OCR Халиман А. Т.
Аннотация
Действие романа «Убить голыми руками» происходит в современной Японии: во время съемок фильма неизвестный убивает знаменитого киноактера, считавшегося лучшим каратистом Японии. Расследование поручают старому полицейскому, который оказывается мастером самой древней школы каратэ.
Андраш Тотис
Убить голыми руками
Двое в масках неожиданно появились из-за ограды. Адзато резко остановился, затем медленно пошел дальше, к воротам. Неизвестные двигались мягко, но очень уверенно. Один из них преградил Адзато путь, другой, держась на расстоянии, зашел сзади. Попав в освещенное пространство под фонарем, все трое на миг замерли, прежде чем начать грозный молчаливый ритуал. Адзато принял боевую стойку, правую руку ладонью наружу медленно поднял, защищая лицо, а левой прикрыл корпус. Бандиты подкрадывались к нему, делая обманные движения, чтобы вынудить Адзато все время кружиться на месте. И вот они рванулись вперед. В тот же миг Адзато взвился в своем знаменитом, столько раз вызывавшем зрительское восхищение прыжке, готовый к удару ногой, от которого нет спасения. Однако нападающий в маске отразил этот удар: Адзато отскочил, словно от резиновой стенки. Он упал и перекатился в сторону, чтобы увернуться от удара ногой второго бандита, затем снова принял боевую стойку.
И двое в масках вновь перешли в наступление. Они приближались медленно, уверенно, с убийственным спокойствием. Адзато отразил два удара и ответил ударом ногой с разворота. Когда он косточкой ноги угодил в локоть противника, лицо его исказилось от боли. Два десятка лет постоянных тренировок закалили Адзато, приучили тело сносить любые физические страдания. Понадобились считанные секунды, чтобы боль утихла, подчинившись воле, воспитанной многими тысячами изматывающих тренировок и перенесенных болезненных ударов. Однако на сей раз и нескольких секунд оказалось много. За это время его успели ударить по почкам так, что он согнулся пополам, и сбили с ног, когда он выставил обе руки вперед, чтобы отвести неизбежный удар коленом в лицо.
Странно, но ему позволили встать на ноги. Лишь после этого один из нападающих нанес удар ногой, и Адзато, побитый, посрамленный, снова рухнул на пыльный тротуар. Но сколько раз во время кровавых схваток не на жизнь, а на смерть и в моменты, казалось, совершенно безнадежные он вновь поднимался на ноги! Он прибег к защите ладонью, и на сей раз его контратака достигла цели. Его твердый как камень кулак с ужасающей силой ударил противника под ребра. Но теперь пошел в наступление второй бандит. Этот действовал уже не столь опрометчиво, выискивая брешь в защите и не оставляя шанса на спасение. Адзато вновь отбил удар и ответил опять-таки прямым вертикальным кулачным ударом. Выставленное навстречу стальное предплечье отвело его руку, а сзади тотчас же настиг удар кулаком. Адзато отдернул голову, развернулся и пустил в ход ногу. Круговой удар пяткой с разворота по почкам.
И все началось сначала: Адзато в боевой стойке с подрагивающими мускулами лица, двое в масках медленно приближаются. Но на этот раз та же самая картина все-таки выглядела иначе. В последний раз Адзато, пожалуй, сражался так — загнанным в угол зверем — в Макао. Тогда десяток китайцев, вооруженных цепями и ножами, напали на него в узком переулке. Бандиты в масках вдруг переглянулись, и тот, второй, пронзительно вскрикнув, бросился на Адзато. Из груди Адзато также вырвался крик. Ноги, кулаки, локти, колени, натренированные, твердые как сталь концы пальцев столкнулись где-то на полпути. Затем этот клубок распался: бандит в маске, отпрянув, занял исходную позицию, готовый обрушить на противника поднятый кулак, Адзато же начал медленно, мягко оседать. К тому времени, как тело его распростерлось на земле, нападающие успели скрыться за оградой. Неподвижное тело осталось лежать в полумраке.
— Стоп! Пока хватит!
Съемочная площадка заполнилась людьми. Осветитель выключил софиты, а Ямамото со вздохом облегчения остановил камеру.
«Что значит профессионалы, — подумал он. — Каждое движение у них отрепетировано. С Адзато в редчайших случаях приходится делать дубли побоищ, настолько тщательно он отрабатывает сцены с каскадерами еще до начала съемок. Ну а эта сегодняшняя драка — одна из лучших».
Он направился к Адзато, чтобы поздравить его и выразить свой восторг. Тем временем два бутафора, присев на корточки, растерянно смотрели на неподвижно лежащего актера. Ямамото ускорил шаги. Подстегиваемый дурным предчувствием, последние метры он преодолел бегом. Кто-то резко вскрикнул, и весь штаб мгновенно собрался вокруг лежащего человека. Бутафор неуверенно окликнул его.
— Господин Адзато, вставайте же! Съемка окончена!
Затем тело перевернули на спину, увидели искаженное лицо Адзато, пробитую гортань и вызвали полицию.
Куяма, сделав легкий поклон, вошел в кабинет Шефа. Он вновь почувствовал себя смешным. «Черт знает что! — подумал он с досадой. — Я похож на японского клерка, каким его изображают в американских кинокомедиях». Тем не менее, он растянул губы в улыбке и, почтительно склонив голову, приблизился к столу начальника. Он чувствовал, что переигрывает. Ну и наплевать. Куяма сел на стул, указанный ему Шефом, и замер с внимательным напряженным лицом. Интересно, сколько лет потребовалось, чтобы привить японским чиновникам раболепную позу человека, каждый миг готового вскочить на ноги? Как долго пришлось приучать к европейским стульям эту публику, привыкшую подобострастно жаться на корточках на полу? Куяма всем своим видом выражал настороженное внимание и смиренную почтительность, а чтобы легче было носить эту маску, в душе тешил себя дерзкими мыслями. Что, если взять да сказать Шефу, что ему, Куяме, наплевать на японские традиции, на чайную церемонию, на аранжировку цветов, что он предпочитает спать в кровати, а не на циновке на полу, что добрый бифштекс ему куда больше по вкусу, чем сырая рыба, каучукообразный бамбук, студенистое тесто и вообще вся прославленная японская кухня?… Ну а что, если молодой сыщик отдела расследования убийств, удобно откинувшись на спинку стула и задрав ноги на край стола, заговорит с Шефом, как с уважаемым старшим коллегой, но не более того? А если бы разок обратиться к Шефу по имени, как это сплошь и рядом позволяют себе в стандартных американских детективных фильмах рядовые сыщики, запросто жующие резинку и хлещущие виски в присутствии старшего инспектора? Ответить на эти вопросы не составляло труда. Конечно же, он в два счета вылетит из розыска, а то и вообще из полиции. Тогда и отцовское имя не поможет, а напротив, лишь усилит скандал: подумать только, сын Куямы непочтительно обошелся со старшим по званию и возрасту!… До чего же докатится страна, если даже в таких семействах, как Куяма, не могут привить молодежи должных навыков?…
Куяма предпочел держать язык за зубами и ждать. А Шеф явно не думал торопиться. Человек среднего роста, несколько грузный, лицо пухлое, доброе — Куяма знал его с малых лет, но лишь в последние месяцы с тех пор, как был зачислен в отряд расследования убийств, убедился, насколько жестким и энергичным может быть это лицо. Он увидел здесь совершенно иного человека, словно дядюшка Кадзэ, баловавший его шоколадом во время визитов в их дом, не имел ничего общего с господином Кадзэ, главою отдела. Тот Кадзэ носил удобные шерстяные брюки, светлые, стариковского покроя куртки и пестрые, несколько безвкусные рубашки. Этот неизменно был облачен в темный стандартный костюм и белую сорочку с темным галстуком. В данный момент пиджак висел на вешалке позади письменного стола, что на условном языке протокола означало: посетитель рангом не вышел. Куяма достал чистый носовой платок и вытер вспотевшие лицо и лоб. В кабинете стояла неприятная влажная духота: Шеф боялся простуды, поэтому включал кондиционер лишь на четверть мощности.
Кадзэ сидел с задумчивым видом, уставясь в одну точку. Иной раз он здорово действовал на нервы этой своей дурацкой привычкой. Замолчит вдруг после очередной фразы и сидит отрешенно, думая бог весть о чем. Иностранные гости, не выдержав затянувшейся паузы, как правило, начинали говорить свое. Японский этикет не дозволял этого, посему Куяма, запасшись терпением, учтиво ждал.
— Скоро год, как ты здесь работаешь, — неожиданно объявил Шеф и снова погрузился в молчание. Куяма, как и положено, согласно закивал головой: настоящий японец не оставит без внимания столь важное, глубокое, поразительно верное наблюдение. «Подумать только, как время-то летит!» — говорит каждая черточка его лица.
— Пора испробовать свои силы в самостоятельном деле. — Последовала очередная пауза, и на сей раз Куяме не надо было напрягаться, чтобы изобразить заинтересованность. В тишине скрипнул стул: Куяма наклонился вперед, мысленно внушая Шефу не томить молчанием, продолжать.
— Убит Джонни Адзато… актер…
— Джонни Адзато? — с дурацким удивлением переспросил Куяма. — Силы небесные! Да как же это?
Шеф, сузив глаза, взглянул на него, и Куяма испуганно смолк. Надо же было допустить такую оплошность! Если теперь он лишится самостоятельного дела, то лучше было ему откусить себе язык!
— Снимали для кино сцену драки, — Шеф презрительно махнул рукой, — и Адзато был нанесен смертельный удар. — Он замолчал, однако молодой человек на этот раз проявил выдержку. — Похоже на несчастный случай, — изрек господин Кадзэ, поразмыслив. — Поезжай и разберись, что там к чему. Если действительно произошел несчастный случай, составишь протокол, доложишь о происшедшем и закроешь дело.
Вновь наступила пауза, и Куяма на второй минуте решил, что в данном случае это означает конец разговора.
— Благодарю вас, Кадзэ-сан. — Он встал, поклонился, попятился к двери. И все же не удержался от вопроса: — А если это не несчастный случай?
— Тогда, значит, это убийство — разве не так? Ну и ты, естественно, начнешь расследование.
Куяма встретил насмешливый взгляд старика. Он считает, что нашел гениальный ход: поручить серьезное дело начинающему. Если провалится, то навеки, больше уж ему шанса не получить. Зато если справится…
— Да-да, Кадзэ-сан, благодарю вас, — сказал он и еще раз поклонился, прежде чем выйти из комнаты. Теперь он в свои двадцать пять лет, если, конечно, повезет, сможет разыскать убийцу одного из популярнейших людей Японии.
В окружном полицейском участке сообщение об убийстве было получено в одиннадцать тридцать. Дэмура по обыкновению сидел, уставясь в пространство, когда дежурный полицейский поднял телефонную трубку. Дэмура не дрогнул ни единой черточкой лица, он словно бы и не слышал звонка, а может, просто не считал нужным реагировать до тех пор, пока не выяснится, что телефонный звонок имеет отношение лично к нему. Рядовые полицейские, изо дня в день наблюдая эти сеансы медитации, никогда не решались их прервать. Старикан каждый Новый год получал поздравительные открытки от самого шефа полиции, а не так давно самолично доставил в участок трех вооруженных ножами хулиганов, справившись с ними в одиночку. Не иначе как есть в старом детективе нечто такое, что трудно предположить на первый взгляд. Но каковы эти скрытые достоинства, не знал никто в участке.
Дэмура был щуплого сложения, низкорослый, лет шестидесяти пяти. Несколько лет назад кто-то из полицейских был очевидцем случая, когда Дэмуре не хватило терпения дождаться лифта и он взбежал по лестнице на десятый этаж, даже не запыхавшись. Другой очевидец как-то раз встретил Дэмуру в бане и уверял, что мышцы у старика литые. А третий рассказывал, как однажды за кофе он нечаянно столкнул локтем чашечку, и Дэмура, сидевший от него на расстоянии метра, успел подхватить ее у самого пола.
Вот что представлял собой сыщик Дэмура. Но стоило на него взглянуть, и сразу забывались все связанные с его именем легенды. Сухонький, маленький седой старичок, лицо умное, глаза блестящие, живые. Костюм на номер больше, ворот у шеи оттопыривается. Типичный японский служащий: по часам приходит в учреждение, по часам уходит, чтобы направиться прямиком домой, вздремнуть в теплой ванне, накинуть юкату — удобное домашнее кимоно — и забыть обо всем на свете. В полдень съедает в соседнем кафе рамэн или заказывает принести оттуда рис, овощи, рыбу. Человек, воспитанный в духе неукоснительного соблюдения иерархических отношений, который не смеет даже подумать дурно о начальстве, который вежливо обращается с подчиненными и настоятельно требует к себе должного почтения. Никто в участке не знал, с каких пор Дэмура служит в полиции; в 1954 году, когда в округе проходила реорганизация, он уже был тут — молча и с тем же отрешенным видом сидел за письменным столом. Поговаривали, будто бы иногда он рассказывал анекдоты и отпускал язвительные замечания. Нынешние коллеги не решились бы даже спросить Дэмуру, правда ли это. Старик наверняка отделается уклончивым ответом, а глаза его наполнятся грустью. Всем своим видом он подчеркнуто напоминал окружающим об их вопиющей невоспитанности, о неуважении к традициям и непочтении к старшим.
— Что-о?! Да-да… Немедленно выезжаем. — В голосе полицейского, ответившего на телефонный звонок, проскользнуло совершенно неуместное для профессионала волнение. Дэмура бросил на него укоризненный взгляд, и в комнате вдруг смолкли все разговоры. Полицейский положил трубку, осознав смысл этой непривычной тишины, тоже выдержал паузу, нагнетая напряжение на манер опытного оратора.
— Актер Джонни Адзато убит… А может, стал жертвой несчастного случая.
— Так уж сразу и убит! — лениво потянулся Дэмура.
— Во всяком случае, он умер во время съемок.
Дэмура пренебрежительно махнул рукой. Все равно не его очередь. Он недавно вернулся с места происшествия, составив протокол о самоубийстве, и теперь очередь за Эноедой. Тот уже выскочил из-за стола — чуть проворнее обычного, а за ним, словно по пожарной тревоге, устремились шофер и один из рядовых полицейских.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24