С болью видел я, как предавались забвению древние обычаи, и как их вытесняли
иные взгляды. То была власть Змия.
На одной известной всем горе Учителя установили драгоценный камень, а у ее
подножия - башню. О них я, кажется, рассказывал в одной из предыдущих историй.
Я хорошо знал эту гору, и видел ее каждый день на некотором расстоянии от башни,
где мне надлежало исполнять свои обязанности. Я присутствовал при возложении
чудесного камня на вершину горы, и из всех свидетелей этого великого события
лишь я один помнил о нем. С того дня кануло много столетий, и другие ученики,
также воплощавшиеся на Острове, забыли об этом дне, хотя и знали о камне.
Некоторые из них, бывшие в предыдущих жизнях моими слугами там, на башне,
стали теперь моими земными начальниками. Они посвятили себя формальной,
внешней стороне силы, которая есть лишь слабый символ той реальности, которая
существует внутри нее. Итак, осталось только традиция, и алмаз на горе теперь
сиял уже не так ярко, как тогда, когда я впервые увидел его. По ночам лучи его
устремлялись в небо, и священники напрасно из месяца в месяц повторяли
церемонии и твердили молитвы, пытаясь заставить алмаз засиять во всем блеске
славных дней. Из древнего пророчества им было известно, что такое возможно, но
это было все, что они могли сказать. Относительно остальной части пророчества
они оставались в полном неведении, а если бы узнали ее, то, возможно, вообще бы
не стали совершать никаких церемоний. Ибо вторая часть предсказания гласила, что
великое и славное сияние алмаза на горе случится лишь тогда, когда на Острове
будет пролита последняя капля крови Змия. Затем же сам алмаз исчезнет с горы,
где он оставался в течение стольких веков. Об этом из всех них знал только я, но
и я не знал, где найти Змия. Его влияние было ощутимо и зримо, в древности он был
единственной рептилией, ускользнувшей от преследования, так как его рождение
было вызвано злобными помыслами странствующего черного мага, который на
неделю облюбовал Остров. И было это так давно, что у священников не сохранилось
ни единой записи об этом. Этого Змия надлежало убить, а кровь его должна была
быть пролита на землю, чтобы смыть навсегда последние следы зла, содеянного
магом. И именно для этого Адепты Добра и возложили на гору Алмаз, и поныне
хранящийся там. Он предохранял ростки истины от дыхания Змия, но
необходимость в нем отпадет, как только Змий будет уничтожен. Если бы
священники знали об этом, они бы не пытались провести ни одной церемонии, чтобы
заставить Алмаз сиять ярче. Они скорее покорились бы влиянию Змия, нежели
потеряли бы эту драгоценность. В самом деле, они верили, что существует
некоторая связь между сроком их власти и Алмазом на горе. И были правы в этом.
Я понял, что для них это будет концом, когда я найду логово Змия.
День за днем и подолгу во тьме ночи я медитировал, вглядываясь во все
уголки Острова. При полной Луне, когда Алмаз стал сиять чуть яснее, я обнаружил
скользкие следы Змия на Острове, но не мог найти его прибежища. И вот, наконец,
однажды ночью мой давний друг, из тех учеников, что ушел с теми, кем был
установлен этот Алмаз, время от времени возвращавшийся силой их власти, чтобы
помочь мне, появился передо мной. Уходя, он сказал: "Ищи у подножия горы".
Никогда я не мог предположить, что мерзкая тварь может находиться так
близко от священного Алмаза. Но, однако, она была именно там. Злые мысли
первосвященника помогли Змию найти там надежное убежище. Я вгляделся и увидел
его у подножия горы, дышащего ядом и черными клубами отчаяния человеческих
душ.
Приближался великий день церемоний, посвященных Алмазу, и я решил, что
именно он станет свидетелем смерти Змия и последнего яркого сияния Алмаза.
Утро выдалось ясным и теплым. Огромные толпы людей столпились вокруг
храма-горы в ожидании великого исхода церемонии. Казалось, что эти природные
медиумы внутренне чувствовали, что Алмаз засияет как прежде. Но однако, время
от времени толпой овладевал страх, что, воссияв во всем великолепии, Алмаз будет
утерян для них навсегда. И вот вслед за первосвященником пришел и мой черед
совершать обряд церемонии, и лишь я один осознавал, что Змий проник уже в храм
и лежит, свернувшись, за самим алтарем. Я решил схватить его и, призывая нашего
древнего Учителя, задушить его так, чтобы кровь его пролилась на землю.
В ту же секунду, как я подумал об этом, я увидел своего друга, в одежде
странствующего монаха входящего в храм, и понял, что это ответ на мое
невысказанное устремление. Но в лицо мне смотрела смерть. Там у алтаря лежала
священная секира, всегда готовая обезглавить того, кто нарушил церемонию. Это
было одним из грубых извращений древнего закона, и хотя прежде так поступали
с теми, кто нарушил порядок, я знал, что первосвященник сам убьет меня, лишь
только великое пламя Алмаза угаснет. К тому времени, когда наступит миг,
позволяющий мне уничтожить врага нашей расы, на нас опустится вечерняя тьма.
Итак, я не думал о смерти, ведь не ее ли тысячи раз встречал я, как благое
освобождение, дарящее новые возможности.
И вот момент настал. Я бросился вниз, нарушая обычай, просунул руку за
усыпальницу и схватил рептилию за горло. Первосвященник увидел, что я нагнулся
и бросился к секире. Еще секунда промедления, и все было бы напрасно. Со
сверхчеловеческим усилием я все сильнее и сильнее сжимал руку. Меня пронзило
как молнией, и я увидел как странствующий монах вдруг взмахнул рукой. В тот же
миг первосвященник, уже подбежавший к секире, споткнулся и упал. Еще усилие, и
Змий был мертв. Нож! Он был у меня за поясом, с его помощью я перерубил Змию
шею. Красная, живая кровь потекла на землю, и... секира обрушилась мне на голову,
и младший священник храма упал замертво на землю.
Но умерло лишь мое тело. Я же поднялся в воздух и увидел себя лежащим.
Вокруг стояли люди, не шелохнувшись, не произнося ни звука. Священник склонился
надо мной. Я увидел, как странствующий монах улыбнулся. Сначала кровь Змия
медленно растекалась вокруг моего тела, а затем она собралась в маленькие
красные живые шарики. Свечение Алмаза на горе за храмом постепенно становилось
все ярче, и вот он вспыхнул и засиял. Его лучи заполнили весь храм, и все
священники и люди, кроме странствующего монаха, простерлись ниц. Дивные звуки
и шелест наполнили воздух, а с горы донеслись голоса на неизвестном языке,
произносившие непонятные слова. Но люди не шевелились. Сияние Алмаза, казалось,
сконцентрировалось вокруг крови Змия. Постепенно свет пронзил каждую каплю
кроме одной, самой зловещей из всех, а затем эта капля в форме шар все еще
живого шара поднялась в воздух и внезапно превратилась в маленькую ядовитую
змейку, которая, извиваясь в воздухе, понеслась в ночную тьму, прочь к далеким
островам. Первосвященник и люди застыли в ужасе. Голоса, доносящиеся с горы,
смолкли, звуки затихли, свет исчез, и все покрыла тьма. Дикий вопль отчаяния
раздался в ночи, и первосвященник бросился наружу, чтобы увидеть гору.
Пятна крови Змия все еще оставались на земле, а Алмаз исчез.

ВОЛШЕБНОЕ ЗЕРКАЛО ВРЕМЕНИ
(У.К.Джадж под псевдонимом БРАЙЕНА КИННАВАНА)

У древних индусов было изречение, гласившее: "Тот, кто знает, на что
распадается время, знает все".
Время по-санскритски называется Кала. Оно одновременно и разрушает и
созидает. Яма, хозяин смерти, хотя ми могущественен, но не так, как Кала, ибо пока
не пришло время, Яма не властен. Мгновения, пролетая перед нами, унося с собой
длинной вереницей в прошлое все сущее, суть атомы Времени, сыновья Кала. Годы
слагаются в столетия, столетия в циклы, циклы становятся вечностью; но всеми ими
правит время, ибо все они лишь его частицы.
Да, столь много веков я уже наблюдаю время, невидимое само по себе, но
рисующее картины на своем волшебном зеркале! Когда я увидел скользкий след
Змия на священном острове Судьбы, я не знал Времени, поскольку полагал, что
грядущий миг отличается от того, в котором живу я, и оба они отличаются от
прошедших мгновений. Не знал я тогда и того, что этот Змий, вместо того, чтобы
вдыхать эфир вечности, жил в грубейшей форме материи; я не понимал тогда, что
сияние Алмаза на горе было вечным светом самой истины, по-детски воображая, что
оно имеет начало.
Вслед за трагедией в храме, жертвой которой я стал, - убитый секирой
первосвященника, - последовала другая, о которой я узнал вскоре, когда,
освободившись от своего тела, я в духе беседовал со своим другом -
странствующим монахом. Он поведал мне о том, что на следующий день
первосвященник, оправившись после ужасного события, направился в храм, где на
полу все еще оставались пятна моей крови. Целью его прихода было выиграть время
для размышления над новыми планами удержания народа в своей власти, которая
ослабла после исчезновения Алмаза.
Размышления привели его к мысли найти замену прекрасному камню, но после
того, как он какое-то время предавался мечтам об этом взгляд его вдруг привлекла
любопытная сцена. На подставке, откуда он схватил секиру, лишившую меня жизни,
он заметил облачко, казавшееся струйкой пара, поднимавшейся с пола.
Приблизившись, он увидел, что моя кровь каким-то непостижимым образом
смешалась с тем, что осталось от пятен рептилии, чью смерть я исполнил. Отсюда-
то и исходил пар, осаждающийся на подставке. И вдруг, в центре облачка, он, к
своему изумлению, заметил медленно вырастающий светящийся камень, чье сияние
заполнило пространство.
"Вот и снова Алмаз, - вскричал он. - Я буду ждать и увижу, как он полностью
восстановится, и тогда победа будет за мной. То, что казалось убийством, станет
чудом".
Как только он произнес последнее слово, облачко исчезло, впитав всю мою
кровь, и сияние камня наполнило его радостью.
Протянув руки, он схватил его с подставки, но тут же лицо его исказил ужас.
Напрасно пытался он оторвать камень: он, казалось, прилип к его руке; камень
уменьшился, пронзая его ужасными болями. Другие священники, поднявшиеся вслед
за ним, чтобы вымыть зал, застыли у двери. Лицо первосвященника было обращено
к ним, а из тела его исходил поток красного мерцающего света, наполнившего
сердца их страхом так, что они не в силах были пошевелиться или заговорить. Это
длилось недолго, - пока Алмаз не исчез с его руки полностью, - и тогда тело
первосвященника распалось на тысячи кусков, а отвратительная душа, стеная,
полетела в пространство, сопровождаемая демоническими формами. Алмаз был
лишь иллюзией, то была моя кровь "воззвавшая с Земли", принявшая форму Алмаза
под воздействием его мыслей и честолюбивых желаний.
"Идем же, - сказал мне монах, - идем же со мной на вершину".
Мы поднялись на гору в молчании, и уже на вершине он повернулся, испытующе
взглянув на меня, и под его взглядом я вскоре почувствовал, что как бы смотрю на
экран, скрывающий что-то от моего взора. Экран и монах исчезли, а на их месте под
собой я увидел город. Теперь я стоял на внутренней, очень высокой башне
высочайшего из зданий. Это был древний храм, управлявший городом магов.
Неподалеку стоял высокий мужчина благородной наружности. Я знал, что это монах,
но как же он преобразился! А рядом с ним стоял юноша, от которого ко мне шли
лучи света, мягкие, но ясные, тонкие, но четко различимые. Я понял, что это был я.
Обращаясь к монаху, я спросил:
"Что это и почему это так?"
"Это прошлое и настоящее, - ответил он, - а теперь - ты в будущем".
"А он", - спросил я, указывая на юношу.
"Это ты сам".
"Но как же я могу видеть все это? Что удерживает на месте этот образ?"
"Это волшебное зеркало времени. Оно хранит для тебя образ, вечно скрывая
его. Обернись и посмотри вверх над собой".
Подчиняясь его словам, я обратил взор на город, раскинувшийся внизу, а затем
поднял глаза вверх. Вначале я не увидело ничего кроме неба и звезд. Но потом, как
бы из эфира, появилась поверхность, через которую все еще просвечивали звезды,
а затем, когда взгляд мой стал пристальнее, она стала настолько явной, что,
казалось, ее можно было потрогать, звезды же исчезли. Инстинктивно я чувствовал,
что если мысли мои уклонятся хоть на миг, я вновь увижу лишь небо. Итак, я
оставался предельно внимательным. Постепенно на поверхности в воздухе стали
проявляться картины - сам город, его жители со всем многоцветием красок их
жизни. Смутный шум лился сверху, как будто там действительно жили люди.
Видение задрожало и исчезло, на смену ему появилось новое - желания и мысли тех,
кто жил внизу. Здесь не было событий действительной жизни, лишь изумительные
образы, рожденные мыслями: живые радуги, переливающиеся драгоценные камни,
прозрачные кристаллы. Но вскоре темная зловещая черта змеей проползла по
ослепительному видению, оставляя после себя то здесь, то там черные пятна и
полосы. И снова я услышал мягкий, проникновенный голос монаха:
"Зеркало времени исчезает; жажда власти, страсти, ревность, тщеславие
искажают его. Скоро оно потухнет. Смотри".
И я смотрел и видел, как на поверхности зеркала передо мной проходили
столетия. Все великолепие исчезло. Остался лишь грязный фон с отталкивающими,
темными контурами событий, вечных спутников раздора и жадности. Кое-где были
видны слабые всполохи и полосы света - добрые дела и помыслы тех, кто еще
оставался духовен. И тут у меня возникла неожиданная мысль: "Так что же это за
зеркало?"
"Когда ты снова придешь, родившись на Земле, его будут называть
Астральным Светом", - произнес голос монаха.
И вдруг раздались звуки тяжелой поступи, которые, казалось, заполнили все
пространство. Зеркальный экран в воздухе затрепетал, вещество его, если оно и
было, сжалось. Казалось, какая-то внешняя сила вторглась в него, движения его
стали беспорядочными и - внезапно на небе снова засияли звезды, я же оказался в
духе на горе, где когда-то был Алмаз.
1 2 3 4 5 6 7