Иногда длинная, очень пологая волна под косым лучом полярного солнца вдруг просвечивала голубизной, пенный барашек украшал ее своим узорным кружевом, и тогда пропадала свинцовая тяжесть Ледовитого океана, на миг можно было представить себя посреди ласкового южного моря, с надеждой поискать на горизонте белоснежные строения теплых берегов.
Но — только на миг; резкий холодный ветер заставлял плотнее запахнуть штормовку, длинная волна, разбившись о борт, обдавала ледяными брызгами. На горизонте вместо пальм виднелись угрюмые острые очертания прибрежных черных скал...
Тяжелый корабль неторопливо утюжил океан, и чайки с удивленными криками облетали это диковинно раскрашенное во все цвета радуги — кругами и длинными волнистыми полосами — плавучее сооружение, известное в морских справочниках как четырехтрубный броненосный крейсер флота его величества короля Англии «Корнуэлл».
На ходовом мостике тяжелого крейсера находились двое — капитан Смайзлс и штурман Эванс.
Штурман доложил командиру:
— По правому борту — земля. Мы на траверзе острова Колгуев, сэр.
— Координаты?
— Сорок девять градусов тринадцать минут западной долготы, шестьдесят девять градусов тридцать семь минут северной широты.
— Карту!..
Штурман протянул капитану навигационную карту, на которой был четко проложен маршрут хлебного каравана: от Обдорека до северной оконечности полуострова Ямал, в обход мелей острова Белый.
— Почему они идут вокруг Белого? — задумчиво спросил капитан Смайзлс.
— Осмелюсь высказать предположение, сэр, они не хотят рисковать. Здесь очень сложный навигационный район. Два года назад наскочил на мель и затонул у Сердца— Камня ледокол «Вайгач» под командованием капитана Бориса Вилькицкого...
— О, это замечательный полярный навигатор! — заметил капитан Смайзлс.
— Так точно, сэр!
— Но они делают большой крюк. А ведь у них мало угля... Что передает агент?
— В точке с координатами семьдесят градусов западной долготы и семьдесят четыре градуса северной широты караван взял курс двести сорок три вест— вест— зюйд в направлении Карских Ворот, — показал штурман на карте движение каравана и место самого крейсера. — Если у них ничего не случится, то через пятьдесят пять — шестьдесят пять часов они пройдут маяк Энибой на южной оконечности Северной земли и втянутся в горловину Карских Ворот.
Капитан еще раз провел янтарной указкой по маршруту каравана.
— Где вы предлагаете рандеву?
Штурман Эванс погладил корректные седоватые усы, сказал:
— Я думаю, сэр, надлежит занять позицию в середине пролива, в трех милях севернее острова Вайгач.
— Маневр?
— Широкие переменные галсы. Полагаю, в этом случае мы не сможем пропустить караван...
— Вы надеетесь на их дымы?
— Так точно, сэр, их, вероятно, можно будет наблюдать за несколько миль.
Смайзлс смерил штурмана недоверчивым взглядом:
— А если туман? Снеговой заряд? Или сильный дождь?
Эванс улыбнулся:
— Ну что вы, сзр! Я уверен, в этом случае они сами прекратят переход, сэр. Ведь это армада разнотипных, несплаванных друг с другом старых судов. Плохие команды... Они мгновенно растеряют — при плохой видимости из— за погодных условий — ближайшие мателоты...
Капитан кивнул:
— Резонно...
Эванс продолжил:
— Кроме того, мы надежно рассчитываем на радиосвязь с нашим агентом: до сих пор он ведь исправно сообщал нам точные координаты.
— Ну что ж, посмотрим, — вздохнул капитан.
Эванс заверил его:
— Не извольте беспокоиться, сэр. Точка соприкосновения с караваном в проливе имеет еще одно преимущество.
— Какое же?
— Им некуда будет разбегаться. Как только мы откроем огонь, им останется только выброситься на скалы. Пройдя вдоль их строя, мы сможем закончить всю операцию за тридцать — сорок минут. От силы — за час!
Взяв янтарную палочку и пригласив капитана к карте, штурман еще раз убедительно доказал капитану, что хлебный караван неотвратимо приближается к своей гибели; спасение ниоткуда прийти не может, жертва беспомощна, пружина мышеловки уже взведена.
Капитан Смайзлс довольно усмехнулся.
Под мощной антенной Центральной Северной радиостанции находилось помещение аппаратной. Сюда и приехал Болдырев со своим помощником Лесиным.
Пока радист в наушниках колдовал с рацией, вызывая «Седова», чекисты беседовали.
— Во всех случаях, когда из штаба утекали сведения, он был в курсе дела, — объяснял Болдырев помощнику.
— И с «ловушкой»? — спросил Лесин.
— Конечно! — Болдырев зло усмехнулся. — Только он не знал, что это ловушка.
Лесин вспомнил интересную деталь:
— Солоницын рассказал, что Чаплицкий предлагал гостю папиросы. А тот отказался... Значит, не курит.
— Да что тут думать, — сумрачно сказал Болдырев. — Конечно, он... Дело ясное.
Радист повернулся к нему:
— Андрей Васильевич, ледокол «Седов» вышел на связь.
Болдырев подошел к нему, начал диктовать:
«СРОЧНО ВЫЗЫВАЕТСЯ К АППАРАТУ НАЧАЛЬНИК СВЯЗИ КАРАВАНА».
Радист передал. Выслушав ответ, доложил:
— Он после ночной вахты отдыхает. Будить?
Болдырев довольно потер ладони, пробормотал:
— Так— так— так... Очень хорошо... Будить не надо... Запроси, кто находится у аппарата.
Радист улыбнулся:
— Да я и так знаю, Андрей Васильевич. На связи — Лешка Солдатов. Его рука...
— А что он за человек? — со значением спросил Болдырев.
— Да вы не сомневайтесь, товарищ начальник! — неожиданно горячо заявил радист. — Лешка — наш парень, надежный — дальше некуда!
— Дело очень важное, — объяснил Болдырев. — И совершенно секретное.
— Понял.
Болдырев хитро прищурился на радиста:
— Ты лично ручаешься за него?
Парень даже с места вскочил:
— Во, головой! Мы с ним сто лет кореша!..
В глазах Болдырева промелькнула теплая искорка.
— Ну, давай тогда...
И начал передачу:
«СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО ТЧК НАЧАЛЬНИКУ ЭКСПЕДИЦИИ КАПИТАНУ НЕУСТРОЕВУ ЗПТ ОСОБОУПОЛНОМОЧЕННОМУ ВЦИК ШЕСТАКОВУ ТЧК ОТ ПРЕДСЕДАТЕЛЯ ГУБЧЕКА БОЛДЫРЕВА ТЧК ПЕРЕДАЧУ В РАДИОЖУРНАЛ НЕ ВНОСИТЬ ЗПТ БЛАНК РАДИОГРАММЫ ПЕРЕДАТЬ ШЕСТАКОВУ В СОБСТВЕННЫЕ РУКИ ТЧК ТЕКСТ»...
Шестаков стоял в радиорубке.
Низко, басовито гудел умформер, перемигивались разноцветные лампочки аппаратуры.
Радист смотрел на начальника экспедиции в молчаливом ожидании. А тот держал в руках бланк радиограммы, снова и снова перечитывал текст, хмурился, пожимал плечами, словно никак не мог поверить известию.
Наконец спросил:
— Алексей, а где наш радиожурнал?
— Вот, Николай Павлович. — Радист протянул ему толстую книгу в ледериновом переплете.
Шестаков медленно, сосредоточенно перелистал ее, показал записи радисту:
— Вот эти сообщения, однотипные, — это что такое?
— Наши переменные координаты, — с готовностью ответил Алексей.
— Они все с позывными «343 — 342»... Это чьи?
Радист ответил не задумываясь:
— Второй гидрологический пост Архангельска.
Шестаков с удивлением посмотрел на него:
— Второй пост? Погоди, погоди... Мы же замыкаемся на Центральную Северную?...
— Так точно... — Радист показал в журнале: — Вот, регулярные сеансы, позывные «225 — 224.»
— Ну?...
Алексей сказал с недоумением:
— А второму посту он приказал передавать наши координаты для контроля — два раза в сутки.
Шестаков задумчиво потер лоб, потом распорядился:
— Ну— ка, запроси Центральную — какие позывные у Второго поста?
Радист поколдовал с ключом, натянул наушники, довольно быстро связался с Центральной и вскоре доложил:
— Позывные Второго — «280— 279».
— А не «343 — 342» вовсе... — Шестаков горько улыбнулся, тяжело вздохнул: — Все ясно... Не было, Алексей, связи ни с каким Вторым постом... Не существовало... А было кое— что совсем другое, и похуже...
Радист не ответил, но лицо его было безмерно удивленным и расстроенным, когда Шестаков, взяв бланк радиограммы и вяло хлопнув его по спине, вышел из радиорубки...
В глубокой задумчивости шел по кораблю Шестаков. На баке остановился около группы отдыхавших от вахты матросов. Двое из них, старые приятели Федор Гарковец и Василий Зирковенко, разговаривали, безмятежно покуривая:
— Як то робыться, Хфедор, — дотошно допрашивал приятеля Василий. — Волов рэжуть, а все одно их дуже багато. Коней — нэ рэжуть, а их мало?...
Федор Гарковец авторитетно разъяснял:
— Коней мало, бо их крадуть!
— Так конокрады их кудай— то девают — знать, они там должны быть?
— Там их тоже крадуть, — безаппеляционно отвечал Федор, и матросы дружно захохотали, тем более что Федор и Василий оставались неизменно серьезными.
Грустно улыбался и Шестаков, шел дальше, смотрел, как работает команда судна, и его не оставляла мысль, что все эти работающие, отдыхающие, озабоченные и веселые люди — все, все обречены затаившимся врагом на мучительную смерть...
К счастью, они не знают этого.
Каюта была заперта. Шестаков постучался — нет ответа. Громче. Наконец, щелкнул замок, и дверь отворил Щекутьев.
Лицо его было измято сном, и он сильно потер его ладонями.
Шестаков прошел в каюту, присел у столика.
Щекутьев спросил тревожно:
— Случилось что?
— Да... Случилось... — медленно, тяжело ответил Шестаков и надолго умолк.
В каюте воцарилась гнетущая тишина, моряки неотрывно смотрели друг на друга.
Первым не выдержал Щекутьев.
— Почему ты молчишь, Николай? С чем пришел? Произошло что— нибудь?
— Произошло... — так же медленно, с трудом начал Шестаков. — Нас предали...
— Кто?!
— Ты.
Щекутьев оцепеневшими губами проговорил:
— Шутишь...
Шестаков смерил его взглядом:
— Не надо, Сергей... — Он судорожно сглотнул ком в горле: — Что ты наделал? Как ты мог?...
— Что, что я мог? — крикнул Щекутьев.
— Как ты мог обречь тысячи людей!..
Щекутьев вскочил:
— Ты с ума сошел, Николай!
— Перестань... — с отвращением сказал Шестаков. Подошел к Щекутьеву: — Сдай оружие!
— В чем дело, наконец! Ты можешь мне объяснить? — с возмущением закричал Щекутьев.
— Сдай мне оружие, — твердо повторил Шестаков. — Я все объясню.
Щекутьев пожал плечами, с презрительной миной протянул Шестакову лежавшую на тумбочке рядом с койкой кожаную кобуру с пистолетом:
— Н— не понимаю ничего...
— Ты все прекрасно понимаешь, Сережа, — грустно сказал Шестаков. — Ты предавал нас в Архангельске банде Чаплицкого...
— Какая ерунда!
— Ты сообщал ему пароль... Ты изготовил подложные документы для диверсанта, который взорвал транспорт с углем...
Щекутьев лишь пренебрежительно скривил губы.
Шестаков продолжал:
— Ты навел их на водолазные боты, чтобы устроить пожар...
— Но я же сам предложил поднять уголь со дна...
— Военная хитрость... Мы ее разгадали. Но ты не успокоился и начал наводить на нас английский крейсер в походе... чтобы отнять у голодных ребятишек последний кусок хлеба. Хотя все мы ради него рисковали жизнью...
— Вы отдаете себе отчет в том, что вы говорите? — высокомерно бросил Щекутьев.
Шестаков печально кивнул:
— Не становись в позу, Сергей... Когда— то ты сам любил, подняв бокал, провозглашать тост, китайский кажется, — «Не дай нам бог увидеть своих друзей с новыми лицами!». А сам показал нам свое новое лицо... Извини, но я человек прямой: омерзительное лицо предателя и оборотня!
— Вы обалдели все от шпиономании... Вам чудится... — начал медленно Щекутьев, видимо еще не теряя надежды оправдаться.
Шестаков перебил его:
— Ничего нам не чудится! Ты всех нас обрек на смерть! Ты был так уверен в себе, уверен настолько, что передавал наши координаты на крейсер открытым текстом...
Отойдя к иллюминатору, Щекутьев начал надевать китель.
Шестаков, помолчав немного, добавил:
— Ты знал, что, когда крейсер нападет на нас, я в первую очередь прикажу сжечь документы и радиожурнал с позывными «343 — 342»...
— Чушь какая! — нервно передернул плечами Щекутьев.
— А вот я не понимаю... — задумчиво сказал Шестаков.
— Чего же?
— Я не понимаю, как с людьми случается такое... Ведь мы же с тобой вместе воевали... вместе тонули, мерзли, голодали. Однажды ты спас мне жизнь...
Щекутьев молчал, лишь каменные желваки раскатывал по скулам.
И тогда голос Шестакова поднялся до крика:
— Что же с тобой произошло, Сережа?!
Щекутьев не выдержал и взорвался наконец.
— Это с тобой произошло, а не со мной! — закричал он. — Это ты предал, а не я! Тебя — мужика, быдло — произвели в офицеры флота его императорского величества! А ты как отплатил за эту честь?!
Шестаков устало перебил его:
— Не говори глупостей, Сергей... Я — мужик. Хорошо. А твой отец кто? Нищий однодворец!..
Щекутьев возразил гордо:
— Мой отец — потомственный русский дворянин! И я — дворянин отечества своего!..
— То— то вы залили кровью отечество свое... — хмуро сказал Шестаков и сделал шаг к двери: — Ладно, с тобой все ясно. Одевайся... — Выразительно посмотрев на сжатый свой кулак, зло присовокупил: — Как жаль, что ты не оказал мне сопротивления...
Шестаков поднялся к Неустроеву в ходовую рубку «Седова».
Неустроев держал в руках радиограмму Болдырева, в который раз перечитывал ее:
«...ПЕРЕДАЧУ В РАДИОЖУРНАЛ НЕ ВНОСИТЬ ТЧК БЛАНК РАДИОГРАММЫ ПЕРЕДАТЬ ХЛЕСТАКОВУ В СОБСТВЕННЫЕ РУКИ ТЧК ТЕКСТ: ЧРЕЗВЫЧАЙНОЕ СООБЩЕНИЕ ТЧК ВЫЯВЛЕН ИНФОРМАТОР ТИРЕ ВАШ НАЧСВЯЗИ ВОЕНМОР ЩЕКУТЬЕВ ТЧК ЕГО ЗАДАЧА ТИРЕ ПЕРЕХВАТ КАРАВАНА ПО РАДИОКООРДИНАТАМ АНГЛИЙСКИМ КРЕЙСЕРОМ С ЦЕЛЬЮ УНИЧТОЖЕНИЯ ТЧК НАИМЕНОВАНИЕ КРЕЙСЕРА НЕИЗВЕСТНО ТЧК АРЕСТУЙТЕ ПРЕДАТЕЛЯ РЕВОЛЮЦИИ ЗПТ ОБЕСПЕЧЬТЕ РАДИОИГРУ С КРЕЙСЕРОМ... БОЛДЫРЕВ».
— Там много чего выяснилось, — рассказывал Шестаков Неустроеву. — Но главное — схема, которую нашли у Чаплицкого...
Неустроев уточнил:
— Вы имеете в виду схему расположения затонувших кораблей на рейде Архангельска?
— Ну да. В Чека ее сверили с той, что представлял тогда Щекутьев.
— И что?
— Один к одному. Точная копия.
Неустроев отошел к рулевому, негромко подкорректировал курс. Вернулся к Шестакову.
— М— да— а... Он ведь сам предложил поднять уголь со дна... И работал как!..
Добрые серые глаза старого гидролога выражали полное недоумение.
Шестаков грустно улыбнулся:
— Я уже говорил: военная хитрость.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25