Не знаю, как это ему удавалось, но в его присутствии мне казалось, что я выше него, и быть может, именно поэтому, к моему удивлению, я произнес:
- Ну что же, присаживайтесь, посмотрим, что тут у вас такое.
Три часа спустя он все еще сидел, а я все еще читал, и было уже 7 часов вечера. Я предложил ему сходить через дорогу закусить и потом снова возобновил чтение.
Нет, у меня вовсе не было впечатления, что я открыл гения. По правде говоря, книга была ужасная - написанная витиевато, с жутким диалогом.
Но я продолжал читать. Это-то и было самым удивительным. Не знаю, как он этого добивался, но невозможно было предугадать, что будет дальше, и почему-то хотелось узнать.
Впервые в моей жизни - клянусь - я взял под свое покровительство автора и его творение. Он дважды переписал книгу под моим руководством, и на это ушло два года.
Не очень-то приятными были эти два года. Помимо небольшой суммы, которую он регулярно получал от отца, у Джайлса не было никакого дохода, а мой собственный страдал из-за того, что я тратил на него такую уйму времени, черт бы его побрал! Под конец, когда у меня стало появляться желание ткнуть его лицом в пишущую машинку и не отпускать, пока он не испустит дух, я даже разрешил ему переехать ко мне, и он прожил в моей квартире два месяца и пять дней.
Я помню каждый день, потому что это было невыносимо. Он не шумел, не пил, не курил. Он старался не путаться под ногами. Он был неизменно вежлив и покорен. Он был немыслимо чист.
Эта немыслимая чистота, наверное, и доконала меня. Конечно, я не против чистоты, я сам стараюсь ее поддерживать. Но тщательно мыть руки, как только отрываешься от пишущей машинки! Тщательно складывать всю одежду, которая не на тебе! Тщательно стирать пыль, чистить и драить небольшое пространство вокруг себя, пока оно не станет казаться драгоценным камнем в оправе из ржавого металла, каким являлась остальная часть моей квартиры.
Единственное, в чем он был неряшлив - это ручки. Почти у всех писателей, которых знаю, есть свой бзик, связанный с ручками: одни делают запасы ручек, другие грызут их, третьи заводят любимые ручки... Джайлс их развинчивал. Всякий раз, когда он погружался в творческое состояние, он развинчивал шариковые ручки. И очень часто, ну, не меньше трех раз из десяти, ронял пружинки на пол. Не знаю уж, сколько раз я помогал ему искать их. В дальнейшем он начал покупать шариковые ручки одноразового пользования, которые не развинчивались и не имели пружинок.
Наконец он закончил книгу, и я лично отнес ее в "Призм Пресс". Я мог отдать книгу издательству "Даблдей", но считал, что справедливости ради надо предоставить первый шанс Тому. Кроме того я знал, что смогу уговорить его, даже если он не захочет принять рукопись.
С некоторым колебанием Том согласился опубликовать ее. Она вышла в 1969 и вначале не имела большого успеха. Было продано чуть больше 4000 экземпляров в твердой обложке - в общем-то не так уж мало для первой книги.
Вы, наверное, удивитесь, когда я скажу, что речь идет о "Пересечении" - книге, которая сейчас стала буквально объектом культа.
Лишь в 1972 году, когда "Призм Пресс" удалось найти издателя, который выпустил ее в мягкой обложке, книга внезапно приобрела огромный успех среди студенчества и моментально стала сенсацией. Быть может, читателям импонировало то, что это была полуфантазия сродни тогдашней полуфантазии Уотергейта. Не один раз в книге фантазия и реальность пересекались (отсюда название). И под конец уже трудно было определить, что преобладало.
Даже если роман плохо написан, у него есть удивительная особенность: кажется, что изъяны стиля составляют неотъемлемую часть изъянов вселенной. Успех книги был столь же неожиданным для Джайлса, как и для всех остальных.
Как только Том принял рукопись и Джайлс получил 2000 долларов аванса (поначалу Том хотел дать ему 500 долларов), я вытурил Джайлса из своей квартиры. Он пытался всучить мне половину аванса, но, конечно, я не взял. И все же я до сих пор с мрачным удовольствием вспоминаю глубину и искренность его благодарности в ту пору.
Он уехал в штат Нью-Джерси, женился в 1973 году на женщине старше себя и засел за новый роман. Я виделся с ним время от времени, когда он приезжал в наш город, всегда неизменно вежливый, даже смиренный, но ни разу не изъявивший желания показать мне новый роман, пока работал над ним, и, разумеется, я ни разу не попросил его об этом.
Теперь ему было около 30, его второй роман лежал передо мной.
6. ТОМАС ВЭЛИЭР. 16.45
Я взял экземпляр "Ушедших навсегда", злясь, что книга выставлена, что она так хорошо смотрится.
- Я могу взять один экземпляр? - спросил я, пытаясь говорить небрежно.
- Нет, Дэрайес, - ответил Том, - не сейчас. Эти экземпляры для подарков с автографами. Завтра Джайлс будет надписывать автографы на новом издании "Пересечения" в твердой обложке. Каждый экземпляр будет пронумерован...
- И счастливчики получат экземпляры "Ушедших навсегда" с автографами. Понятно.
Я начал просматривать книгу и мне сразу стало понятно, что это продолжение "Пересечения" или, даже если это самостоятельное произведение, действие разворачивается во вселенной "Пересечения". Я не осуждал Джайлса за то, что он пытался подняться на гребне волны, но готов был поспорить, что эта книга слабее первой, и что ее ждет провал.
На задней стороне суперобложки красовалось фото Джайлса. Я раскрыл книгу. В отличие от его первого романа, здесь было посвящение: "Моей жене". Это тоже меня разозлило. Что она сделала для него? Я имею в виду в литературном плане.
Я положил книгу на место и ворчливо заметил:
- Наверное, она должна разойтись.
- Очень было бы желательно, - сказал Том уныло. - Мы выдали аванс 10000 долларов.
- Что? - Я никогда не слышал от Тома подобной цифры. Я получил аванс 3000 за книгу, которая должна выйти, и при этом Том вел себя так, словно вырезал свое сердце и отдает его, еще трепещущее в мои загребущие руки.
- А что было делать, - объяснил Том, - иначе мы теряли право на издание в мягкой обложке... Если хотите знать, - он понизил голос, - этот роман не так хорош, как "Пересечение".
"Естественно, - подумал я злорадно, - над этим романом я не корпел".
- Что вы волнуетесь, - успокоил я его, - все равно разойдется.
- Тем хуже, - сказал Том, и в голосе его прозвучало отчаяние, потому что тогда третья книга мне не достанется.
- Разве он вычеркнул пункт о праве издания в договоре на "Ушедших навсегда"?
- Нет, но он требует письменного обязательства выдать на нее аванс в размере 50000, и если я не смогу, - он будет волен отдать ее одному из крупных издательств, например "Харперс". Пункт о праве издания удерживает только тех авторов, которым больше некуда больше обратиться.
Я снова стал листать книгу Джайлса, но тут меня отвлек новый голос.
- Дэрайес!
Я мгновенно узнал этот гортанный голос с придыханием. Он принадлежал Терезе Вэлиэр, второй половине "Призм Пресс".
- Дорогая! - воскликнул я с должным чувством. Встав, я вторично положил книгу на место и обнял Терезу.
7. ТЕРЕЗА ВЭЛИЭР. 17.25
Тереза была неплохим объектом для объятий. Крупная, пышная, жизнерадостная шатенка с прямыми волосами, гладко зачесанными назад, и громким смехом.
Сейчас ей было не до смеха.
- Пойдемте выпьем, - предложила Тереза, - пока Том закрывает киоск.
- Завтра день поминовения погибших, - напомнил я. - Ваш киоск будет открыт?
- Я буду помогать Джайлсу - он должен давать автографы, а Том посидит в киоске. Потом я сменю его - ему надо встретиться с книготорговцами. Я хочу, чтобы он был чем-то все время занят. Дэрайес, у него не больно хорошее настроение.
- Я заметил. Оно и у вас не очень хорошее.
Мы спустились в бар. Тереза нашла в одном углу два свободных места.
- Выпейте, - предложила она.
- Вы знаете, что я не пью.
- Имбирного пива, - сказала она, - за счет "Призм Пресс", ладно? - И заказала себе водку.
- Как это понять? - спросил я. - Такая щедрость. С чего бы это?
- У меня свои причины. Вы идете сегодня вечером на прием?
- По семнадцать с половиной долларов за билет? Я решил не идти.
- Пойдите, пожалуйста. Мы оплатим билет, - попросила она.
- Господи помилуй! Почему вдруг?
- Потому что вы хороший автор, преданный нам.
- Благодарю, но я всегда был таким. Почему же именно сейчас?
- Потому что я знаю, что Джайлс Дивор будет там, и я хочу, чтобы вы с ним поговорили. Вы, наверное, знаете, что происходит. Том, наверное, сказал вам.
- Да, сказал, - подтвердил я. - Джайлс хочет сорвать большой куш. Очевидно, нашел прыткого литературного агента.
- Конечно, у него есть агент, но беда не в нем. Сам Джайлс жаждет получить побольше презренного металла. Мы должны каким-то образом убедить его не бросать нас. И здесь вы можете помочь.
- Но как? Если он намерен заграбастать весь пирог, какие доводы я могу привести против? Свое богатство и славу, которых я достиг, не добиваясь этого?
- Не говорите так, Дэрайес, - возразила она серьезно, - он уважает вас.
- Я ничем не могу помочь, Тереза. Если он уважает меня, это ни в чем не проявляется.
- Между прочим, мы предлагали ему посвятить "Ушедших навсегда" вам.
Я решил проявить стоицизм.
- Зачем это ему нужно? На первом месте жена. Плоть от плоти, кость от кости, наследница мужа. У меня, правда, никогда не было жены, но я так полагаю.
- Вы прекрасно знаете, что со стороны Джайлса некрасиво уходить от нас, - сказала Тереза. - Мы сделали его - "Призм Пресс" и вы.
Я вступился за честь писательского мундира.
- Нет, нет, Тереза. Он бы ничего не добился, если бы не работал сам. И если бы он был другим человеком, я никогда не заставил бы его добиться успеха, да и вы не создали бы ему имени.
- Но уходить от нас даже не в его интересах, Дэрайес. Мы - маленькая фирма, и он наш крупнейший автор. Звезда. Никакой конкуренции. - Наверное, она почувствовала, каково мне это слушать. - Я хочу сказать, с его точки зрения, Дэрайес. Вы же знаете, что мы всегда будем любить и ценить вас...
- Хватит, Тереза. Вы хотите уговорить Джайлса не порывать с "Призм Пресс", и для этого вам надо убедить его, что он - звезда большой величины, не имеющая конкуренции. Согласен. Продолжайте.
Она сжала мне руку:
- Мы делаем ставку на Джайлса, потому что с ним мы растем, а без него мы не можем подняться. Если же он перейдет в одно из больших издательств, то станет одним из дюжины ведущих, но не крупнейшим. Он потеряется в давке. В конечном счете с нами ему надежнее. Не можете ли вы объяснить ему это, Дэрайес? Вас он послушает.
- Если я его увижу, поговорю с ним.
- Это все, о чем я прошу, - сказала она.
8. РОУЗЭНН БРОНСТАЙН. 18.05
Съезды книготорговцев подобны всем другим: большая часть дел на них провертывается в барах.
Лично я не пью. Не из-за возражений морального порядка, но я добываю себе на жизнь с помощью своего острого ума - можете подобрать и другой эпитет - я никогда не замечал, что если дубасить его молотом, именуемым "алкоголь" (или "наркотик"), то можно улучшить его работу.
Поэтому я сидел в баре, чувствуя себя не в своей тарелке, я выжидал, пока начнется прием, без малейшего желания присутствовать на нем, даже если "Призм Пресс" оплатит мой билет. Если Джайлс придет, то я только унижу себя. Я не видел способа подъехать к нему, а если бы и нашел, то вряд ли добился бы успеха.
Невольно я услышал разговор за соседним столиком. Речь шла об инфляции, последовавшей за эмбарго на ввоз нефти в 1973-м году, и о вызванном этим росте цен, в результате которого расходы превышали прибыли. А как бороться с падением прибылей? Простейший способ - сокращение штатов. За столиками сидели редакторы, и мне их было жаль. Если редактор уволен, он уже больше не редактор, а просто единица в статистике безработных.
Другое дело - писатель, подумал я. Его нельзя уволить. Его рукопись можно отклонить, он может оказаться несостоятельным, может голодать и быть вынужденным поддерживать существование физическим (то есть не писательским) трудом, его могут не замечать критики и ругать публика - и все же он писатель, писатель-неудачник, голодающий писатель, но писатель. И никакой редактор не может изменить этого факта. Погруженный в размышления, я не заметил присутствия Роузэнн Бронстайн, пока она не села на место Терезы и не воскликнула:
- Привет, малыш!
Что я могу сказать о своей приятельнице Роузэнн? Не то чтобы она была уродлива и ли нелепа, но все, словно сговорившись, когда вспоминают о ней, употребляют эпитет "непривлекательная". Она низенькая, шарообразная, с широким лицом и зычным голосом. Весь ее вид какой-то бесполый, как будто она возникла в те времена, когда еще не были изобретены и дифференцированы два пола. И тем не менее под этой внешностью скрывалась женщина.
- Чем могу быть полезен, Роузэнн? - спросил я бесстрастно.
Я встретила в холле Терезу Вэлиэр, и она сказала, что ты здесь, что ты идешь на прием и будешь говорить с Джайлсом Дивором.
- Если я его увижу. Не собираюсь искать его.
- Надеюсь, что увидишь. Я знаю, ты можешь повлиять на него.
- Вовсе нет.
- Ну-ну, полно. Послушай, уговори его зайти в мою лавку, чтобы надписать автографы на его новой книге.
- Почему я? Попроси его сама.
Тень смущения промелькнула на ее лице:
- Не могу, малыш. - И добавила тихо и сдержанно: - Ты ведь знаешь, я сделала его, Дэрайес. Его книга в твердом переплете не раскупалась и не разошлась бы и в бумажной обложке, если бы я не протолкнула ее.
Все мы сделали его, подумал я саркастически. Я сделал его. Вэлиэры и "Призм Пресс" сделали его. Роузэнн Бронстайн сделала его. Тем не менее теперь он стоял на своих ногах и мог плевать на нас всех. И, однако, была доля правды в том, что сказала Роузэнн. Есть публика, которая читает только модные книги. Для этого не обязательно, чтобы они были хорошими или читабельными, хотя, конечно, они могут обладать обеими достоинствами. Для того, чтобы книга стала модной, она должна попасть в список бестселлеров. Этого можно добиться путем напористой рекламной компании.
Находящаяся в "стратегическом пункте" книжная лавка могла это сделать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14