Я представляю себе происшедшее примерно так: этой ночью по лесу гулял маньяк. Увидев брошенную машину, он подошел к ней. Спящая женщина – это идеальная добыча для извращенца. Он уже сдавил шею мадемуазель Мари-Терез ожерельем из своих пальцев, когда явился Пакретт. Но после того, как я его отругал, инспектор не решился стрелять. Это было ошибкой, потому что маньяк бросился на него и дохлик-полицейский не смог с ним справиться...
Я продолжаю осматривать окрестности. И правильно делаю: на газоне, который от мороза стал хрустящим, как сухари, лежит коробочка со свечами, которые так любит Пакретт.
Мне вспоминается Мальчик-с-Пальчик. Благодаря фармацевтическим препаратам, возможно, удастся установить, куда людоед унес щуплого полицейского.
Я прохожу метров двенадцать в сторону рощи и замечаю на траве под кустом темную массу. Это Пакретт! Я ощупываю его впалую грудь. Сердце бьется. Луч моего фонаря позволяет оценить нанесенный ему ущерб. Маньяк не миндальничал. Уж не знаю, чем он колотил моего подчиненного, но у того лоб превращен в мармелад.
Нос наверняка сломан. Нижняя часть лица залита кровью, которая натекла ему на грудь. Настоящее кровавое месиво.
Я поднимаю жалкую голову хлюпика.
– Эй, Пакретт! – говорю. – Как вы себя чувствуете, старина?
Но он в глубоком нокауте.
Вот это пролет. Если я представлю Старику детальный рапорт, он так разорется, что мурашки побегут даже по коже обложки его блокнота.
Вам не кажется, что у Сан-Антонио бледный вид? Он ставит волку капканы, а попадает в них сам. Итог эксперимента: две убитые девушки, один тяжело раненный инспектор и репутация знаменитого Сан-Антонио, запачканная, как простыни в дешевом отеле.
Своевременный приезд «скорой» кладет конец моим мрачным мыслям. Из нее вылезают Матиа и санитары с носилками.
Я показываю на Пакретта.
– Отвезите нашего товарища в больницу, а уже потом девицу в морг.
– Что с ним случилось?
– Очевидно, застал преступника с поличным, и тот долбанул его по башке. Бедняге предстоит проглотить много таблеток. Когда отвезешь клиентов, зайди в мой кабинет в конторе, – добавляю я уже только для Матиа. – Скажи в больнице, чтобы нас немедленно известили, как только Пакретт придет в себя.
– Если вообще придет! – шепчет скривившийся Матиа. Я адресую небу срочную заявку с просьбой о выздоровлении Пакретта и прошу подтвердить ее получение, после чего сажусь в его машину и еду в контору.
Маленькая специальная камера находится в подвале конторы. Она бы очень понравилась добрейшему королю Луи Одиннадцатому, который превращал свою шляпу в иконостас, а деревья своего парка в виселицы.
В нее ведет дверь, в которой ревнители гигиены проделали маленькое окошко размером с почтовую открытку, чтобы заключенные могли дышать свежим воздухом.
В темноте камеры у достопочтенного Альфредо будет время собраться с мыслями и помянуть Мари-Терез.
Я поворачиваю выключатель снаружи. Белый свет большой лампы заставляет блатного зажмуриться. Он смотрит на меня сквозь ресницы.
– Ну что, Фредо? – вздыхаю я, закрывая дверь. – Поговорим?
Он пожимает плечами.
– Что я могу вам сказать! – ворчит малый. – Мне кажется, я свихнулся. У меня угоняют тачку, потом меня арестовывают и показывают труп моей девочки в украденной машине. Я ни хрена не понимаю!
Его руки сцеплены браслетами, которые Матиа специально не снял с него. Ничто не подавляет моральный дух человека лучше, чем такие браслеты.
– Хочешь, я скажу тебе одну вещь, Альфредо? Может, ты и есть маньяк?
Шмаровоз начинает смеяться.
– Ну еще бы! Это же сама очевидность!
– Если я продолжу поиски в этом направлении, то у тебя будут большие неприятности. Хочешь поспорить? Он холодно смотрит на меня.
– Я себя спрашиваю, к чему вы ведете, господин комиссар.
Блеск его черных глаз меня немного смущает, однако я не отступаю.
– Ты отправишься в суд, красавчик. И я готов поклясться, что в один прекрасный день ты обнаружишь, что кое в чем похож на Луи Четырнадцатого.
Очевидно, он учил историю Франции, потому что бледнеет.
– Это один треп!
– У тебя есть алиби на сегодняшний вечер между без четверти десять и половиной одиннадцатого?
– Ну...
– Я тебя слушаю. Смажь язык, так он будет лучше работать.
– Я был в бистро на авеню Жюно. Вышел, чтобы ехать за моей кошкой. Машины нет! Я подумал, что кто-то подшутил, и поехал на улицу Годо на такси. Ее там не было. Сначала я решил, что она работает, и стал ждать. Через двадцать минут я зашел в отель. Мне сказали, что ее там нет. Из этого я заключил, что она пошла к клиенту, иногда такое бывало. Она была работящей девочкой, добросовестной, аккуратной. Мужиков, которые ее снимали, обслуживала по первому разряду... Потом я вернулся в свой клуб и увидел, что там ее тоже нет. А тут ваш рыжий подошел ко мне и сказал, что вы хотите со мной поговорить насчет Мари-Те. Я пошел за ним без возражений. Он может это подтвердить.
Я хохочу, как Мефистофель в опере:
– Поданная таким манером, твоя версия выглядит вполне съедобной, Альфредо. Но могу тебе сообщить, что есть нечто, что может ее начисто поломать.
– Да?
– Да. Когда присяжные узнают, что у тебя были дела с Буальваном, они не клюнут на твою историю, как щука на леденец!
На этот раз он раздавлен. Я мастерски поработал, а теперь надо ковать железо, пока горячо.
– Твоя мочалка умерла в твоей машине в то время, когда у тебя нет и намека на алиби. Можешь не сомневаться, я и следователь сделаем эту очевидность очевидной и для присяжных.
Он не отвечает.
– А теперь раскрываем карты, Альфредо. Я тебе скажу, что знаю я, ты – то, что знаешь ты, а потом посмотрим, что мы сможем сделать для твоего здоровья. Идет?
Он не отвечает, но я делаю вывод, что его молчание – знак согласия.
– Сегодня утром я был в Сен-Дени, когда ты навестил Бержерона.
Ну вот. Нет нужды плести кружева, он все понял. Этот скрытный человек, который не раскололся бы при других обстоятельствах, чувствует, что попал в крепкую паутину.
Он пожимает плечами.
– Слушайте, то, что произошло, слишком глупо. Согласен, я не иисусик, но в этой истории я чист.
– Опусти предисловие, Альфредо, переходи сразу к сути дела, я спешу.
– Я познакомился с Буальваном в Индокитае, когда французское правительство начало собирать манатки и готовилось сваливать домой. У меня там было дело.
– Да?
– Конечно, это было не Эльдорадо...
– Да, это был Индокитай, страна риса и пиастров, правда, чувачок?
– Ну, в общем...
– Ладно, что дальше?
– Так вот, я познакомился с Буальваном. Он тогда был унтер-офицером. Мы подружились.
– Он участвовал в твоих махинациях?
– Нет. Барное знакомство. Лучше не настаивать.
– Продолжай!
– После возвращения во Францию мы несколько лет не виделись. И вдруг однажды встретились на Елисейских Полях. Случайность.
– Ну и?
– Выпили, вспомнили прошлое.
– Возле Священного огня самое место.
– Он организовал какой-то маленький бизнес в Сен-Дени. Дела, кажется, шли хорошо, он был доволен. Мы расстались, договорившись встретиться снова. Я назвал ему бар, в котором часто сижу.
– Не произноси это слово, а то накаркаешь. Альфредо скрещивает два пальца, заклиная судьбу, и продолжает:
– Время от времени мы встречались, и вот вечером, накануне своей смерти, Буальван заявился в мою тошниловку с похоронной мордой. Он оглядывался по сторонам, как будто за ним гнались сто чертей... Я ему дал выпить и попросил объяснить, в чем дело, но он молчал, как воды в рот набрал. Из него не удалось вытянуть ни единого слова. Он только сказал, что у него большие неприятности, ему грозит страшная опасность и единственный способ спастись – это сесть на нары по достаточно серьезному обвинению.
То, что мне любезно излагает блатной, удивляет меня до крайности. Согласитесь, что это не банально! Честный бизнесмен мечтает отправиться за решетку.
– Отсюда и покушение на твою камбалу?
– Точно. Это была моя идея. С этим маньяком-убийцей не надо было долго думать. Буальван делает вид, что душит девицу, его арестовывают, так?
– Для этого надо, чтобы поблизости были полицейские.
– А вы думаете, я не заметил вашу засаду на улице Годо? Инспектора Пакретта можно узнать по одним его шарфам.
– Дальше?
– Мысль выдать его за маньяка Буальвана не вдохновила. Комбинация казалась слишком рискованной. Я ему разжевал, что он сможет оправдаться, когда захочет, представив алиби на прошлые убийства... (Знакомство с правосудием заметно обогатило словарный запас Альфре-до. Как говорится, с кем поведешься, от того и наберешься.)
– Согласен, дорогой сценарист, но на это?..
– Он мне сказал то же самое. И тут ему пришла идея...
– Какая?
– Он захотел, чтобы Мари-Те написала расписку, что нападение – туфта, ну и так далее.
– Она тоже была в курсе?
– Естественно. А вы думаете, она была такой дурой, чтобы поехать с типом на машине при том, что происходит в Париже?
– Она хорошо играла роль.
– Черт возьми, она струхнула, когда увидела, что вы пристрелили Буальвана. Дело сразу осложнилось, понимаете?
– Скажи, она написала ту расписку?
– Да.
– Для проститутки оскорбление полицейского при исполнении чревато большими неприятностями. Он пожимает плечами.
– В жизни надо уметь рисковать. А потом, Буальван дал немного деньжат.
– Сколько? Он колеблется.
– Пятьсот штук старыми!
– Черт, сразу видно, что твое маленькое кино было срочным. Ты уверен, что он тебе не сказал, в чем дело?
– Клянусь памятью Мари-Терез.
Нас разделяет новое молчание Каждый подводит промежуточный итог ситуации.
– Теперь глава вторая, Альфредо.Твои отношения с Бержероном?
Он прочищает горло.
– Когда я увидел, что моя комбинация закончилась хреново, я тоже струхнул.
– Из-за чего?
– Ну, из-за того письма, что моя телка написала Буальвану. Я себе сказал: «Если оно попадет к мусорам, они могут насесть на мою девочку и на меня, если у нее сдадут нервы». Кроме того, Буальван погиб, а дело, мучившее его, осталось. Я подумал, что типы, которых он боялся до того, что готов был от них спасаться на киче, могут решить, что я его сообщник, и меня это пугало.
– Да?
– Да. Вчера, когда вы явились в мой бар, я себе сказал: «Выпал твой номер, сынок. Легавые нашли письмо. Они пока хитрят, чтобы разузнать побольше, но момент, когда за тобой закроется дверь камеры, приближается».
– Короче, ты решил, что я тебе леплю горбатого с моим предложением действовать совместно?
– Ну да. Это выглядело так несерьезно... Я кусаю губу. А ведь я был искренен! Неужели я стал утопистом?
– Что дальше?
– Я раскинул умишком, посоветовался со знающими корешами, и они мне не рекомендовали ждать дождя.
– И ты рассчитывал, что Бержерон даст тебе зонтик?
– Да, в некотором смысле.
– Объясни.
– Я узнал, что у Буальвана был компаньон, ну и подумал, что этот месье мог знать, какая такая опасность грозила его другану. Вот я и пошел к нему.
– И он тебя сразу принял?
– Я ему сказал по телефону, что я старый друг Буальвана и хочу с ним поговорить о Жероме.
– Как прошла беседа?
– Неплохо. Я сыграл ва-банк и все ему выложил, как сейчас вам.
– И как он отреагировал?
– Казался заинтересованным, но не больше.
– Тебе не показалось, что он тебе не поверил?
Альфредо размышляет. Чувствую, он взвешивает все «за» и «против». Наконец он отрицательно качает своей красивой средиземноморской головой.
– Не могу сказать. Он вел себя так, будто верил, но мне кажется, что это он из вежливости.
– А что он сказал потом?
– Стал демонстрировать презрение. Сказал мне что-то вроде «Надеюсь, что полиция не получит этот безумный договор». – «А если получит?» – спросил я. Он встал, чтобы показать, что достаточно на меня насмотрелся. "В таком случае, обратитесь к специалисту, я не адвокат – сказал он мне.
Лично мне реакция Бержерона кажется хорошей.
– А ты его не спросил, знает ли он об опасности, грозившей его компаньону?
– Спросил, конечно.
– Его ответ?
– Постучал себе пальцем по лбу, как будто хотел меня убедить, что Жером был чокнутым, я, между нами говоря, господин комиссар, я начинаю думать, что это, может, и правда. Я уже видал такое: парни, возвращавшиеся из колоний, свихивались.
– В общем, ваша встреча закончилась ничем?
– Верно.
– И как вы расстались?
– Довольно сухо. Мой приход не вызвал у него восторга. Наверное, он перепугался, что я попытаюсь его шантажировать.
Я хлопаю Альфредо по плечу.
– А может, ты туда пошел отчасти и затем, чтобы разнюхать обстановку? Если бы Бержерон не вел себя твердо, ты бы запел ему песенку под названием «Выкладывайте бабки».
Он отвечает уклончиво:
– Любите вы, легавые, придумывать!
Я глубоко убежден, что месье выложил все, что знал.
– Я прикажу перевести тебя в более комфортабельную камеру, – решаю я.
Он мрачнеет.
– Значит, вы оставите меня в тюряге? – А ты чего думал? Что теб отвезут домой на лимузине?
– Если вы меня забираете, я хочу болтуна!
– Завтра. Сейчас поздно, все адвокаты спят.
Я приказываю перевести его на второй этаж, в камеру предварительного заключения. Там по крайней мере есть свет, тепло и нары, чтобы лечь.
– Скажешь, что хочешь на завтрак, – шучу я. – Повара в твоем распоряжении.
Матиа вернулся со снежинками в огненных волосах. Кажется странным, что снег не тает на них сразу.
– Поганая погодка, – ворчит он. – Внезапно потеплело и начал валить снег.
– Как Пакретт?
– Ничего. В больнице он пришел в себя, и я получил от него первые показания.
Матиа стряхивает снег, снимает пальто и достает из кармана блокнот на спирали.
Он пробегает по записям своим орлиным взглядом.
– Вот. Пакрегг следил за той машиной из своей. Неожиданно он заметил вышедшую из кустов фигуру. Он абсолютно уверен: машины у убийцы не было, если только он не оставил ее в другом месте.
Я перебиваю Матиа:
– Ты его спросил, не заметил ли он, что перед появлением убийцы по аллее проехала машина?
– Да. Он ответил, что в том районе ездит много проституток, снимающих в Лесу клиентов. В это время их охота в самом разгаре. Но ничего особенного он не заметил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12