Строчки сухих фактов и невероятных цифр проносились слишком быстро, чтобы обычный человек мог их разом ухватить. Болан понял это и замедлил скорость просмотра. Бесконечные списки корпораций, биржевых спекуляций, темных сделок, захваченных земель, махинаций с недвижимостью, подлогов, разворованных федеральных инвестиций, политического шантажа, случаев правительственной коррупции, подкупленных судей и жюри присяжных... и за всем этим люди — запуганные, ограбленные, изувеченные, убитые.
— Меня тошнит, — пробормотала она, не просмотрев и половины.
Болан вырубил дисплей:
— Это только верхушка айсберга. Один господь Бог да еще Мо Кауфман знают, что скрыто под поверхностью.
Шарон зябко обхватила плечи руками и отвернулась к боковому окну.
— Извини, — произнес Болан. — Но ты должна была это узнать. Боюсь, очень скоро тебе придется столкнуться с куда более горькими фактами...
— Теперь я знаю, почему мама умерла, — прошептала она. — Кто бы мог жить с таким грузом в душе?
Болан промолчал.
Шарон прерывисто вздохнула и вдруг заявила с простодушным упрямством:
— Все равно он мой отец. Погляди на меня, черт возьми!
Болан послушно скосил на нее глаз.
Трясущимися пальцами она расстегивала блузку. Дело продвигалось с трудом, но обильные груди уже высвободились из-под покровов и горделиво колыхались.
— Кончай, Шарон, — проворчал Болан.
— Я, на твой взгляд, привлекательна?
— Чертовски. Но с временными показателями у тебя плоховато. Боюсь, в стриптизе из тебя профессионалки не выйдет.
— Предлагаю сделку.
Он бросил на нее недоверчивый взгляд, затем сбавил скорость и притормозил на обочине. Закрыл глаза, скрестил на груди руки и низко, будто прислушиваясь, склонил голову.
— Повтори-ка еще раз, — потребовал он.
— Я — девственница... Только скажи — и все это твое.
Не открывая глаз, он глухо пробурчал:
— Просто не верится. Что папочка, что дочка... Яблоко от яблони...
— Чем ты недоволен? Я ведь серьезно. Я готова на все, чтобы... чтобы остановить тебя.
Он вытащил из кармана никелированный пистолетик и бросил ей на колени.
— Что ж, если ты готова на все... — медленно начал он. — Тогда — валяй, останови меня.
Ее глаза растерянно забегали, она зажмурилась, и из-под ресниц вновь потекли слезы. К пистолету она даже не притронулась.
Уже более мягко Болан произнес:
— Относительно Морриса Кауфмана я умываю руки. Он сам творец своей судьбы. Боюсь, теперь уже любые мои попытки помочь ему обречены на неудачу. Преданность — великая вещь, Шарон, когда объект ее того заслуживает, когда он достоин. Но если преданность слепа и не понимает, что обращена на людоеда, для которого чуждо все доброе и благородное, тогда она наносит сокрушительный удар по мировой гармонии, и без того довольно хрупкой. Уж пора бы это осознать.
Но Шарон к этому была явно не готова. Она наконец-то сорвала с себя блузку и теперь держала свои роскошные груди в ладонях, словно предлагая их Болану.
— Я пойду за тобой, куда прикажешь. Останусь с тобой, пока ты не прогонишь меня. Только спаси его. Пожалуйста. Спаси его ради меня.
— Прекрати! — заорал он. — Уясни же, наконец, чем я занимаюсь! Думаешь, я просто развлекаюсь и вытворяю все, что пожелает моя левая нога? Пораскинь мозгами, детка. И оденься, Бога ради. У меня нет иммунитета против спровоцированного изнасилования.
— Тело мое тебе не нужно, зато сердце мне ты разбиваешь, не задумываясь. Не волнуйся, я прекрасно знаю, чем ты занимаешься, Мак Болан. У тебя комплекс карающей десницы, вершителя судеб.
— Называй это как угодно, — сухо ответил он, заводя мотор. — И оденься. Я высажу тебя при первой возможности.
И все же его сердце кровью обливалось.
Как всегда — при виде невинных жертв закона джунглей...
Глава 17
Да, события в Аризоне начали раскручиваться просто с ошеломляющей скоростью. Разведывательный компьютер Болана едва успевал переваривать поток информации, поступавшей с различных мониторов, и следующие двадцать минут Мак по горло был занят тем, что сортировал данные и входил в курс последних событий.
Вайсс и Кауфман долго орали друг на друга по телефону, не выдав при этом ровным счетом ничего существенного, но договорившись в ближайшее же время встретиться у Вайсса и потолковать с глазу на глаз.
Пол Бонелли, этот наследный принц Аризоны, и сорок его головорезов из Тусона отступили к лагерю в пустыне, где была взлетно-посадочная полоса, и ожидали прихода ночи, чтобы вернуться и «очистить» город.
Хиншоу и компания оставались на территории своего базового лагеря. Получив подкрепление в виде тридцати бойцов «резервных сил», да еще при полном боевом снаряжении, они тоже дожидались ночи.
Старина Ник Бонелли грозно хлопал крыльями и грозился самолично прилететь в Финикс, чтобы взять управление всей операцией на себя.
Стало очевидно: к этому времени между Хиншоу и Бонелли-младшим наметился явный разлад. Все выглядело так, будто Бонелли-старший решил с помощью своего дитяти устроить демонстрацию силы и железной рукой навести новый порядок. При этом важно было то, что ни один из Бонелли понятия не имел о тайном резерве Хиншоу.
Болан обдумывал сей факт в течение нескольких минут, пытаясь проникнуть в замыслы Хиншоу и разработать быстрый, но эффектный ход, способный расширить возникшую в рядах противника трещину.
Под конец он решил прибегнуть к самому примитивному способу. Просмотрев свой личный телефонный файл, он отыскал номер телефона в лагере Пола и позвонил.
— Срочно. Дайте мистера Бонелли, — сказал он, когда на том конце подняли трубку. И в следующее мгновение уже говорил с наследным принцем Аризоны: — Меня зовут Ламбретта. Я связан с... востоком. Может, помните такого парня — Билли Джино?
— Ну, и?..
— Билли — мой кузен. Я несколько дней назад прибыл из Лас-Вегаса.
— Вот оно что...
— Я ... э-э... должник мистера Дона Бонелли. Вы, наверное, не помните... Южный Бронкс, заварушка в году... э-э...
— Помню, помню. Как, вы сказали, вас зовут?
— Сейчас я называюсь Ламбретта, мистер Бонелли. Вы... э-э... понимаете. Послушайте, что я вам скажу. Я только что вырвался из одного лагеря в восточной стороне, и, доложу вам, это очень странный лагерь, мистер Бонелли. Среди песков. И выглядит, как Перл Харбор после налета япошек, причем недавнего налета. Там есть парень, которого зовут Моралес — такой крутой латинос — он все изображает из себя большую шишку. Вам это ничего не говорит?
— Может быть, да, а может, и нет, — осторожно ответил Бонелли. — К чему вы клоните, Ламбретта? Давайте ближе к теме.
— Этот Моралес пытался меня завербовать. Для чего, не сказал, но упомянул ваше имя. Он предложил мне пять штук и заявил, что работать придется всего одну ночь.
— Что за черт?! — прорычал Бонелли. — Вы отрываете меня, утверждая, будто дело срочное, а суть лишь в том, что вам предложили какую-то грязную работенку!
— Нет, сэр, я звоню не поэтому. Я, как уже сказал, должник Дона Бонелли. Этот латинос не знает, что я вам звоню.
В ответе Пола смешались раздражение и любопытство:
— А откуда же вы узнали мой номер?
— Ну, мистер Бонелли! Я ведь не новичок. Нет нужды расспрашивать брата по крови о его методах...
— Ладно, ладно! Так что там у вас?
— Чем-то мне не понравился этот лагерь, сэр. У парня там собраны крупные боевые силы... от сорока до пятидесяти ребят с тяжелым вооружением. И ни одного нашего человека — никого из синдиката. Он говорит...
— Минутку, минутку! Сколько, вы сказали? Сорок или пятьдесят?! И давно вы это видели?
— Меньше часа назад. И повторяю: там нет никого из синдиката. Только я. Так вот, Моралес хочет, чтобы мистера Бонелли встречал я! Для идентификации. Чтобы мистер Бонелли, увидев меня, решил, будто попал к своим. Как вам это нравится? Мне, по совести, не очень.
— Мне тоже, — задумчиво ответил Бонелли. — А как вы туда вообще попали?
— Этому Моралесу нужен был человек из синдиката. Он вышел на меня через... э-э... общего знакомого.
— Так он к тому же еще и дурак, а? — негодующе воскликнул наследник престола. — Он, кажется, не понимает, что такое братство по крови?! Вот сволочь! Значит, там у них сорок или пятьдесят парней под ружьем? Интересно... Но как вам удалось уйти?
— Я сказал, что согласен на эту работу, но прежде мне надо уладить кое-какие дела в городе. Я должен вернуться в лагерь к заходу солнца.
— Не надо возвращаться, — мягко посоветовал Бонелли.
— Не беспокойтесь, я не идиот.
— Если все, вами сказанное, подтвердится, отыщите нас в Тусоне на днях. Если же нет...
— Сэр, мне нет надобности лгать.
— Так он говорит, что вы нужны ему для идентификации?
— Совершенно верно, сэр. Ну просто полный идиот! Ведь любой из синдиката понимает, что это значит. Верно, сэр?
— Верно, верно. Спасибо... э-э... Ламбретта. Загляните к нам в Тусоне. Мы покажем вам город.
Болан повесил трубку и сделал пальцем воображаемую отметку в воздухе, после чего немедленно позвонил в другой лагерь.
Трубку поднял сам Хиншоу.
— Здесь Хиншоу. В чем дело?
— Это Болан.
Короткая пауза, затем:
— Что ж, привет. Как ты меня нашел?
— С легкостью, — простодушно ответил Болан.
— Когда ты узнал, что я участвую в этом деле?
— Я мельком видел Уорти и Моралеса. Дальше арифметика простая. Что ты пытаешься проделать со мной, приятель?
Хиншоу хихикнул:
— Тот же вопрос я могу задать и тебе.
— Ты пытаешься меня прикончить, — все тем же добрым тоном произнес Болан.
— Боюсь, это так. Бобы остаются бобами, независимо от того, кто их готовит и подает.
— И сколько он тебе платит?
— Хочешь предложить больше?
— Верно.
— Я получаю двести в день и немного сверху.
— И что входит в это немного?
— Все, что сопру, — ответил Хиншоу с довольным смехом. — А ты что можешь предложить?
— Боюсь, столько я тебе предложить не смогу. По крайней мере, того, что ты берешь «сверху», — сказал Болан. — Все, что я могу тебе дать, это двадцать часов.
Они наконец перешли к делу, и в голосе Хиншоу сразу зазвучали тревожные нотки.
— Двадцать часов — чего?
— Жизни, — спокойно ответил Болан.
— Да пошел ты!
— Я вполне серьезно. Но даже их я не могу гарантировать. Все зависит от Пола.
В мембране раздался нарочитый смех.
— Ну-ну, хорошо стараешься, солдат. Независимо от того, куда ты клонишь.
— Любая их победа — это мое поражение, — жестко проговорил Болан. — Я готов стать союзником самого сатаны, если окажется, что ад против них.
Хиншоу явно заинтересовался. Похоже, он не ожидал услышать подобных признаний.
— Я слушаю. Говори.
— У меня по всему штату «жучки». Я и тебя прослушивал, приятель. Вряд ли ты отыщешь...
Хиншоу перебил его, желая скрыть замешательство:
— Ага, расскажи-ка мне про «телефониста». Как ты все это провернул?
— Ты ведь нашел железки...
— Конечно. А что было в Тусоне?
— Ну, в Тусон пришлось съездить самому, — признался Болан.
— Слушай, что за взрывчатку ты применил на нашей базе? Энджел божится: дескать, в лагере с тебя глаз не спускали. Что ты там использовал?
И впрямь: почему бы двум профессионалам не покалякать малость о секретах ремесла?
— Да так, кое-какая новинка, которую я синтезировал в своей лаборатории, — ответил Болан. — Замедленного действия. Нормально сработало?
— Как по маслу. Автоматику для пулемета ты тоже сам придумал?
— Да, пришлось. Ну, и как работала машинка, не заедала?
— Полный порядок, классный эффект. Я ее заберу с собой, когда будем сниматься. Глядишь, еще пригодится. Так ты говоришь, что и на нас «жучка» навесил? Между прочим, мы искали. Где же он?
— В двух милях от вашего лагеря. На верхушке столба, который рядом с большим кактусом. Найдешь легко. Сохрани как подарок — будешь меня вспоминать. Если, конечно, уцелеешь.
— Да уж постараюсь. А насчет прослушивания всего штата — не заливаешь?
— Нет. У меня очень хорошая аппаратура. Тебе бы понравилась. Под стать космической эпохе. Все слышу, все знаю... Даже могу с другими поделиться... Так вот, приятель, тебя крепко подставляют. Хотя это можно было понять и без прослушивания. Но такое для них — норма. Сначала они заключают с тобой контракт на выполнение грязной работенки. А потом заключают контракт на устранение контрактера. Суть в том, что у тебя нет ни единого шанса насладиться своими двумястами в день и немного сверху.
После короткой паузы Хиншоу хрипло произнес:
— Ты сообщаешь мне все это лишь по старой дружбе, да?
— Что было, то прошло, — философски заметил Болан. — Ты делал свое дело, я — свое. В любом случае это было давно и далеко отсюда. Меня интересует только здесь и сейчас. Тебя я рассматриваю как коллегу, с которым нечисто играют. Можешь верить или нет, мне это без разницы. Но я ненавижу этих ублюдков и не желаю, чтобы они снова вышли сухими из воды.
— Так сильно ненавидишь?
— Представь себе. И мой совет: следи за своими тылами и флангами, приятель.
Болан положил трубку и сделал в воздухе еще одну отметину. Потом выкинул все из головы и принялся размышлять о другом.
Да, игра обретала размах. И Болан удваивал ставки.
Глава 18
Абрахам Вайсс любил солнечный свет. Кто-то любил мягкую аризонскую зиму, а вот Вайсс предпочитал обжигающий жар лета, поскольку летом больше светлых часов в сутках.
Не то чтобы он боялся темноты.
В этом он не признался бы даже самому себе. Просто он предпочитал дневной свет. И потому ненавидел, к примеру, Вашингтон, ибо там чертовски короткие дни, особенно зимой. Боже, как он ненавидел Вашингтон зимой!
Зато к подобным закатам в пустыне он относился со смешанным чувством. Красивое, конечно, зрелище, но что-то есть в нем от умирания, от безнадежного угасания, даже если знаешь, что солнце не только заходит, но и восходит.
Так и человеческая жизнь — убывает, убывает, убывает... а потом — фу! — и нет ее — чернота — пустота — ничто.
Он поежился и отошел от окна. Где же Мо?! И где все эти полицейские, которых он обещал выделить для охраны? Оставить человека болтаться, как последнюю гроздь на лозе, чтобы любой бродяга мог походя ее сорвать!
Нет, надо гнать эти мысли. Толку от них никакого.
Он приблизился к столу, открыл секретную панель, перемотал ленту магнитофона и заново прослушал нелепую телефонную беседу со своим дружком детства Мо Кауфманом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18