Когда служащие выстроились в ряд вдоль стены, Севрюков сказал:
— Теперь слушайте и повторяйте за мной хором... И не приведи вас господь ослушаться меня... — Он прицелился в грудь Кушакова, по лицу которого все еще текла медленная густая кровь. — Повторяйте: «Мы, продажные твари, служим большевикам и изменникам...»
Вразброд, еле слышно, служащие начали повторять за Севрюковым:
— ...Мы думали, что спрячемся здесь от возмездия...»
Машинистка, тоненькая кудрявая брюнетка, поджав губы, молчала.
Севрюков подошел к ней, стволом маузера приподнял ей подбородок:
— А вы, мисс задрипанная, почему не каетесь? А— а?
Большие глаза девушки наполнились слезами, задрожали губы.
— Мы свободные люди... — сказала она срывающимся голосом. — Вы не заставите меня... Здесь — Англия...
Севрюков засмеялся:
— А вы, англичаночка, не из Бердичева, часом? У— ух, сколько я там вашего брата...
Слезы бежали двумя прозрачными дорожками по ее щекам, но она нашла в себе силы крикнуть:
— Вы бандит!.. И погромщик!..
Севрюков с искренним интересом посмотрел на нее, нехорошо ухмыльнулся и сказал остальным:
— Слушайте, вонючки! Если вам шкура дорога, забудьте дорогу к красным. Иначе всем вам — шандец!
Он прошелся вдоль ряда перепуганных служащих, выразительно покачивая маузером. Сказал издевательски:
— Вот девчушечка — она у вас принципиальная... А я принцип уважаю...
Севрюков резко повернулся к девушке— машинистке и выстрелил ей в живот. В упор.
Не вскрикнув, девушка сползла на пол. Холодная волна ужаса поглотила всех. А Севрюков хрипло крикнул:
— Все поняли?! До новых встреч!..
И вышел.
Кушаков бросился к девушке:
— Врача!.. Полицию!..
Чаплицкий с одним из новоявленных своих помощников, поручиком Всеволодом Литовцевым, шел по Солодовнической улице в сторону порта.
Литовцев, незаметно и ловко осматриваясь, рассказывал:
— Броненосец этот, «Чесму», решили разоружить. Ну и заодно, конечно, снять с него мазут...
— Еще бы! — кивнул Чаплицкий. — Миноносцы в Мурманске без топлива стоят.
Литовцев продолжал:
— За мазутом прислали наливной лихтер... Тьфу, черт, забыл, как называется...
Чаплицкий подсказал:
— «Енисей», что ли? Или, может быть, «Труд»?
— О, точно: «Труд»! Мазут, значит, перекачали к нему в баки. Завтра он должен отправиться в Мурманск, снабжать топливом миноносцы.
— А сколько мазута?
— Четыре, не то пять тысяч пудов.
Чаплицкий спросил весело:
— И что, хорошо горит?
— Еще как!
— А не взорвется, в случае чего?...
— Не— ет... Наш друг сказал: сунуть факел с керосином и все в порядке. Ну, а если, говорит, кто— нибудь из водолазов останется на дне, в суматохе— то... Что ж, другим туда лазить неповадно будет!
Разговор продолжили в трактире.
Прихлебывая жидкое пиво, Литовцев объяснял:
— В два часа ночи начнется подъем воды... От речного бара. И сильный ветер к морю. Если все это хозяйство пустить по ветру — моментально придет к ботам. Дальше все ясно, как по чертежу.
Чаплицкий недоверчиво наморщил лоб:
— А если ветра не будет?
Литовцев засмеялся:
— Он предупредил: ветер здесь не менялся с начала мироздания. Так, мол, и в лоции сказано...
— Ну, разве что с начала мироздания, — согласился Чаплицкий. — А карта?
Литовцев похлопал себя по нагрудному карману:
— У меня. Он там все разметил.
Чаплицкий аппетитно уписывал вареную картошку с конопляным маслом. Закончив есть, коротко сказал:
— Ясно. Возьмешь с собой «деда».
— Есть, Петр Сигизмундович.
— Установлено, что в городе безнаказанно действует исключительно хитрый и опасный белогвардейский волк — Петр Сигизмундович Чаплицкий, — докладывал на узком совещании Чека Болдырев. — Чаплицкий — бывший капитан первого ранга, контрразведчик, негодяй большого масштаба. Руки его обагрены кровью революционного народа. Достаточно привести некоторые факты: еще в марте двадцатого года он раскрыл в Архангельске военную подпольную организацию, которая действовала среди солдат местного гарнизона. Большая группа подпольщиков была арестована, судима и расстреляна...
— И группа Теснанова... — сказал помощник Болдырева.
— Да, это тоже по его прямой вине, — подтвердил Болдырев. — Они раскрыли подпольную городскую организацию коммунистов во главе с Теснановым при помощи провокатора. Руководители организации — большевики Теснанов, Закемовский, Близнина и другие — были казнены... Так что пора активизироваться, товарищи, кончать с ним надо.
Медленно покачивался на пологой волне лихтер «Труд». Была поздняя ночь, и вся команда спала.
Только на верхней палубе прохаживался вдоль борта молодой вахтенный. Прошел неторопливо на корму, закурил, и неяркий огонек зажигалки выхватил из непроглядной тьмы юное, безусое еще лицо...
Облокотившись о поручень около ящика с песком, вахтенный всматривался в море: водолазы неподалеку работали круглосуточно.
...А со стороны судоремонтного завода быстро шла к лихтеру небольшая лодка. В ней сидели двое — Всеволод Литовцев и пожилой широкоплечий мужчина в зюйдвестке.
Шли они на веслах, лопасти которых были обмотаны мешковиной — чтобы не слышался плеск воды. Уключины были густо смазаны тавотом — чтобы не скрипели.
Лодка постепенно приближалась к лихтеру. Пожилой внимательно следил за растущим силуэтом судна.
Заметив вспышку зажигалки, прошептал:
— Закурил, служивый... Значит, на баке останется, пока не докурит...
— Это хорошо, — подмигнул Литовцев.
Они неслышно подошли вплотную к судну, и Литовцев с одного раза забросил веревочную лестницу на трубопровод, идущий вдоль борта.
Еще раз вслушавшись, он поднялся к несложному сливному устройству, врезанному в трубопровод.
Вот и запорный вентиль, напоминающий большое рулевое колесо.
Литовцев с силой раскрутил вентиль, и из широкого жерла трубы потекла густая черная жидкость. Сначала ручейком, но вскоре мазут уже хлестал вовсю, взбивая на поверхности воды черную пенную шапку.
Пожилой мужчина скомкал газету и бросил ее в воду. Сильный порыв ветра подхватил бумажный ком, быстро понес его в сторону водолазных ботов.
Пожилой удовлетворенно ухмыльнулся.
Крепко, в последний раз затянувшись, вахтенный прислушался: кроме привычного плеска волн и свиста ветра возник новый звук. Вахтенный еще не знал, что это шум мазутной струи, выпускаемой в море диверсантами. Загасив окурок в бачке с песком, вахтенный по— прежнему неторопливо направился в ту сторону, где находился вентиль.
Литовцев следил за ним из— за переборки.
Вахтенный подошел к борту, снова прислушался, перегнулся через поручень, стараясь разглядеть вентиль.
И в этот миг Литовцев нанес ему сильный удар в лицо...
Успев немного отклониться, матрос схватился обеими руками за голову Литовцева, потянул поручика на себя...
После недолгой борьбы Литовцеву удалось стащить вахтенного с палубы, но, не удержавшись, он вместе с ним упал в воду.
Через секунду они оба вынырнули. Лицо парня было окровавлено, но он крепко держал Литовцева поперек корпуса. И силился крикнуть, но поручик все время зажимал ему рот ладонью.
Спустя мгновение они снова погрузились под воду, вернее, под толстый слой покрывшего ее мазута.
Снова вынырнули, сплетаясь в последней смертельной схватке.
Пожилой диверсант, которого Чаплицкий назвал в разговоре с Литовцевым «дедом», беспокойно осматривался, он явно боялся, что кто— нибудь с судна заметит происходящее.
Наконец, махнув рукой, он взял заранее приготовленные факелы из пакли, полил из бадейки керосином и подогнал лодку к самой кромке мазутного пятна.
Последний раз осмотрелся, поджег факелы — один, другой, третий — и начал опускать их, тихо передвигаясь на лодке, в густой мазут.
От берега он был пока что скрыт бортом лихтера.
Бегучее пламя, мгновенно охватившее факелы, легко перебросилось на поверхность мазута.
Вспыхнуло море.
Огонь охватил невысокие пологие волны и вновь вынырнувших на поверхность Литовцева и молодого вахтенного матроса. Лица их были залиты кровью, испачканы мазутом, искажены страданием.
Литовцев выплюнул изо рта воду с мазутом, истошно закричал, замахал «деду» рукой, но тот, не обращая на него внимания, развернул лодку...
Ветер, ветер...
Он гнал пламенную волну, возникшую, словно по волшебству, и растущую с каждым мигом, прямо на водолазные боты.
А диверсант, отплыв на веслах несколько саженей в противоположную сторону, снова оглянулся и увидел вахтенного; тот вынырнул, на сей раз уже один — Литовцева над водой не было.
«Дед» перекрестился, завел небольшой мотор и нырнул во тьму, которая рядом с оранжево— дымным пылающим морем стала еще чернее и гуще.
...Огненную реку увидели на первом водолазном боте.
Раздался крик: «Полундра!», люди бросились к подветренному борту.
Несколько секунд водолазы в растерянности смотрели на волну пламени, прервав работу. Только подводники, стоявшие на воздушной помпе, продолжали мерно качать воздух для своих товарищей, работавших под водой.
— Что за диво? — изумленно вопросил Иван Зирковенко, ни к кому, впрочем, прямо не обращаясь.
Усатый пожилой боцман Говорухин, прошедший на своем веку три крупных кампании, внимательно всмотревшись в пламя, сказал хмуро:
— Оно тебе сейчас покажет... «диво»!.. Это нефть горит... Либо мазут.
На палубе появился Щекутьев. В одно мгновение он оценил обстановку.
— Да— а, что— то в этом роде... — подтвердил он мнение боцмана. — Я такое уже видел однажды... в Сиднее... Страшная штука: ветер— то на нас гонит!
Боцман Говорухин предложил:
— Уходить надо, Сергей Сергеевич!
— А они? — Щекутьев выразительно кивнул на воду, в глубине которой работали водолазы. — На подъем минут пятнадцать уйдет... — И тут же скомандовал: — Пахомов, Сапегин! Срочный подъем водолазов! Сигнальте водолазам аварийный подъем!
Матросы несколько раз подергали подъемный водолазный трос, передавая тем, кто под водой, условный сигнал, затем быстро и деловито наладили лебедку для подъема. Включили мотор. Трос зазмеился из воды, начал медленно наматываться на вал лебедки...
...Медленно— медленно — а быстрее нельзя, человек не выдерживает быстрого подъема с глубины — поднимались водолазы Федор Гарковец и Василий Косов, и вот корпус затонувшего судна уже под ними...
Щекутьев командовал на палубе бота:
— Быстро, быстро, орлы! Не паниковать! Ведра готовьте, багры, топоры... Синилов, не вижу дела! Что там с пожарной помпой?
— Не качает, Сергей Сергеевич... — растерянно отозвался молодой матрос.
— Да ты что, с ума сошел? — остервенело закричал ему Щекутьев. — Голову оторву!..
Синилов в полном недоумении развел руками:
— Вчера проверял — работала, как из пушки... А нынче поршня клинят!
Щекутьев бросился к помпе, принялся отвинчивать крышку воздушного механизма.
Матросы выстроились тем временем на подветренном борту, готовые встретить пламя, — с баграми, топорами, ведрами на веревках и прочим нехитрым противопожарным снаряжением. Кто— то заранее наливал в бадью забортную воду.
А водолазы поднимались — уже близилась поверхность моря. Гарковец, по— прежнему не ведая о случившемся, с изумлением смотрел на багровое зарево над своей головой — такой картины ему видеть еще не приходилось!
...Пламя уже подступило плотной стеной к борту судна.
Щекутьев, чертыхаясь, все еще возился с помпой, а подводники дружно отражали натиск огня, обливая палубу и борта бота забортной водой...
Торопливо качали воздух водолазам, мерно чавкал насос, по резиновому шлангу от каждого качка, словно конвульсия, пробегала воздушная волна...
Шланг перевешивался через борт водолазного бота, уходил под воду, к водолазам. Никто в суматохе не видел, как откуда— то сверху пролетел пожарный топорик, воткнулся в палубу, одновременно перерубив шланг, почти на всю толщину его. Из шланга с шипением, со свистом рванулся воздух...
Иван Зирковенко, стоявший на помпе, первым заметил, что ход поршня стал необычайно легким. Передав рукоятку другому матросу, он побежал вдоль шланга. Вот и топорик, воткнувшийся в резиновую кишку — Иван все понял. Истошно заорал:
— Полундра, ребята! Обрыв шланга!..
Щекутьев подбежал к месту аварии, отдал команду:
— Эй, на лебедке! Аварийный подъем!..
Лебедка начала вращаться с бешеной скоростью.
Багровое зарево над поднимавшимися водолазами приближалось — поверхность была уже рядом. И вдруг Гарковец увидел, его товарищ извивается в воде, судорожно размахивает руками и ногами.
Водолаз понял, что произошла какая— то катастрофа, но помочь Васе Косову он был не в силах — ведь во время подъема водолаз никакой самостоятельности не имеет... Он лишь принялся дергать сигнальный фал, чтобы дать знать товарищам наверху, что под водою неладно.
Прошло еще несколько мучительно долгих секунд, и шлем Федора Гарковца показался над пламенной волной. И хотя вытянули его очень быстро, пламя успело охватить водолаза.
Матросы и к этому подготовились: Гарковца сразу же закутали в несколько мокрых одеял и сбили пламя... Одновременно стащили с него шлем...
Вот и второй водолаз, Василий Косов, на палубе... Он был оез сознания, синие губы закушены. Подводники, не теряя ни секунды, начали делать ему искусственное дыхание... Наконец, слабо затрепетали веки, вырвался первый вздох...
Можно уходить от огня!
Щекутьев коротко приказал:
— Полный вперед!
Через несколько мгновений из трубы водолазного бота рванулся густой столб дыма, мерно зарокотал двигатель, и судно рванулось вон из огненной купели — вперед, к спасительно— чистой кромке моря, где уже маячили буксир и плавучий кран: они— то ушли на чистую воду сразу же, как возник пожар — им ведь не надо было ждать подъема водолазов!
Раззевался дым над длинными тонкими трубами и двух других водолазных ботов: вместе со своими буксирами они резво бежали по огненному морю, оставляя за собой черный дымный след.
Миллер вышел в приемную, где его ожидал посетитель. При появлении генерала посетитель — высокий сухопарый англичанин с резким энергичным лицом — поднялся, пошел ему навстречу, коротко представился:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25