На мгновение он залюбовался широкими бровями, густыми изогнутыми ресницами, под которыми она сейчас спрятала злые глава. Но Орися тотчас укрылась за спиной подруги, потом начала отходить от кладовой.– Пан, не берите ее в Германию, – вдруг обратился к Василию кладовщик, который вернулся с мешочком.– Это не моя забота.. – промолвил Василий, принимая от кладовщика продукты и разглядывая их. – Не отравлены? А ну, попробуй этого хлеба, сала…Кладовщик откусил немного и угодливо опросил:– Может, еще изволите?Василий поискал взглядом Орисю, но она уже зашла с другой стороны и исподлобья смотрела на него.«Что она думает обо мне? Что думают все они и этот кладовщик с хитроватыми глазами? Предатель, скажут. А они сами кто? Сеять при оккупации собираются!» – И Василий со злостью ударил коня лозиной. Тот дернулся, побежал, и вскоре исчез в сумерках.На небе становилось все больше звезд, на сердце Василия – все грустнее. Перед его глазами встали погибшие товарищи. Он слышал их голоса, такие родные и дорогие. Он вспоминал дни, когда они были вместе. Не верилось, что уже никогда ему не придется увидеть их.Темно, мрачно на душе от этих дум. Он забыл о направлении, и ему пришлось остановить коня. Василий посмотрел на небо, отыскал Большую Медведицу и Полярную Звезду. Потом подошел к коню и ласково потрепал его по шее.– Молодец! Послужил м «не. Теперь, милый, иди. Найдешь дорогу домой?Конь скосил свой большой глаз на Василия.– Смотри же, не рассказывай, что я пошел в бурьян. Ты у меня теперь единственный товарищ. Пошел, буланый!В воздухе взвилась и свистнула хворостина.Колеса скрипели еще с минуту, потом наступила тишина.Василий проверил оружие. На ремне в сумке висел диск с патронами, пистолет в кожаной кобуре, да на узком ремешке финский нож. Вот и все, с чем он остался. Жаль разбитой и брошенной в огонь радиостанции, но что поделаешь? А воевать как-то надо!Он повесил на плечо автомат, поднял с земли мешочек с продуктами, которые выдал ему эконом, и осторожно прыгнул с дороги в непаханое поле.Высокая полынь сухой рекой билась о голенища сапог, о полы шинели, за которую цеплялся прошлогодний репейник. Дальше бурьян стал повыше. Василий надеялся провести в нем ночь. Он наломал полыни и улегся, положив руки под голову.Вверху сверкали звезды. В бурьяие посвистывал ветерок. «Только ветер да я»… – подумал Василий.– Да я, – повторил он задумчиво, громко. Тот же беззаботный ветер донес завывацие. Может быть, близко село? Но нет. Это не собачьи голоса. Перекликались волки, хозяева этих бурьянов.«У-у-угу…»Василию стало страшно. Он поднялся, присел и дрожащими руками положил автомат на колени. Прятался от двуногих, а попал в логово четвероногих волков. Ему почудились лязг зубов и огоньки в бурьяне – пылающие глаза зверей. А может, это не глаза? Может, это звезды, что светят над самым горизонтом?..«Это звезды», – успокаивал себя Василий. Ему хотелось крикнуть эти слова, чтобы человеческий голос отозвался: «Да, это звезды».Ему вдруг послышался голос матери: «Глупенький, это же сказка…» Мать… Она обучала детей в школе немецкому языку и очень хотела, чтобы Василий хорошо владел им. «Ты хочешь быть инженером, а знаешь, сколько интересных технических книг написано на немецком языке?» – убеждала она. Василий действительно мечтал стать инженером по радио. Но, когда началась война, со» второго курса политехнического института его по путевке комсомола направили в специальное училище, где также изучали радио и иностранные языки.Еще несколько лет назад, когда Василий заканчивал десятилетку, будущее представлялось ему радостным, как весеннее небо в погожий день. Живи честно, пользуйся своим правом на учение, на труд и отдых, и жизнь станет прекрасной. Правда, в ту пору о своих обязанностях юноши и девушки думали меньше. В училище, где Василий изучал радио и немецкий язык, ему казалось, что и защита родины и сама война не будут обременительными хотя бы уже потому, что советские войска сразу станут бить врага на его собственной территории – малой кровью, могучим ударом, как пели танкисты в кинофильме.Но случилось иначе. Фашисты принесли на броне своих танков, на крыльях самолетов смерть в занятые ими районы. Политая кровью, родная земля родила уже не хлеб, а вот этот бурьян. Война требовала много людских жертв, много крови. На них, пятерых разведчиков, надеялся сам командующий. И сейчас штаб фронта ждет от них вестей о войсках, о складах боеприпасов и движении противника. Без этого нельзя бить врага уверенно и меньшей кровью… Нельзя.. Нельзя без этого быстро освободить от фашистской неволи Украину, Белоруссию, Смоленщину, Прибалтику.Василий сжимал кулаки и до боли закусывал губу. А что он сделает один? Он не знает, что будет завтра. Но одно несомненно: фашисты будут искать его.Холодало. Василий ворочался, поджимал ноги, прятал руки в коленях. Не помогало. Он снова приподымался, приседал. Согревшись, снова глядел на звезды, на луну, которая уже успела передвинуться по небосклону.Только теперь он вспомнил, что у него в мешочке есть хлеб, кусок сала и несколько луковиц. Кладовщик оказался предусмотрителыным, видимо, хотел выслужиться перед «служащим» из СД. А может, догадался, что Василий свой, из тех, кто отбивался у леса от немецких солдат? И хлеб дал как своему?.. А черноглазая девушка – как она говорила о жатве! Она верит, что жать они будут, уже когда придет Красная Армия. Может быть, имеются специальные указания подпольных советских органов, чтобы этой весной посеять как можно больше? Зря он, Василий, посчитал всех работающих в экономии предателями.«Беги, Вася! Может, кто из вас в сорочке родился?!» Евгений надеялся на «его.Василий тяжко вздохнул.Как и раньше, шелестел в бурьяне ветерок. На востоке выглядывал, словио выгнутое лезвие сабли, рог старого месяца. Долго и протяжно завывали волки.– И какая же ты длинная, ночка! – шептал Василий, сжимая холодный как лед автомат.Он смежил веки и как будто забыл обо всем. Уснул… И во сне слышался посвист ветра, прерывистый волчий вой. Перед глазами предстала черноглазая девушка из экономии. Она смотрела на него добрым и приветливым взглядом и улыбалась… Василий протянул к ней руки. И вдруг… вместо девушки из бурьяна вынырнул волк с огоньками в глазах. «Убирайся!» – Василий наставил на него автомат. Но зверь не разевал пасти, не лязгал зубами, а приблизился к разведчику, лизнул ему руку…Обливаясь холодным потом, Василий вскочил на ноги. Месяц уже висел над степью, золотистый, таинственный и какой-то страшноватый на темном небе. Где-то далеко-далеко прогремели артиллерийские залпы. Там линия фронта…Василий снова улегся. От земли тянуло сыростью. А на пересохших губах было горьковато от полыни.Солнце взошло и принесло тепло. Василий подставил его лучам свое истомленное, уже обросшее лицо.Но солнце и утро принесли также и первые тревоги нового дня. Тишину разбудили выстрелы, выкрики людей, урчание машин. Видно, напали на его след!.. Что ж… Такова работа полицаев и гестаповцев – искать красных.Внешне Василий был равнодушен ко всему, что делалось за бурьянами. Он истомился. «Черт с вами! Ищите! Найдете – поборемся.. А бежать некуда».Он все грелся на солнце.Прошло с полчаса, и Василию снова пришлось приготовить свой автомат к бою. В бурьяне послышался шорох. Ближе и ближе. Василий стал на колени, оттянул, затвор автомата, готовясь стрелять.И вдруг отпрянул. Прямо перед ним, задыхаясь, остановилась девушка в старой, некогда нарядной гейше, с серым платком в руке. Открыв с перепугу рот, Орися – это была она – замерла.Она убегала от немцев, которые (так думали девушки) устроили на них облаву, чтобы увезти в Германию, и вот убежала… под самое дуло автомата. Куда теперь? Так внезапно, так неожиданно она попала в эту засаду в бурьяне. Какое несчастье! Бежать не было сил. Она и так мчалась без передышки два километра. Закрыв лицо руками, она упала и заплакала от бессилия и ярости.– Проклятые! Я все равно убегу! Или повешусь! Не поеду! Никуда из дому не поеду!Василий наклонился, положил руку на ее голову. Она отшатнулась, словно ее кто ударил, а он шепотом заговорил:– Я свой! Вечером в экономии брал хлеб. Тебя как будто Орисей звать?Орися подняла голову, вытерла рукой щеки и недоверчиво взглянула на Василия.– Свой? Правду говоришь? – опросила она.– Наверно, это за мной приехали в экономию солдаты… Садись, отдохни…– А ты не врешь? – спросила девушка.– Не вру, честное комсомольское! – поклялся Василий и грустно продолжал: – Я из тех, что вчера дрались возле леса… Четверо наших погибли в том бою. А я… Сама видишь. Дым помог мне ускользнуть.– А девчата подумали, что на нас облава. Все кинулись врассыпную, кто куда. А я в самый высокий бурьян, – проговорила тихим голосом Орися и несмело подняла глаза на товарища по неочастью. – И ты просидел всю ночь среди волков?Снова где-то возле лесочка началась стрельба, и, глянув на Орисю, Василий побледнел:– Слушай… Ты иди своей дорогой. Иди домой. Тебе незачем рисковать из-за меня жизнью. Иди, я тебя прошу.«Идти домой», – подумала Орися. Ее село в десяти километрах отсюда. Она нанялась на работу в экономию, чтобы избавиться от страшной угрозы увоза на чужбину, и вот тебе – нет покоя и в экономии. Фашисты, как пришли вторично, снова начали забирать молодежь. Им нужны рабочие руки, потому что всех взрослых и даже пожилых немцев Гитлер призвал в армию, объявив после поражения под Сталинградом тотальную мобилизацию..Орися снова посмотрела на Василия. Истомленное, худощавое лицо, серые глаза, пересохшие, обветренные губы, всклокоченные белокурые волосы…– Хочешь воды? – спросила она.– Тут высокие места. Поутру я обсосал росу на старой траве. И теперь какая-то горечь во рту, – сказал он. – Иди в село! Слышишь, там не умолкают!..– А ты?..– Иди, Орися, домой! – повторил он сердито.– Поле не только твое! Заладил. А может, мне с тобой лучше прятаться от напасти! – наконец ответила она.Снова прозвучали автоматные очереди. Орисе стало страшно. Она знала, что им обоим не миновать смерти, если немцы найдут их здесь. Ведь этот юноша из тех, которые переходят линию фронта или спускаются на парашютах с самолетов. Иначе фашисты не устроили бы таких поисков. Люди говорили, что во вчерашнем бою погибло больше двадцати немецких солдат и полицаев.Еще выстрелы, звонкие, угрожающие. Орися в испуге вдруг прижалась к его груди. Пули просвистели где-то стороной. Орися слушала биение сердца – и не своего… его сердца, которое отстукивало сильно и тревожно. Она чувствовала над лицом своим дыхание. И это не мать склонилась над ней. Нет. Пылали жаром его губы. Не материнская, а его рука крепко обняла ее за плечо, а другая несмело гладила шелковистые волосы.– Не бойся… Это же сказка, – шептал он, напряженно прислушиваясь к выстрелам. – А в сказке не убивают хороших людей.Теперь ему стало легче жить на свете! Сейчас у него зародилась уверенность, что ни фашисты, ни полицаи не придут сюда, в бурьян.– Ты будешь мне помогать? – опросил Василий девушку.– Как? – отозвалась она в забытьи и, отпрянув от него, виновато потупила взгляд. – Уже не стреляют? – опросила она, покраснев, как маков цвет.– Навек бы им заткнуться! – сердито кинул Василий.– Чем же я могу тебе помочь?– Работы хватит! – коротко ответил Василий.Затаив дыхание, она выслушала его и оказала:– Бурьянами, по волчьим следам дойдем до села. Не бойся: я тебя спрячу так, что и с собаками не сыщут. Отдохнешь, а потом возьмешься за работу. Идем!..Он глубоко вдохнул степной весенний воздух и подал О рисе руку.В чистом небе летали жаворонки. Василий шел и думал о том, что, будь у него крылья, полетел бы и он в далекий лес, откопал бы там запасную радиостанцию и послал бы печальную весть за линию фронта.– Упадешь, вон как задумался! – услышал он голос, похожий на песню жаворонка…>
Село, где жила Орися, находилось у самого городка, через который проходила железная дорога на Харьков и Сумы. Здесь скрещивались шоссейные и грунтовые дороги; отсюда грузы и войска шли в Харьков, через Грайворон – на север и на северо-восток, в Борисовку, Тамаровку и Белгород. Линия фронта в сто километров питалась через этот город и село продовольствием, горючим и техникой. Не зря командование именно сюда направляло пятерых разведчиков. А дошел только один.Работы здесь непочатый край. Но до настоящей работы еще далеко. Одна разбитая радиостанция сгорела в покинутой избе, другая закопана в лесочке, в пятидесяти километрах отсюда. А сам Василий лежит в кустах терновника и ждет, когда наступят сумерки и за ним придет Орися.Потихоньку опускался на землю вечер. В небе, гогоча, пролетели, направляясь к зарослям очерета у Ворсклы, вереницы уток. Возле колодца дзенькнули ведра. Василий напряг зрение. По воду пришла Орися. Она сняла с коромысла ведра и, поставив их на землю, направилась к кустам терновника и начала рвать молодую крапиву и лебеду, кидая их в фартук.– На борщ? – спросил ее Василий, и у него защекотало в иоздрях.Уже неделю не ел он ничего горячего, кроме того чая, что так дорого обошелся им.– Мать постится. Варим борщок с травой, картошкой и бурачками, – ответила Орися, продолжая рвать крапиву.– И ты постишься?– А как же… Мяса-то дома нет.– Как в селе? Где немцы?– Неподалеку, в школе.– А как же я… у вас?Орися подошла к кустам и сказала, глядя Василию прямо в лицо:– Шила в мешке не утаишь… Куда тебя спрячешь от матери? Ругай меня, но мать все знает и согласилась. У меня же два брата воюют. Ты будешь у нас! – шепотом закончила она.«Ну, и разведчик из меня! – горько усмехнулся Василий. – Шага еще не сделал в работе, а обо мне уже знает не только девушка, прожившая два года в оккупации, а и ее мать. Вот тебе и конспирация!..» Он наклонил голову, словно провинившийся ученик. Разве можно быть таким доверчивым с людьми, которых не знаешь. Но как же быть? Он посмотрел Орисе в глаза. И они показались ему добрыми, ясными. Видно, хорошая душа у девушки. Как он смеет не верить этой Орисе и ее матери, пославшей двух сынов в Красную Армию!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13