..
Немцев снял очки, сунул золоченую заушину в рот. Посмотрел на прокурора.— Зачем это?! — Он рассерженно ткнул пальцем в только что прочитанный абзац.— Леонид Викторович, подобный подход лучше всего свидетельствует о том, что следствие велось объективно. Это вполне оправданно.Прокурор лучился доброжелательность и говорил мягко, будто убеждал капризного малолетнего сына любовницы, который не желал уйти погулять в момент, когда то потребовалось взрослым.— Ты мне мозги не крути. — Немцев не умел сдаваться так просто. — В чем эта оправданность? С первых строк обвинительного заключения суду будет заявлено, что вины подсудимый не признает.— Верно, но вы читайте дальше. — Прокурор тяжело вздохнул и вытер платком пот со лба. Доказывать что-либо начальству всегда было и остается делом неблагодарным. Но хуже всего то, что при любом несовпадении мнений, губернатор начинал подозревать самых близких к нему людей в злом умысле и пытался угадать, кто его пытается подсидеть.Недовольно поправив очки на носу, Немцев продолжил чтение. Предварительным следствием отказ Васильева В.И. от чистосердечного признания вины расценен как попытка уйти от ответственности за совершенное особо тяжкое преступление и помешать установлению истины по уголовному делу (листы дела 30-31).Несмотря на непризнание обвиняемым своей вины, виновность его в инкриминируемом деянии подтверждает совокупность собранных по делу доказательств:— показания милиционеров;— показания свидетелей;— протоколы осмотра и изъятия;— протоколы допроса и очных ставок.Таким образом, следствие приходит к выводу о достаточности фактов, свидетельствующих о вине обвиняемого в совершении преступления."
Немцев в очередной раз снял очки. Устало потер переносицу. Посмотрел на прокурора.— Вроде бы ничего, но все же о несогласии обвиняемого лучше умолчать.— Нельзя. — Прокурор решил стоять насмерть. — Это таит в себе немало подводных рифов.— Тоже мне, флотоводец! Рифы. Еще скажи «кильватер». — Немцев нажал кнопку вызова на панели переговорника. — Илья, загляни ко мне.Через минуту дверь бесшумно открылась, и в кабинет тихой мышью проскользнул Илья Ефимович Гусман — юридический советник Немцева.При невзрачной внешности — пузатенькая груша на тонких ножках с сияющей лысой головой — он отличался удивительно острым умом, умел блестяще вести полемику, мгновенно схватывал самые слабые места в аргументации оппонентов и безжалостно потрошил их. С подачи Гусмана Немцев ухитрялся обходить самые сложные препятствия на своем пути и весьма ценил советы «юридического крючка».Гусман вел осторожную политику — старался не лезть на глаза, всегда держался в тени и потому о его влиянии на решения губернатора знал крайне ограниченный круг лиц. Однажды ко дню рождения Гусмана Немцев подарил ему визитную карточку, тиснутую на золотой фольге: «Илья Ефимович Гусман, умный еврей при губернаторе».Гусман, оставшись с Немцевым с глазу на глаз, визитку вернул:— Мне лестно получить такую оценку, Леонид Викторович. Но в тексте серьезная ошибка. Надо бы написать «старательный еврей при умном губернаторе». Иначе мы оба оказываемся в неловком положении.Немцев по достоинству оценил такт своего юриста и убрал золотую карточку в сейф.— Слушаю вас, Леонид Викторович. — Гусман вежливо склонил зеркальную голову к плечу.— Взгляни. — Немцев подвинул к нему обвинительное заключение.— Как тебе понравится этот абзац?Гусман пробежал взглядом по строкам, в которые упирался палецгубернатора. Повернулся к прокурору. Спросил:— Обвиняемый так и не признался?Прокурор утвердительно кивнул.— Нет.Гусман посмотрел шефу в глаза.— Тогда это сильный ход, Леонид Викторович. Если на процессе подсудимый заявит, что не признавал и не признает за собой вины, то протоколы только подтвердят объективность следствия. И перед судом встанет задача исследовать не столько версию подсудимого, сколько доказательства его вины, собранные в ходе расследования.— Хорошо, — Немцев давал задний ход, но старался, чтобы это не поняли, как капитуляцию.
* * * Ручкин искал Игоря Немцева, который в городе не появлялся. Сделав несколько неудачных попыток, обратился за помощью к участковому инспектору Геннадию Жерехову. На его участке кучковались представители самых разных неформальных молодежных групп, и был шанс среди них найти таких, кто знал о том, куда исчез Немцев.Поразмышляв, Жерехов сказал:— Я вам, Василий Иванович, устрою встречу с дружинником.— Не стоило бы привлекать к моему делу общественность, — вяло возразил Ручкин.— Не, это не то, что вы подумали. У меня общественность иного рода.— Куда денешься, надо так надо.Жерехов привел Ручкина на бульвар Федерации, они сели на скамейку и стали ждать. В пустых разговорах прошло минут двадцать. Наконец участковый оживился.Штурмбанфюрер, подойди! — Жерехов помахал проходившему мимо парню рукой.Длинный как жердь, на взгляд возрастом не более шестнадцати лет, в черной рубашке, перепоясанной офицерским широким ремнем, с портупеей через плечо, с длинной огуречной башкой, обритой наголо, парень подошел к ним.— Чево?— Вот с тобой человек поговорить хочет. — Жерехов кивнул на Ручкина. — Хороший мужик. Мой друган. Понял?—Ну.Парень присел на край скамейки так, словно собирался тут же вскочить с нее и бежать. Шмыгнул носом, подхватывая соплю.— Чево надо?Ручкин смотрел на него с интересом.— Так ты что, немец?— Не, — парень снова шмыгнул носом, — русский.— А почему штурмбанфюрер?— Это он капитан шутит. Я только гауптштурм...— Ну, тогда конечно. — Ручкин покачал головой, хотя сам в рангах эсэсовских чинов не разбирался. — Ты прости, я от жизни отстал, не все теперь понимаю.Гауптштурмфюрер удовлетворенно шмыгнул и потер по носом пальцем.Они помолчали.— Закуришь? — Жерехов прервал затянувшуюся паузу и потянул парню сигареты.— Не-е, — отказался тот. — Мы курение не обожаем.— У вас и программа есть? — Ручкин спросил и деланно зевнул. Ему не хотелось, чтобы парень испугался его любопытства.— Железно.— И какая, коли не секрет?— Много всего.— Хорошо, с кем вы ведете борьбу?— Много всяких.— Ладно, с кем все же в первую очередь?— В первую? Жидов бьем. Черных...— Негров, выходит? Много их для вас привозят сюда из Африки? Парень уловил насмешку, насупился.— Зачем с Африки? Здесь своих черных хватает.— Что-то не встречал.— Плохо смотрите. Вон сколько базарджанцев развелось вокруг: бить и бить.— Каждый день бьете?— Не, получим команду — тогда.— Ладно, оставим базарджанцев. Ты Игоря Немцева знаешь?— Вроде...Гауптштурмфюрер бросил испытующий взгляд на Жерехова. Тот молча кивнул, мол, не пугайся, можно говорить.— Он тоже ваш?— Он? — Парень посмотрел на Ручкина пристально, стараясь понять шутит тот или задал вопрос из неразумения. Убедился, что никакой подначки нет. Ответил со злостью. — Нет, он из «новых русских». Мы таких тоже давить будем.— Круче вас?— Мы не преступники. Мы за то, чтобы в стране была власть.— Ясно, гауптман. И еще один вопрос. Этот самый Игорь Немцев исчез. Был и вдруг испарился. Можно его как-то найти? Я думаю, далеко он не отбежал. А вот милиция, — Ручкин кивнул в сторону Жерехова, — искать его не берется.Парень подумал. Посмотрел на капитана. Тот качнул головой, показывая согласие.— Можем, — сказал парень. — Два дня не больше.— Даже так? — Ручкин удивленно приподнял брови. — Круто у вас.— Как есть. — Парень встал. — Я могу идти?Когда он ушел, Ручкин вопросительно посмотрел на Жерехова.— Слушай, это не розыгрыш?— С какой стати, Василий Иванович? С кем-то я мог и пошутить, но не с вами.— Хорошо, допустим. И все же трудно представить: по нашему городу шастают штурмбанфюреры.Жерехов промолчал. — Почему их не разгоняют?— Они официально зарегистрированы как общественная организация. Социал-националисты. На выборах поддержали кандидатуру президента Ельцина. У кого после этого на них поднимется рука?— А фашистская форма?— Что форма, Василий Иванович? В Москве один мудель отрастил сталинские усы, надел форму генералиссимуса, и никто его не трогает. Больше того, телевизионщики тянутся к нему, как мухи к меду. Одно слово: демократия.— Ты часто с этими наци контактируешь?— Приходится.— И есть толк?— Оперативная информация. Очень быстрая и точная. У тебя два дня на проверку. Увидишь сам.Ручкин увидел. Уже к вечеру следующего дня Жерехов позвонил ему и назвал адрес: Дачный поселок Бирюзовый. Солнечная аллея. Участок 10.В тот же вечер Ручкин пришел к соседу Игнату Медведеву. Кадровый рабочий оборонного завода «Искра» он считался специалистом высокой пробы, имел орден «Трудовой славы» и медаль «Ветеран труда». В последние годы, когда прожить на пенсию стало трудно, Медведев, по слухам, приторговывал оружием. Именно за этим и явился к нему Ручкин.— Игнат Кононович, — Ручкин взял быка за рога прямо с порога, — бандура нужна. — Он многозначительно помолчал, но тут же, чтобы сделать просьбу более понятой, пошевелил указательным пальцем, словно нажимал на спусковой крючок пистолета и сказал: — Пу-пу!Медведев призадумался. Черт его знает, стоит ли помогать мужику или нет? С одной стороны сосед — старый знакомый, в лапоть ни разу гвоздей не подкладывал, но с другой — бывший мент; кто их знает, может они присягают до гробовой доски не пущать и тащить. В конце концов решил рискнуть: дело денежное, почему не попробовать?— Бандуру можно сыскать. Можно. — Медведев возвел глаза к небу. — Но без струн... Этого нет.— Пойдет, — сказал Ручкин, — доставай. Заодно, если сумеешь, лимончик к чаю...Теперь Медведеву пояснений не требовалось. Он и без того понял — сосед вооружается. Но с вопросами лезть не стал. Не дело торговца выяснять что намерен покупатель делать с лимоном и бандурой — сок выжимать под музыку или натюрморт в хате собрался вывесить. Чужими хлопотами только дураки себя озабочивают.Медведев кивнул, обозначая согласие.— Ящик лимонов не обещаю, но твою потребность закроем.Парализатор-электрошок американского производства «Сандер» с силой разряда в восемьдесят тысяч вольт Ручкин купил на толкучке у торговца бытовыми электротоварами...
* * * Из-за крутого поворота на Солнечную аллею дачного поселка Бирюзовый выкатился «Гранд-чероки», сверкавший мокрым стеклянным блеском обсидиана. Ручкин уже начал беспокоиться, что в этот вечер у дачи хозяева не появятся, но ему повезло.Даже не глядя на номер, он понял — это они.Чтобы не попасть на глаза приехавшим, отступил в тень за ствол старого вяза.Из-за руля вылез рослый парень в джинсах и черной рубахе с ярким изображением дракона на груди. Повернулся к машине, что-то сказал. Послышался смех.«Веселятся, суки», — подумал Ручкин. Он не злился, лишь констатировал факт.Парень прошел к воротам, открыл ключом запор, распахнул створки. Возвращаясь к машине, споткнулся и едва устоял на ногах.«А он поддатый», — подумал с удивлением Ручкин. Пьяный за рулем — вообще-то не новость, но чтобы нажраться и ездить по городу, когда обстоятельства вынуждают тихо сидеть в норе, — это уже отягчающее обстоятельство. Машина въехала на территорию дачи. Парень вернулся к воротам и запер их. Теперь Ручкин разглядел его и понял: то был знаменитый Шах, о котором ему столько рассказывали.Машина проехала к коттеджу, остановилась. Погас свет фар.Ручкин вышел из укрытия, пересек улицу и пошел вдоль забора, огораживавшего губернаторский участок, к месту, которое заранее выбрал для проникновения внутрь. Здесь у самой ограды росла старая липа.Схватившись за нижний сук, Ручкин поднатужился, подтянулся и забрался на дерево. Спустился на землю уже на другой стороне забора прямо в кусты малины. Уколол палец. Подумал, что было бы хуже, если там росла ежевика.Собак на даче не было. Ротвейлера Дикки увезла в город сиятельная Ангелина Михайловна.По дорожке, держась в тени посадки облепихи, Ручкин прошел к коттеджу. Из открытого окна второго этажа доносился смех.Ручкин прислушался, стараясь понять, сколько человек собралось в доме. Разобрался довольно быстро. Он хорошо различал голос Шаха, гнусавое бормотание Игоря и пьяное женское хихиканье. Скорее всего с парнями приехала шалава Лада.Выждав, как ему показалось нужное время, Ручкин обошел коттедж и остановился у двери черного хода, которая вела в подвал и на первый этаж — в кухню.Достал отмычку. Стараясь не греметь, сунул ее в скважину внутреннего замка. Неторопливо покачал, нашел зацепку в запирающем механизме, надавил, повернул.Замок щелкнул, уступая его настойчивости и опыту. Дверь открылась без скрипа.По узкому коридору, минуя кухню, Ручкин проник в холл. Не входя, постоял за косяком. Прислушался. Было тихо. Помещение освещалось только светом, который падал в широкие окна.Крутая деревянная лестница вела на второй этаж.Ступени ужасающе скрипели. Ручкин не знал теории губернатора о дереве живом и мертвом, потому злился на скрип и беззвучно произносил слова, по смыслу и звучанию подходившие к месту.Чтобы уменьшить скрип, приходилось ставить ноги на края ступеней, в места, где они крепились к балкам лестницы.Он медленно подошел к темной полированной двери. Из-под нее через узкую щель пробивалась полоска света.Кровь гулко билась в ушах, и Ручкину казалось, что где-то рядом плещут волны прибоя.Через дверь из комнаты доносились неясные звуки.Сперва недовольный голос с пьяными интонациями прогундел: «Работай, амара, работай!» Потом глухой женский стон, а может быть плач. Затем смех. Заржали два голоса сразу. На миг все стихло. И опять шум — то ли стул упал, то ли на пол бросили что-то тяжелое.Осторожно Ручкин надавил дверь, проверяя не заперта ли она. Дверь приоткрылась. Можно было входить.По опыту Ручкин знал, что минутное замешательство у тех, кто насторожен, можно вызвать только совершенно неожиданным, дурацким, сбивающим с толка поступком. Он резко толкнул дверь и вошел в комнату. Она была освещена интимно-возбуждающим розовым светом. Его лил светильник в виде огромного помидора, стоявший на столе рядом с кроватью.Сама кровать — огромная, способная уместить четверых, занимала большую часть комнаты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18