Стенной сейф был вскрыт и опустошен. Супруга этого муниципального служащего находилась с визитом у родственников. Вернувшись домой, она обнаружила труп мужа и вызвала полицию. Когда ее допрашивали, она рыдала и билась в истерике, причем не столько от горя, сколько от радости, что ее в тот момент не было дома, иначе она, несомненно, разделила бы участь мужа. Нет, сообщила она полиции сквозь слезы, в стенном шкафу не было ничего ценного – всего лишь какие-то старые залоговые бумаги, свидетельство о военной службе муха – справка об увольнении за нарушение воинской дисциплины – и пара пожелтевших вязанных виньеток их первого внука.
Полицейские кивали, исправно записывали все, что она говорила, и не верили ни одному ее слову. Потому что все знали, что от помощника мэра зависело получение «лицензии» на занятие букмекерством в этом городе. Ни дня кого не было секретом также, что каждую неделю он самолично обходил всех букмекеров до единого, собирая причитающуюся с них подать и что, хотя он передавал собранные им деньги вышестоящим властям, каждый раз имела место некоторая усушка, благодаря которой со временем он стал очень богатым человеком. Поэтому в сейфе, конечно же, была куча денег.
– Сотня тысяч, – предположил один из детективов.
– Чепуха! Пять сотен, – возразил его коллега, направляясь вместе с ним к машине.
– Сам ты чепуха! Скорее всего, целый миллион.
Последние две оценки были слегка завышены. На самом деле в сейфе находилось 353.716 долларов, преимущественно крупными купюрами. Помощника мэра не только убили, но и ограбили. Впервые с тех пор, как начались террористические акции, убийство сопровождалось кражей.
Деньги и вещественное доказательство фигурировали и в материалах дела об убийстве, совершенном в трех тысячах миль от Ньюарка. В Лос-Анжелесе был взломан паркетный пол в одной из комнат богатого особняка, и из тайника похищены деньги. Дом принадлежал голивудскому кинорежиссеру Атриону Беллифангу.
Роскошный образ жизни ему обеспечивали отнюдь не его бездарные фильмы, а исключительно крупнейшая в мире корпорация по производству и распространению порнографических лент. Одним из направлений деятельности этой корпорации было приобщение молоденьких девушек к наркотикам.
Труп Беллифанта был обнаружен его пятнадцатилетней рыжеволосой любовницей, когда она очнулась от глубокого наркотического сна. О том, что были похищены деньги, полиция догадалась по обрывкам бумажных лент, которыми обертывают пачки купюр.
И опять вещественное доказательство! В руке Беллифанта была зажата золотая с изумрудом запонка. Он, видимо, сорвал ее с рукава убийцы, который вогнал в горло своей жертвы батарейный вибратор и включил его, заставив киношника вибрировать и корчиться, пока он не задохнулся.
Подряд две улики – карман от рубашки и запонка.
И две украденные кучи денег.
Раньше ничего подобного не случалось.
Все это лежало сейчас на столе инспектора Макгарка в его небольшом кабинете в доме на углу Двадцатой улицы и Второй авеню, по соседству с тиром и гимнастическим залом.
Макгарк только что кончил пересчитывать деньги и укладывал их в металлическую коробку. Каждая пачка была завернута в вощеную бумагу и аккуратно стянута резинкой. Вырвав из блокнота на столе два листка, он проставил на них суммы – 353.716 долларов и 122.931 доллар – и подсунул эти листки под резинки на соответствующих пачках с деньгами.
Выдвинув средний ящик стола, он достал два конверта.
В один он положил золотую с изумрудом запонку, в другой, побольше, голубую в белую полоску рубашку с оторванным нагрудным карманом. В этот же конверт он вложил чек из небольшого магазина мужской одежды в местечке Трой, штат Огайо. И рубашку, и запонку он также запер в металлическую коробку, а коробку поместил в стоявший в углу комнаты небольшой металлический сейф, после чего с самодовольным видом направился к письменному столу, намереваясь поработать.
Услышав стук в дверь, он поднял голову.
– Войдите!
Дверь распахнулась, и вошел крупный, тучный мужчина в темно-синем, с чуть заметной полоской, костюме, по которому можно было безошибочно узнать полицейского офицера высокого ранга. Макгарк приветливо улыбнулся ему.
– Брейс! – воскликнул он, поднимаясь из-за стола и протягивая вошедшему руку. – Рад тебя видеть. Когда прилетел?
– С час назад. И успел встретиться с остальными членами моей группы.
– Привел их сюда?
– Нет. Они ждут в гостинице.
Жестом Макгарк пригласил его сесть.
– Когда у тебя обратный рейс?
– В три часа утра. Аэропорт Кеннеди.
– Ну, к тому времени вы управитесь, – сказал с ухмылкой Макгарк.
Выдвинув средний ящик стола, он достал конверт из плотной бумаги.
В правом верхнем углу была написана фамилия, но как ни напрягал зрение инспектор Брейс Рэнсом из департамента полиции Саванны, он никак не мог разобрать мелкий четкий почерк Макгарка.
Вытащив из конверта пачку бумаг, к которой сверху была приколота глянцевая, размером восемь на десять, фотография, он отцепил ее и толкнул через стол к Рэнсому:
– Вот твой «подопечный»!
Инспектор Рэнсом посмотрел на фотографию. На ней был изображен невысокий коренастый мужчина, похожий на итальянца или грека. По левой щеке от лба, мимо глаза к уголку рта проходил едва различимый шрам.
Пока Рэнсом изучал фото, Макгарк принялся зачитывать сухим, хрипловатым голосом одну из бумаг:
– Змилиано Корнолли. Сорок семь лет. Юрист. Кличка – «Мистер Фикс». Поддерживает через своих людей преступные связи с рядом местных отделений профсоюзов. В судебных процессах по уголовным делам обычно представляет интересы главарей мафии, и ни для кого не секрет, хотя это и не доказано, что он добивается оправдательных приговоров своим подзащитным путем подкупа судей. Проживает в собственном имении в графстве Сассекс, штат Нью-Джерси, недалеко от «Плейбой-клуба». Тут приложена карта местности. Холост, и считается, что живет один. Но одна-две телки там почти всегда крутятся. Во дворе два злых добермана, так что о них нужно будет позаботиться в первую очередь. Если там окажутся девочки, то придется позаботиться и о них.
Он оторвался от бумаг:
– Дорога на машине займет у вас часа полтора. Когда подъедете, замажьте грязью номерные знаки, чтобы вас потом не могли найти через прокатную контору.
– А он точно дома?
– Ага, У него грипп. Врач запретил ему выходить.
Макгарк щелчком отправил по столу полицейскому карту местности. Тот взял, внимательно всмотрелся в нее и положил в карман.
– Я запомню это лицо, – сказал он и вернул фотографию Макгарку.
– Тогда, значит, можно приниматься за дело, сказал Макгарк.
Полицейский из штата Джорджия не шевельнулся, и Макгарк вопросительно посмотрел на него.
– Билл… – неуверенно начал южанин.
– Что у тебя?
– Мне привелось почитать газету в самолете. Тот, политик из Ньюарка… Он вроде был одним из наших?
– Надеюсь, тебе известно, что не положено задавать такие вопросы, – сказал Макгарк. – Поэтому-то все у нас и идет гладко. Группы прибывают отовсюду. Туда и обратно. И никто не знает, что делает другой.
– Все это мне известно, Билл. Но как насчет тех денег, которых не оказалось? Я подумал, не изменилось ли что-нибудь в планах? Надо ли, например, что-нибудь брать сегодня? Обыскать ли дом? Только поэтому я и спрашиваю.
Макгарк обошел стол и, облокотившись на край, наклонился к Рэнсому.
– Нет. Ничего не берите. И ничего не оставляйте. Просто войдете и выйдете.
Уловив разочарование в глазах Рэнсома, он мягко добавил:
– Послушай, Брейс. На следующей неделе мы проводим национальный сбор «Рыцарей Щита». Я знаю, у тебя есть вопросы, но подержи их, пожалуйста, пока при себе. На сборе ты получишь на них ответы. А пока просто доверься мне и никому ничего не говори.
– Ладно. Согласен. – Рэнсом поднялся со своего места. Он был крупнее Макгарка, но ему не хватало солидности, которая была присуща нью-йоркцу. – А как держится Первый?
– Пока нормально, – подмигнул ему Макгарк, – но ты же знаешь, какие они, эти либералы, – берутся за все, но ничего не доводят до конца. Ты увидишь его на следующей неделе на нашем сборе.
– О'кей, – сказал Рэнсом.
– Послушай, – продолжал Макгарк, стараясь окончательно успокоить Рэнсома, – если управитесь со всем вовремя, заезжай на обратном пути! Посидим, выпьем. Между прочим, как те парни, которых тебе дали?
– Да вроде ничего. Один – лейтенант из Сан-Антонио, другой – сержант из Майами. Выглядят оба солидно.
– У нас все солидные, – с удовлетворением сказал Макгарк. – Лучшие в нашем деле. Только такие и нужны для спасения страны.
Рэнсом слегка выпятил грудь:
– Я тоже так думаю.
Выйдя от Макгарка, он быстро сбежал по ступеням вниз к взятому напрокат «плимуту», припаркованному у входа. Он прихватит своих партнеров возле гостиницы, и они отправятся к предгорьям Нью-Джерси. Там получасовая остановка – и обратно в Нью-Йорк. Несколько рюмок с Макгарком, потом аэропорт – и мы дома. Просто и приятно! Макгарк прекрасный организатор, отлично владеет информацией, все держит в голове – расписания, гостиницы, билеты, выходные дни и прочее, так что в любой момент у него пол рукой были нужные ему, люди. Он знал свое дело. Другого такого не найти!
Какая роль принадлежит Макгарку и какая – О'Тулу? Формально руководил всей операцией О'Тул, но Рэнсом знал, что вся практическая деятельность осуществлялась Макгарком, от него исходили все конкретные идеи и задания. Рэнсом видел О'Тула лишь однажды. На полицейском съезде. Единственное, о чем он тогда говорил, это – проблема вербовки в полицию представителей меньшинств. Ха! Нужно, видите ли, чтобы в полиции служило побольше ниггеров! С такими завиральными идеями далеко не уедешь. Хорошо, что этой операцией руководит Макгарк.
Инспектор Брейс Рэнсом из Саванны так глубоко погрузился в эти мысли, что не заметил неотступно следовавший за ним огромный бежевый «флитвуд» с решительным мужчиной за рулем.
Глава 13
Римо был взбешен. Была затронута его профессиональная гордость.
Он следовал за Макгарком по пятам от полицейского управления до старого тира на Двадцатой улице. Он незаметно сопровождал его до самой двери с табличкой «РЩ», но там ему пришлось спрятаться, так как в тот момент прибыл какой-то южанин, явно высокий полицейский чин. Когда южанин вышел от Макгарка, Римо интуитивно почувствовал, что должен проследовать за ним. И вот теперь он уже битый час висит на хвосте прокатной машины с тремя полицейскими, а они до сих пор не заметили его! Интересно, а заметили ли бы, если бы он гнал за ними в цирковом фургоне? А не был ли он сам таким же невнимательным до своей публичной казни? Вряд ли.
Он автоматически, не думая переключал передачи, время от времени выключал фары или переводил их на дальний свет или ближний, стараясь, чтобы его не заметили. Однако в конце концов он решил, что овчинка не стоит выделки, и перестал усердствовать. Последние пятнадцать минут он шел по дороге номер 80 почти впритык к ним, прилепившись, словно пластырь, так как уже понял, что они чересчур самоуверенны и слишком беспечны, чтобы обращать на него внимание.
Они, как пахари по борозде, двигались все вперед и вперед, не оглядываясь по сторонам, и это злило Римо, потому что полицейские должны быть всегда начеку. Он попытался подавить в себе раздражение. Недаром Чиун наставлял его: «Когда человек раздражен, он невольно переключает все внимание на себя, забывает о деле и вскоре обнаруживает, что перелопачивает пустоту». Правильно, Конфуций, но все равно обидно.
Десять минут спустя задние габаритные огни двигавшейся перед Римо машины свернули с шоссе на боковой съезд. Римо притормозил, убедился, что сзади никого нет, дождался, когда машина с полицейскими скроется из виду, и только тогда выключил свет и последовал за ней. Он увидел, как машина свернула налево, и, по-прежнему не включая фар, устремился к перекрестку, чтобы посмотреть, куда они направятся дальше. На развилке ярдах ста они взяли круто вправо.
Римо включил фары и нажал на газ.
Минут пять они кружили по дорогам, то взбегавшим на холмы, то нырявшим вниз по склонам, потом покатили по узкой дорожке, которая привела их к массивным чугунным воротам в высокой каменной ограде.
Римо, не задерживаясь, проехал мимо ворот и припарковал машину в зарослях кустарника. Он стоял в темноте под дерном в каких-нибудь десяти футах от полицейских и вслушивался в рычание и лай собак. Потом, как это бывает, когда кончается завод у патефона, собачий лай стал постепенно стихать. Слабое поскуливание, визг и, наконец, тишина.
Кто-то с явно выраженным южным акцентом прошептал:
– Еще не бывало такого, чтобы какая-нибудь собака устояла перед вырезкой.
– А как долго они проспят? – тоже шепотом поинтересовался его спутник.
– Этой порции им хватит часов на двенадцать. Так что не беспокойся, они нам не помешают.
Сухой, как летняя дорожная пыль, голос техасца произнес:
– Будем надеяться, что в доме собак не обнаружится. – Речь говорившего была такой корявой, что Римо невольно подумал: «И почему это техасцы не умеют говорить по-английски?»
– Собак всего-навсего две, – сказал южанин. – Ну, пошли! Пора заняться делом!
Римо наблюдал, как двое помогли третьему вскарабкаться на стену и перелезть через нее. Он повисел немного на руках и тяжело бухнулся на землю. Римо слышал как затрещали сучья у него под ногами.
Вскоре полицейский появился по ту сторону ворот, повозился с замком, открыл ворота и впустил двоих других.
Нет, подобный образ действий ему не подходит, решил Римо. Единым махом он взмыл на вершину почти двенадцатифутовой стены и, оттолкнувшись от нее, как будто это был гимнастический снаряд, мягко и совершенно бесшумно соскочил на землю.
Абсолютная тишина. Ни звука.
Полицейские всего лишь в шести футах от него бесшумно и быстро двигались в темноте вдоль посыпанной гравием дорожки к дому. Дом из дерева и кирпича, оштукатуренный снаружи, этакое подобие швейцарского шале, абсолютно не вписывался в местный пейзаж с его невысокими плавными холмами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19