https://wodolei.ru/catalog/podvesnye_unitazy/s-bide/
— Ну и ну.Уильям пошел вперед, в полумрак. Даниил наблюдал, как он сосредоточенно осматривается по сторонам. Между ними высилось что-то темное, высотой в их рост и вдвое шире обоих. Даниил разглядел, что это колокол. Глаза его привыкли к полумраку. На массивных боках колокола была надпись, загадочная, состоящая из вертикальных линий. Уильям протянул руку, затем другую, ощупал материал.— Литое серебро. — Теперь, в своей стихии, он говорил безапелляционно. Свежий подражатель Свежего Уксуса. — Готов держать пари. Куда вы нас привели, мисс Райе, в сокровищницу Поднебесной империи?— Это Букингемский дворец, мистер Беннет. Мне больно думать, что вы очень скоро нас забудете. — Она снова двинулась вперед. — Все, что вы здесь видите, — дары ее величеству. Возникает проблема, куда их девать.Даниил следовал за ее голосом. Дорожки вели между полуоткрытыми ящиками, где находились экзотические вещи. Трон на слоновых ногах. Оттоманские часы с разбитым стеклянным куполом. Где-то здесь, подумал он, должны быть дары из Ирака. Ржавые котлы с хамкуном. Золотом, откопанным в древних городах.— Сановники везут их из всех уголков земного шара. Уже нет ни места для них, ни времени у королевы, чтобы им радоваться.Уильям шел следом за мисс Райе. В слабом свете там, куда он падал, Даниил разглядел следы на полу. Нагнулся. Они были старыми, почти затоптанными другими. Вот только их очертания говорили о босых ногах.— Это цена королевской власти. Расплата за нее. — Голос фрейлины доносился издалека. — Очень маленькая расплата в очень приятном греческом аду.— Да ведь она и сама очень маленькая.— Только не говорите этого в ее присутствии.— И далеко не такая красавица, как вы.— О!Даниил приложил ладонь к полу. Длина ближайшего следа — от запястья до средних суставов пальцев. Полфута. Он коснулся пальцем отпечатка ступни. На кончике осталось черное пятнышко, от которого шел сладковатый запах сажи.— Уильям, иди посмотри.Ответа не последовало. Даниил встал. Окликнул снова:— Уильям. Уильям! Мисс Райе!К нему вернулось только многократное эхо собственного голоса. Даниил быстро зашагал между ящиками к концу колоннады. За последней колонной шла винтовая лестница, ведущая вниз, в которую проникал свет из грязных окон, и два обшитых панелями коридора уходили в темноту. Он спустился по лестнице, пошел по коридору с покрытым слоем пыли ковром мимо огражденного веревками лестничного колодца и комнаты с каминами из красного железняка; стены были в пятнах от сырости, половицы скрипели под ногами. Даниил понял, что заблудился.Он остановился, прислушался. Со всех сторон доносились далекие звуки. Эхо шорохов, стук посуды. Подумал, долго ли Уильям и мисс Райе будут его искать или они скрылись умышленно. Может быть, Уильям решил отложить Хеймаркет на следующий раз.Даниил догадывался, что спустился на цокольный этаж, но казалось, что он находится в подземелье. Половицы впереди кончались, ковер свисал с них. Дальше было совсем темно, Даниил не мог ничего разглядеть. Он повернул обратно, пытаясь вспомнить, как шел. И почти сразу же увидел поджидавшую его фигурку.Находилась она не больше чем в десяти ярдах. Темная одежда и кожа делали ее почти невидимой в полумраке. Она казалась ниже человеческого роста. Даниил подумал о Виктории, словно королева могла последовать за ним. Лишь когда фигурка направилась к нему, он разглядел у нее в руках какую-то продолговатую металлическую вещь.Фигурка остановилась перед ним, и Даниил увидел, что это ребенок. До того грязный, что даже трубочисты бывают чище. Сажа въелась в ноздри, в уши, только белки глаз виднелись в темноте.— Вы заблудились. Я видела, как это случилось. Вы искали меня.— Следы.— Угу.Даниил заколебался, не зная, что сказать. Заметил, что ноги ребенка босые, видны были только светлые полумесяцы ногтей.— Ты живешь здесь? Во дворце?— Последние два года.Ребенок переложил металлическую вещь из одной руки в другую. Даниил увидел, что это подсвечник, старый, потускневший.— И никто тебя не находит?Фигурка харкнула и плюнула, блеснули зубы.— Они знают, что я здесь, но не видят меня. Я вас узнала, иначе бы вы меня тоже не увидели. И следила за вами.— Говоришь, ты знаешь меня?— Видела раньше. В другой одежде.Даниил протянул руку, и фигурка отступила. В хриплом голосе слышался какой-то акцент. Провинциальный, похожий на ирландский, он показался знакомым Даниилу.— Я подумала, вы Иосиф и Мария.Он вгляделся в чумазое лицо.— Марта?— Я не ожидала, что увижу вас снова.Даниил присел на корточки, глядя на девочку. Попытался определить, сколько ей лет. Но с тех пор, как он видел ее, прошли годы, а она была слишком низкорослой от недоедания. Он покачал головой.— У тебя была мать. Братья.Марта снова отступила.— Теперь я пробавляюсь сама.— Как же ты кормишься?— Пробавляюсь. Я забыла ваше имя.— Даниил Леви.— Вывести вас отсюда, мистер Леви? — спросила девочка.— Это было бы огромной любезностью.Они пошли. Фигурка впереди Даниила виднелась силуэтом. Она была щуплой, как то существо под потолком в утренних покоях.— Я рад видеть тебя, Марта. Как ты оказалась здесь?— Меня провел Фергал. Это мой брат. Был в прислуге у лакеев. Не знаю, где он теперь. Может, в работном доме. Потом я обходилась без него. Том показал мне свои входы и выходы.— Том?— Его тоже уже нет. Он жил здесь. Его поймали около года назад. Что сделали с ним, не знаю. — Марта обернулась с улыбкой на испитом лице. — Я видела корону. Она понравилась королеве, так ведь?— Ты была там сегодня утром?Они подошли к огражденному веревками лестничному колодцу. Марта поднырнула под них.— Смотрела из камина. Я сплю в дымоходах, места там хватает. Есть полки и ниши величиной с комнату. Ребята-трубочисты знают мои места и помалкивают. Я подумала, что корона красивая.Когда Даниил поднял взгляд, Марта ждала его. Выражение ее лица оставалось прежним, осознал он, только посуровело. Оно было взволнованным, словно она хотела что-то сказать и не имела на это времени.— Вас было двое.— Да. Я и Залман, мой брат.Марта повернулась и снова пошла вперед.— Вы королевские ювелиры?— Работаем в фирме королевских ювелиров.Они поднялись по лестнице. Коридор освещали огарки свечей. В конце его Даниил увидел лучше освещенный, заставленный пустыми пьедесталами зал.— Наконец-то! Отсюда дорогу я знаю. Без тебя блуждал бы здесь несколько дней.Он вынул кошелек, нащупал в нем полсоверена, достал увесистую золотую монету и протянул Марте. Та попробовала ее на зуб, жадно, словно золото было съедобным.— Можно, я буду работать у вас, мистер Леви?— Я… — На стенах коридора были зеркала. Подыскивая слова, Даниил увидел свое отражение. Очки в свете пламени свечей казались матовыми. — Я один из продавцов. Компания не моя, Марта. У меня нет работы, чтобы тебе предложить…— Я могу бегать с поручениями. Убирать. Находить в газетах то, что нужно. Если дадите иголку, могу шить двумя способами, — торопливо заговорила девочка. — Жить стала бы по-прежнему здесь. Я хочу работать у вас, мистер Леви.Даниил почувствовал, что у него защемило сердце. Прислонился спиной к дворцовой стене.— Говоришь, ты умеешь читать?Марта потупилась.— Немного.— Знаешь Лудгейт-Хилл?— Хорошо знаю.— Над моей мастерской вывеска, золотой лосось. Золотая рыба. Приходи в воскресенье в полдень к задней двери. Крид-лейн. Полшиллинга в неделю за полдня работы тебя устроит?Марта подняла подсвечник.— Я могу раздобыть белья, свечей и еще кое-чего.— Не нужно.— Ладно. Тогда что?— Тогда будешь учиться писать.Полночь. Лондон в чистом снегу. Облаков нет, небо зияет огромной черной пустотой.— Рассказывай, что еще?— Больше нечего рассказывать. Королева, ребенок.— К черту ребенка, Даниил!— Но это и все. Бридж сказал, что назначит день в будущем месяце. Мы с Уильямом пошли назад.Он приглашал меня на Хеймаркет.— Чего ради?— Был рад, что увидел королеву.— А ты — нет. За четыре года это у нас лучшая новость.— Я больше не поеду туда.— Почему?— Мне было стыдно.— Чего?.— Тебя там не было.— Того, что все на тебя пялились? Эх, Даниил. Стыдишься благоприятной возможности? В нашей профессии самое весомое слово принадлежит королеве. Если во дворце будет сказано то, что нужно, наше будущее обеспечено на всю жизнь. Проснись!— Я не сплю.— Лжешь. Помнишь, как было, когда мы приплыли в доки? Англичане глазели на нас так, будто мы Али-Баба и его последний разбойник. И с тех пор ничего не изменилось, кроме нашей одежды. В душе мы никогда не станем такими, как эти люди. Ты стыдишься этого?— Нет.— Мы всегда будем дхимми.— Залман, мы здесь уже четыре года.— Да, четыре, и пока что никто не развернул перед нами кроваво-красного ковра. Так ведь? Перед нами впервые открывается блестящая возможность. Нас желает видеть королева Англии. Чего еще тебе нужно?— Не знаю.— Почему не хочешь ехать туда?— Не знаю.— Даниил, скажи, что поедешь со мной.На подоконнике — три опорожненных бутылки эля, недоеденная горбушка хлеба, пузырек с чернилами, сквозь который синеет луна. Двое людей лежат без сна на матрацах. В их глазах отражается свет.— Даниил. Фрат. Прошу тебя.— Раз ты этого хочешь, поеду.
«А» было большим Арбалетом;Стрелок всегда в цель попадал;Стрелял он лисиц и дразнящихся птиц,И злой змей от него уползал.— Хорошо. Переписала первую строчку?— Да.— Покажи.Январь, первое солнечное воскресенье. Двое сидят на ступенях перед дверью, выходящей на Крид-лейн. Девочка читает медленно, еле-еле, каждое слово — трудный шаг вперед. Почерк ее похож на какой-то шифр.— Молодчина. Что за дразнящиеся птицы, как думаешь?— Не знаю.— И я не знаю. Читай дальше.«Ј» было Бульдог в мясной лавке;Был песик хоть мал, да удал;Хозяин кормил его мясом,Пока он рычать не кончал.Смех. Девочка согнулась и закашлялась. Даниил взял у нее книгу.— Все, на сегодня хватит. Ты делаешь успехи.— Я не устала.Лицо ее выглядело изможденным от кашля. Даниил протянул ей пять пенсов.— Слишком холодно.— Для меня нет.Девочка взяла монеты и спрятала их.— А для меня да. Я простужусь до смерти. Зимой будем заниматься подольше.Даниил подумал, был ли у Марты когда-нибудь учитель. «Существуют школы, — подумал он, — куда ее могут принять. Надо будет заняться этим».Послышался звук отодвигаемого засова. Оба подняли взгляд на вышедшего Залмана. Он рассеянно улыбнулся девочке и поплотнее запахнул черный сюртук.— Доброе утро, Марта. Как успехи в чтении?— Так себе.Даниил подвинулся, и Залман сел.— Я и сам не так уж давно учился. Мой брат превосходный учитель, а? — Он повернулся к Даниилу.— Холодновато заниматься на воздухе.Даниил, засовывая азбуку в карман, понизил голос:— Джордж не пускает ее внутрь.— По-прежнему? Да она чище его. Она никогда не бывала такой отвратной, как Джордж Лис, правда, Марта?Девочка хихикнула, зубы у нее стучали на ветру.— Бывала, когда рылась в канализации.— В канализации?— Еще до дворца. Нас мать заставляла.Даниил смотрел на них, сидящих рядом. Лицо Марты было чистым, но серым, словно сажа навсегда въелась в него. Залман рядом с ней выглядел отмытым. Кожа его посветлела, будто бы от жара тиглей изменился ее химический состав. На зимнем солнце зрачки его глаз были все еще расширены.— Разгребать грязь, лазать по трубам. Там были веревки, кости, железки. Я знаю места, где вы с головой утонули бы в грязи.— Из канализации во дворец. Знаешь, через две недели мы тоже будем под кровлей ее величества.— Мистер Леви говорил.— О, а я не мистер Леви? Как ты называешь меня?Девочка искоса глянула на Залмана.— Маленький мистер Леви.Даниил откинулся назад.— Как спал, Залман?— Без сновидений. — Он снова повернулся к девочке. — Марта, ты можешь сбегать для меня по одному делу? К Джеймсу Райдеру на другой стороне холма. Ищи аптекарскую вывеску. Вот тебе пенни и пять шиллингов для расчета с ним. Принесешь то, что он тебе даст.Девочка встала и взяла монеты. Перестала улыбаться, словно деньги требовали серьезности. Не радуется, подумал Даниил. Детской беззаботности в ней нет. Однако довольна, и это уже кое-что.Марта кивнула ему на прощание и пошла, не оглядываясь. Залман поднялся и вошел внутрь, продолжая говорить, хотя Даниил уже не слушал. Оставшись один, он ссутулился, руки и ноги у него мерзли. Улочка была тихой, даже крысы попрятались от холода.«Я стыжусь драгоценностей», — подумал он. Эта мысль пришла к нему ни с того ни с сего, без всякой причины, или словно бы таилась до тех пор, пока он не останется в одиночестве. Вот что он должен был сказать три недели назад в мансардной комнате. «Чего ты стыдишься?» — спросил Залман. И он не знал, что ответить.«Я стыжусь драгоценностей». Казалось, эта мысль всегда коренилась в глубине сознания. То, чего Залман хотел больше всего, ему было совсем не нужно. Он вспомнил Джейн Лимпус, свечу между ними. Его участь была решена желанием, брата.Даниил потряс головой, встал и вошел в мастерскую, закрыв за собой дверь на засов. Станки и колеса были неподвижны по случаю праздничного дня христиан. Пошел в демонстрационный зал, где шторы оставались задернутыми. Он стоял в полумраке, ощущая вокруг себя серебро и карбункулы под стеклянными куполами витрин. К горлу подступала желчь.Даниил думал о том, что делали люди ради драгоценностей и какие чувства испытывали к ним. О том, что все эти дела были продиктованы чувствами, но сами чувств не вызывали. Он думал о том, как сжимались руки Виктории Вельф, об одиночестве Рахили. Думал об этом он много дней; глаза у него болели от очков, спина немела, пока он ждал покупателей. Но мысли эти пришли с запозданием на несколько лет.У Павлова странное представление о днях. Я жду в Ураве, а тем временем долгая японская осень становится холодной, Мел с Никола укладывают вещи и возвращаются в Новую Зеландию. Проходят недели, хотя время я могу измерить лишь по тому, как медленно тают деньги. Как-то я прохожу несколько мрачных миль до дома Бехтерева, воздух большого города жжет мне горло, но в квартире никого нет и на оставленную записку никто не отвечает. Как-то звоню сестре. Она говорит, что я нахожусь очень близко, почему бы мне не заглянуть к ней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56
«А» было большим Арбалетом;Стрелок всегда в цель попадал;Стрелял он лисиц и дразнящихся птиц,И злой змей от него уползал.— Хорошо. Переписала первую строчку?— Да.— Покажи.Январь, первое солнечное воскресенье. Двое сидят на ступенях перед дверью, выходящей на Крид-лейн. Девочка читает медленно, еле-еле, каждое слово — трудный шаг вперед. Почерк ее похож на какой-то шифр.— Молодчина. Что за дразнящиеся птицы, как думаешь?— Не знаю.— И я не знаю. Читай дальше.«Ј» было Бульдог в мясной лавке;Был песик хоть мал, да удал;Хозяин кормил его мясом,Пока он рычать не кончал.Смех. Девочка согнулась и закашлялась. Даниил взял у нее книгу.— Все, на сегодня хватит. Ты делаешь успехи.— Я не устала.Лицо ее выглядело изможденным от кашля. Даниил протянул ей пять пенсов.— Слишком холодно.— Для меня нет.Девочка взяла монеты и спрятала их.— А для меня да. Я простужусь до смерти. Зимой будем заниматься подольше.Даниил подумал, был ли у Марты когда-нибудь учитель. «Существуют школы, — подумал он, — куда ее могут принять. Надо будет заняться этим».Послышался звук отодвигаемого засова. Оба подняли взгляд на вышедшего Залмана. Он рассеянно улыбнулся девочке и поплотнее запахнул черный сюртук.— Доброе утро, Марта. Как успехи в чтении?— Так себе.Даниил подвинулся, и Залман сел.— Я и сам не так уж давно учился. Мой брат превосходный учитель, а? — Он повернулся к Даниилу.— Холодновато заниматься на воздухе.Даниил, засовывая азбуку в карман, понизил голос:— Джордж не пускает ее внутрь.— По-прежнему? Да она чище его. Она никогда не бывала такой отвратной, как Джордж Лис, правда, Марта?Девочка хихикнула, зубы у нее стучали на ветру.— Бывала, когда рылась в канализации.— В канализации?— Еще до дворца. Нас мать заставляла.Даниил смотрел на них, сидящих рядом. Лицо Марты было чистым, но серым, словно сажа навсегда въелась в него. Залман рядом с ней выглядел отмытым. Кожа его посветлела, будто бы от жара тиглей изменился ее химический состав. На зимнем солнце зрачки его глаз были все еще расширены.— Разгребать грязь, лазать по трубам. Там были веревки, кости, железки. Я знаю места, где вы с головой утонули бы в грязи.— Из канализации во дворец. Знаешь, через две недели мы тоже будем под кровлей ее величества.— Мистер Леви говорил.— О, а я не мистер Леви? Как ты называешь меня?Девочка искоса глянула на Залмана.— Маленький мистер Леви.Даниил откинулся назад.— Как спал, Залман?— Без сновидений. — Он снова повернулся к девочке. — Марта, ты можешь сбегать для меня по одному делу? К Джеймсу Райдеру на другой стороне холма. Ищи аптекарскую вывеску. Вот тебе пенни и пять шиллингов для расчета с ним. Принесешь то, что он тебе даст.Девочка встала и взяла монеты. Перестала улыбаться, словно деньги требовали серьезности. Не радуется, подумал Даниил. Детской беззаботности в ней нет. Однако довольна, и это уже кое-что.Марта кивнула ему на прощание и пошла, не оглядываясь. Залман поднялся и вошел внутрь, продолжая говорить, хотя Даниил уже не слушал. Оставшись один, он ссутулился, руки и ноги у него мерзли. Улочка была тихой, даже крысы попрятались от холода.«Я стыжусь драгоценностей», — подумал он. Эта мысль пришла к нему ни с того ни с сего, без всякой причины, или словно бы таилась до тех пор, пока он не останется в одиночестве. Вот что он должен был сказать три недели назад в мансардной комнате. «Чего ты стыдишься?» — спросил Залман. И он не знал, что ответить.«Я стыжусь драгоценностей». Казалось, эта мысль всегда коренилась в глубине сознания. То, чего Залман хотел больше всего, ему было совсем не нужно. Он вспомнил Джейн Лимпус, свечу между ними. Его участь была решена желанием, брата.Даниил потряс головой, встал и вошел в мастерскую, закрыв за собой дверь на засов. Станки и колеса были неподвижны по случаю праздничного дня христиан. Пошел в демонстрационный зал, где шторы оставались задернутыми. Он стоял в полумраке, ощущая вокруг себя серебро и карбункулы под стеклянными куполами витрин. К горлу подступала желчь.Даниил думал о том, что делали люди ради драгоценностей и какие чувства испытывали к ним. О том, что все эти дела были продиктованы чувствами, но сами чувств не вызывали. Он думал о том, как сжимались руки Виктории Вельф, об одиночестве Рахили. Думал об этом он много дней; глаза у него болели от очков, спина немела, пока он ждал покупателей. Но мысли эти пришли с запозданием на несколько лет.У Павлова странное представление о днях. Я жду в Ураве, а тем временем долгая японская осень становится холодной, Мел с Никола укладывают вещи и возвращаются в Новую Зеландию. Проходят недели, хотя время я могу измерить лишь по тому, как медленно тают деньги. Как-то я прохожу несколько мрачных миль до дома Бехтерева, воздух большого города жжет мне горло, но в квартире никого нет и на оставленную записку никто не отвечает. Как-то звоню сестре. Она говорит, что я нахожусь очень близко, почему бы мне не заглянуть к ней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56