильковые глазки заморгали, и то и другое ничего хорошего не предвещало. Кажется, главная свидетельница серьезно собралась зареветь, а это в планы Рогова не входило.
— Виктория Васильевна, крепитесь, — суровым тоном призвал ее к порядку Рогов, — я знаю, что вы потрясены случившимся, но от вас сейчас так много зависит. Соберите, пожалуйста, все ваше мужество.
Замечание подействовало: Пышечка вздрогнула и подобрала губки, быстро соорудив из них бантик.
— Я… я понимаю. Спрашивайте дальше, я постараюсь быть внимательной и объективной.
«Как же, как же, дождешься от вашей сестры объективности», — подумал Рогов и осведомился уже вслух:
— Можно узнать, как вы здесь оказались?
— Я пришла на показ мод, — пробормотала госпожа Мещерякова и почему-то потупилась.
— Ну а за кулисами что делали? — Рогов исподлобья внимательно наблюдал за свидетельницей, проявляющей явные признаки нервозности. А такое ее поведение могло быть либо следствием недавнего потрясения, либо чего-нибудь похуже. Например, диктоваться желанием что-нибудь скрыть.
— За кулисами? — переспросила она и замолчала. Вид у нее был такой, словно она на полном ходу влетела в стенку. — А за кулисами, за кулисами… я там просто гуляла, — быстро закончила она.
— Не совсем обычное место для прогулок, — оценил Рогов.
Женщина растерялась и пробормотала совершенно потерянно:
— Ну… Показ все не начинался и не начинался… Мне стало скучно, и я решила посмотреть, что происходит за кулисами.
— Очень любопытно. Когда вы приходите в Большой театр на «Лебединое озеро», к примеру, то во время антракта тоже гуляете за кулисами? — поупражнялся в риторике Рогов, решивший, что эту следопытку нужно непременно взять на заметку, и продолжил:
— Значит, вы уронили сумочку… Как это произошло?
— Там было очень темно, я обо что-то споткнулась… А потом, потом… — она опять заволновалась и шумно задышала, — потом я стала шарить по полу и…
— Значит, там было темно, — уточнил Рогов, — и вы ничего не видели?
— Нет, ничего, — горестно согласилась Пышечка, — только еще раньше мне показалось, вроде был какой-то шорох. Все…
— А потом?
— А потом я закричала, включили свет, и сразу все сбежались.
Рогов понял, что сегодня ему от нее больше ничего не добиться, и все-таки не удержался, полюбопытствовал:
— Когда свет загорелся, вы случайно нож поблизости не заметили?
— Нет, ножа не было, это точно, — она замотала головой.
Рогов поблагодарил дамочку за информацию и уведомил о том, что им еще не однажды придется встретиться, чтобы обсудить увиденное ею за кулисами. Ее это не обрадовало, как и в девяноста девяти процентах подобных случаев — Вы меня отпускаете? Я могу идти? — засуетилась она.
— Разумеется, — заверил Рогов, — только прежде мы запишем ваши координаты. Ну, домашний адрес, телефон и прочее.
Когда формальности уладились. Пышечка проворно засеменила к подружке, настороженная головка которой в продолжение всей беседы, точно флюгер в безветренную погоду, указывала в их направлении.
Глава 4.
ОДНА ЗА ВСЕХ И ВСЕ ЗА ОДНУ!
— Боже милостивый, ну и дела! — произнесла Викуля, усевшись в машину.
— Да уж, довольно неожиданная концовка, — поддакнула ей Мура.
Викуля повернулась и метнула в подружку сердитым взглядом:
— Все ты со своей психической атакой! А меня теперь по судам да следствиям затаскают!
Мура чуть не задохнулась от праведного гнева:
— Ну наконец-то выяснилось, кто тут главная сволочь! Мура, оказывается! Вот она, благодарность! Я, как последняя идиотка, бросаю работу над рукописью и сломя голову несусь спасать ее паршивое семейное счастье — и вот что я слышу! Ну, спасибо, спасибо…
В Мурином монологе было столько патетики, что впору позавидовать королю Лиру.
Неудивительно, что Викуля сама не заметила, как перешла на оправдательно-извинительный тон:
— Ты не сердись, конечно, но… А чего ж ты за кулисы полезла?
— Чтоб ты знала, я полезла не за кулисы, а всего лишь прошла в подсобные помещения. Там есть сбоку маленькая дверца, которая выходит в коридор, а в коридоре тоже — дверцы, дверцы…
— А там ты что забыла?
— Что-что… — Мура вздохнула и честно призналась:
— А черт его знает, чего меня туда понесло… Так, решила поднять боевой дух. Хотела поближе посмотреть на твою роковую разлучницу. Ты-то зачем на сцену поперлась?
— А я за тобой. Только никакой дверцы я там не увидела, там была темнотища жуткая.
— Да? — удивилась Мура. — Странно, а когда я проходила, там горел свет.
Подружки переглянулись и прикусили языки. Вика не сразу завела машину, потому что в нервном возбуждении пару раз слишком рано бросала сцепление. Потом так нажала на газ, что двигатель отчаянно взревел.
Разумеется, Мура не была бы Мурой, если бы удержалась от замечания:
— Ты уверена, что у тебя удостоверение на управление автомобилем? Может, тебя все-таки учили водить самолет? Кстати, куда мы летим?
— К черту на рога, — огрызнулась Вика.
— Тогда штурманом буду я. Чертовы рога отменяются, едем к Тамаре. Она ведь, между прочим, так и не пришла, хотя и обещала.
— И правильно сделала, — пробурчала Вика, — по крайней мере, неприятности ей не грозят.
— Не понимаю твоего пессимизма, — отпарировала Мура, — тебе радоваться нужно.
— Чему радоваться? — удивилась Вика.
— Тому, что длинноногая блондинка больше не угрожает твоему семейному счастью! — торжественно заявила Мура и блеснула своими небольшими, но очень живыми и выразительными беличьими глазками.
* * *
Тамара встретила их, как последних уцелевших из полярной экспедиции, затерявшейся в ледяных торосах. Окружила заботой и вниманием и принялась отпаивать чаем, приговаривая:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28