Остальные последовали за ним по пятам.
– Тетя, ты звала меня? – спросила Дженна, появившись в дверях.
Тарамис улыбнулась, по-семейному и, как ей казалось, естественно. Дженне предстояло сыграть еще одну роль, и она была неплохо подготовлена к ней. Черный шелк укрывал ее от шеи до пят. Волосы волной спускались по плечам. Черное платье – символ черноты Великой Ночи. Бледное лицо – сама невинность. И рядом – огненно-алый шелк, подчеркивающий чувственные изгибы тела Тарамис.
– Да, дитя мое, – ответила Тарамис. – Сегодня тебе предстоит выполнить твое предназначение. До конца. Выпей со мной праздничный кубок. Ты теперь женщина, уже достаточно взрослая для того, чтобы узнать вкус вина.
Дженна нерешительно взяла чашу обеими руками и всмотрелась в рубиновую жидкость.
– Я часто хотела попробовать его. Мне было так интересно.
– Тогда пей. Пей все, до дна. Так вкуснее.
Тарамис нервно ждала и облегченно вздохнула, увидев, как Дженна запрокидывает голову и подносит чашу ко рту.
Девушка легко рассмеялась, отставив почти опустевшую чашу.
– Так тепло. Во мне словно бежит жидкий огонь.
– Голова не кружится? Такое иногда бывает, – участливым голосом сказала Тарамис.
– Не знаю… Я… я чувствую… – икнув, девушка замолчала.
Взяв из несопротивляющихся пальцев чашу, Тарамис посмотрела в широко раскрытые глаза Дженны. Вино не подействовало бы так быстро и так сильно. Порошок. Это его эффект.
– На колени! – приказала Тарамис.
Улыбаясь, как если бы это было обычным делом, Дженна встала на колени перед принцессой.
Отлично, подумала Тарамис. Порошок действует лучше любого заклинания.
– Вставай, дитя мое, – обратилась она к Дженне и, обернувшись, позвала Верховного Жреца: – Ксантерес! Она готова!
Жрец вошел в комнату с золотой чашей в руках. Тарамис сама открыла ее и сказала:
– Возьми Рог, Дженна.
Ее глаза ревниво следили за руками Дженны. Ничего, думала Тарамис, завтра утром она будет единственной, кому будет даровано право прикасаться к Рогу и Сердцу. Завтра утром.
Четыре удара гонга пронеслись по дворцу. Наступила ночь.
– Пойдем, дитя мое, – сказала Тарамис.
С Рогом на вытянутых руках Дженна последовала за ней навстречу судьбе.
Конан бесшумно ступал по коридорам дворца, не обращая внимания ни на великолепные ковры вендийской работы, устилавшие пол, ни на гобелены из Иранистана, свисавшие со стен, на которых горели позолоченные светильники. Его спутники едва поспевали за ним. Стражники стояли чуть ли не на каждом шагу. Несколько раз Конану и его товарищам приходилось прятаться в боковых переходах за занавесями, пережидая, пока мимо пройдет патруль – десяток воинов в черных доспехах. Разобраться с такой компанией не подняв шума было невозможно. А Дженну следовало разыскать, не вызвав никакой тревоги, если только они хотели сохранить хоть малейшую надежду на то, чтобы выбраться с нею из дворца живыми.
Киммериец шагнул из одного коридора в другой. Скрип кожаной одежды дал ему шанс. По обе стороны от входа, прислонившись к стене, стояли два стражника в черных доспехах и шлемах с забралами. Их руки рванулись к рукояткам сабель. Времени на размышления не оставалось. Надо было действовать.
Сжимая меч двумя руками, Конан метнулся влево и вонзил клинок под эбеновую пластину. Стражник успел лишь до половины вынуть саблю из ножен. Продолжая начатое вращение, Конан выдернул меч из тела жертвы. Второй страж, выхватив саблю, совершил ошибку, занеся ее для рубящего удара, вместо того чтобы колоть. Меч Конана воткнулся под занесенную руку. Еще мгновение, и Конан, шагнув вперед, довершил дело, полоснув клинком по шлему изо всех сил. Первое тело еще не затихло на полу, когда труп второго стражника уже рухнул на него.
Малак восхищенно присвистнул. Зула тоже смотрела на Конана, оцепенев.
– Ты… такая скорость… Я никогда…
– Вот что, – прервал ее Конан. – Этих двоих или обнаружат в виде трупов, или, по крайней мере, хватятся очень скоро, независимо от того, будем мы их прятать или нет.
– Ты хочешь сказать, что все двести, или сколько их там, стражников узнают, что мы здесь? – голос Малака задрожал. – Костлявая задница Данха!
– Проваливай обратно в тюрьму и выбирайся отсюда, – презрительно бросила Зула. – Путь пока открыт.
Малак состроил ей рожу, а потом вытащил кинжалы.
– Всегда мечтал стать героем, – сообщил он.
Конан сказал:
– Я думаю, прятаться дальше нет смысла. Надо найти Дженну. И побыстрее!
Словно леопард он бросился вперед, подгоняемый опустившейся за окнами темнотой.
Взрыв молитв жрецов встретил маленькую процессию, появившуюся во дворике. Тарамис знала, что хвалебные молитвы возносятся Дженне, но и она ощущала себя причастной. Ведь кто, как не она, сумел организовать все для этого триумфа своей племянницы.
Тарамис стояла рядом с Дженной, придирчиво поглядывая на нее и на стоящего рядом Верховного Жреца. Тот, сменив чашу на золотой посох, увенчанный алмазным глазом, тоже с удовлетворением внимал благодарным молитвам своих единоверцев.
– Спящий Бог никогда не умрет, – привычно затянула Тарамис.
– Там, где есть вера, – нет смерти, – последовал ответ стоявших на коленях жрецов.
Тарамис широко развела руки.
– Пришла Ночь Пробуждения, – крикнула принцесса, – ибо вернулась Она.
Эхом прокатился ответ:
– Слава Ей, служащей Спящему Богу! Десяток стражников отступили в тень колоннады, как было приказано. Заиграли флейты, возвещая наступление времени жертвоприношения. На черном бархате неба звезды выстроились в том порядке, в каком они бывают лишь раз в тысячу лет. Настал момент.
Власть, сила, думала Тарамис, слушая замолкающее эхо молитв. Власть и бессмертие. Завтра они будут принадлежать ей.
Конан был вынужден остановиться, когда высокий, едва ли не выше и шире в плечах, чем он сам, человек в черном шлеме с саблей в руке шагнул навстречу ему из бокового коридора.
– Я знал, что ты придешь сюда, мерзкий вор, – тихо сказал Бомбатта. – Как только я наткнулся на трупы, я понял, что ты жив. И я понял, что ты направляешься в центральный двор, чтобы спасти ее. Но если Дженна не может быть моей, она не достанется никому из смертных. Она отправится к богам, вор.
Сабля блеснула в свете масляных ламп. Конан жестом приказал своим спутникам отступить. В этом узком коридоре, увешанном портьерами, они бы только мешали ему. Киммериец держал меч прямо перед собой, сжимая рукоятку обеими руками.
– Что, язык проглотил? – спросил Бомбатта. – Девчонка умрет через несколько мгновений в самом центре дворца. Я рад увидеть отчаяние на твоем лице, вор. И я счастлив утешить свое горе от этой утраты тем, что могу наконец убить тебя.
– У меня нет времени на разговоры, – ответил Конан. – А тебе пришло время умереть.
Оба клинка взвились в воздух. Грохот сталкивающейся стали заполнил весь коридор. Атаки и контратаки, уколы и рубящие удары, защита и обманные финты – все это следовало с такой скоростью, что казалось единой каруселью сверкающей стали и искр.
Неожиданно меч Конана был вывернут из его рук. Предчувствуя победу, Бомбатта ухмыльнулся. Но в тот же миг сапог Киммерийца точным ударом отправил его саблю в другой угол. Оба противника бросились навстречу друг другу. Сначала каждый попытался дотянуться до кинжала, но затем Бомбатта сжал голову Конана руками и стал поворачивать ее. Киммериец тоже схватил одной рукой за гребень шлема, а другой – за нижний край забрала, пытаясь свернуть противнику шею. Главным звуком боя стало тяжелое дыхание. Вздулись могучие мускулы, напряглись, сопротивляясь, шеи, сильные ноги переступали в поисках лучшего упора и для сохранения равновесия.
Раздался негромкий, но отчетливый хруст, и Конан вдруг обнаружил, что продолжает сжимать мешок с костями, а не грузного противника. Отпущенное тело Бомбатты шумно упало на пол.
– Самое время сматываться отсюда, – сказала Зула, – а мы даже не знаем, где искать ее.
Конан покрутил головой, восстанавливая подвижность шеи.
– То есть как не знаем? Этот болван все сказал нам. Она в центральном дворике дворца.
– Еще он сказал, что через несколько мгновений она умрет, – напомнил Малак.
– Тогда у нас нет времени на болтовню, – подытожил Конан. – Вперед!
– О Великий Дагот, – продолжала Тарамис, – в Ночь Пробуждения мы, твои слуги, приходим к тебе.
Флейты зашлись в безумной мелодии, когда она прикоснулась к руке Дженны. Вдвоем с Ксантересом они подвели несопротивляющуюся девушку к голове лежащей фигуры.
– О Великий Дагот! В Ночь Пробуждения твои слуги взывают к тебе! – нараспев тянула Тарамис, а затем зашептала на ухо Дженне: – Рог, малышка. Установи его, как я тебе говорила.
Дженна вздрогнула, в ее глазах мелькнуло сомнение. Тарамис вся сжалась: неужели порошок перестал действовать! Но затем, все так же не понимая, что происходит вокруг, Дженна вставила Рог в углубление на лбу Дагота.
Дрожь пробежала по огромному алебастровому телу. Мрамор обмяк и принял оттенок человеческой кожи.
Ликование охватило Тарамис. Ничто, ничто больше не могло помешать ее мечтам. Спящий Бог просыпался. Оставалось лишь довести дело до конца.
– О Великий Дагот, – позвала она, – прими нашу жертву и подношения тебе. Прими третье окропление. Окропление Ее кровью.
Дженна даже не вздрогнула, когда Ксантерес схватил ее за волосы левой рукой и наклонил ее голову над полуожившей головой статуи. Изогнутый резной кинжал взлетел в воздух, сверкнув в звездном свете.
Ворвавшись в большой двор, Конан в один миг увидел все, что здесь происходило. Он заметил и черных стражников, и склонившихся жрецов, и подрагивающий Рог, торчащий из какой-то гигантской головы. А главное, он увидел Дженну, стоявшую с открытым горлом, подставленным ножу, сверкающему в руках старого, седобородого человека.
Всего лишь миг понадобился ему, чтобы все это увидеть и оценить ситуацию. В следующий миг он уже действовал. Перекинув меч в левую руку, он обрушил сжатый кулак на шлем стоявшего справа охранника, следующим движением перехватив выпадающее из ослабших рук копье. В тот момент, когда кинжал жреца пошел вниз, Конан метнул копье. Кинжал со звоном упал на мраморные плиты, за ним, наваливаясь на древко, последовал седобородый Верховный Жрец, подставив небу горло с торчащим окровавленным наконечником копья.
Хаос воцарился во дворике. Черные стражи ринулись к Конану, который не без удивления обнаружил рядом с собой Малака, сжимающего кинжалы в обеих руках. Зула, нещадно обрушивая на спины жрецов шест, прорывалась к Дженне, чтобы, схватив ее за руку, оттащить от вздрагивающей и извивающейся фигуры на мраморном ложе.
– Еще не все потеряно, еще есть время! Я все исправлю! – стонала Тарамис, на четвереньках бросившись к упавшему кинжалу.
Гигантская фигура села, сверкая золотым Рогом посреди лба. Холод наполнил весь двор при первом же движении прекрасного тела. Красивая голова повернулась, большие глаза, сверкающие золотым огнем, обвели взглядом дворцовый двор. Неожиданно голова запрокинулась, и Дагот застонал. Он начал вставать на ноги, и при этом его стоны возвещали о величайшей боли, испытываемой им.
Ужасающий звук словно вывел Конана из паралича. Он перехватил меч и приготовился к бою, но стражники, побросав копья, метнулись мимо него к выходу. Что-то более страшное, чем сталь клинка Киммерийца, гнало их прочь.
Под кожей Дагота набухли узлы мышц. Они росли, но чем дальше, тем больше отличались от нормальных человеческих форм. Кожа на лице превратилась в чешую, лоб скосился назад, а челюсти, наоборот, сильно подались вперед. Острые клыки прорвали губы. Руки и ноги стали тоньше, а на концах пальцев выросли длинные когти. Кожа на спине лопнула и выпустила на свободу черные кожаные крылья огромной летучей мыши. В центре двора встала гротескная фигура, напоминающая мужское тело, но втрое превышающая человеческий рост. Лишь золотые глаза, не изменившись, горели все тем же жутким огнем.
Эти глаза замерли на Тарамис, стоящей на коленях с прижатым к груди кинжалом. На лице принцессы не было никаких других чувств, кроме ужаса.
– Ты! – словно гром прокатился по дворцу. – Ты своими устами обещала быть моей, Тарамис.
Надежда мелькнула в лице принцессы.
– Да, – выдохнула она и, вскочив на ноги, бросилась к своему богу. – Я обещана тебе! А ты – ты дашь мне власть и бессмертие. Ты…
Клешнеобразные лапы подтащили женщину поближе, и огромные крылья на миг скрыли ее. Крик, в котором смешались неверие, разочарование и нестерпимая боль, донесся из-за черных крыльев. Когда они распахнулись, лишь алое шелковое платье слетело к ногам Дагота.
– Вот что значит познать бога и быть познанной богом, – вновь прокатился громовой голос.
Зула с ужасом смотрела на кровавое пятно алого шелка. К счастью, Дженна не воспринимала происходящее вокруг нее.
Бросившись вперед, Конан схватил обеих за руки и подтолкнул к выходу из дворца.
– Бегите! – скомандовал он им, и они побежали.
– Нет, смертный! – раздался удар грома. – Это Она. И Она принадлежит мне!
Конан почувствовал, как вздрогнула земля, когда Дагот сделал шаг. Женщины не могли пошевелиться от ужаса. Настало время вступить в бой за них. Впервые в жизни Конан был уверен, что противник перед ним – сильнее него, что его нельзя победить. И все же он вышел навстречу богу.
Огненный шар прорезал воздух над его головой и ударился о грудь Дагота. Он отскочил, словно булыжник от горы.
– Бега, Киммериец, – закричал Акиро, – Эрлик тебя раздери! Беги же! Я ничего не смогу поделать с этой тварью!
Крылья Дагота хлопнули за его спиной, и Акиро упал на пол, откатившись к стене двора.
– Ну а ты, смертный, – прогромыхал Дагот в сторону Конана, – ты что, хочешь сразиться с богом? Побойся кары за такую дерзость.
Конан действительно почувствовал захлестнувшую его волну страха. Этот страх смел в нем все – все, называвшее себя Конаном из Киммерии. Теперь посреди дворца стояло существо из далеких времен. Существо, не знавшее ни имен, ни огня, ни богов. Это существо привыкло восполнять недостаток когтей и клыков, а также меньшую, чем у медведя или тигра, силу большой яростью и волей к жизни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23