"…эти профессиональные убийцы мелкими группами полулегально проникают на территорию бывшей Югославии и присоединяются к карательным отрядам Милошевича. Наивно было бы полагать, что боевики из России действуют на свой страх и риск. Компетентные эксперты считают, что действия наемников негласно координируются спецслужбами".
Гурону все стало ясно. Теперь он точно знал, куда следует лететь.
Заверещал сигнал вызова, Гурон очнулся и схватил телефон.
– Готовьтесь, сейчас подадим заправщик, – произнес голос полковника Коллинза. Гурон ответил:
– О'кей, мы готовы, – повернулся назад и сказал секретарю: – Скоро пописаешь, мистер.
Секретарь ничего не ответил, только сердито засопел, а по вертолету поплыл запах мочи.
– Фу-у, – сказал пилот и брезгливо сморщился.
Из темноты выкатился ярко-оранжевый заправщик с мигалкой, подъехал к "фрелону".
– Заправка – сто процентов, – произнес пилот. Оператор заправщика скатал шланг и отъехал. Подошел Коллинз, вытащил из кармана телефон. Гурон взял свой.
– Ваш вертолет заправлен, – сказал полковник.
– Да.
– Я жду советника.
– Сейчас он выйдет, – ответил Гурон. Он прикрыл телефон ладонью, повернулся к пилоту и сказал: – Как только советник выйдет – взлетаем… заводи свою вертушку.
Пилот чертыхнулся, ответил:
– Я не имею права… я должен согласовать…
– Тебя как зовут? – перебил Гурон. Ему было наплевать на какие-то согласования. Для себя он все уже согласовал. Пилот помедлил и ответил:
– Пьер.
– Женат?
– Да… жена у меня замечательная. Через месяц будет пять лет, как мы познакомились.
– А дети, Пьер… дети есть у тебя?
– Выпустите меня! – заорал сзади обоссавшийся советник посольства Соединенных Штатов Америки. – Немедленно освободите меня!
– Двое, – сказал пилот. – Две девчонки.
– Немедленно освободите меня! – орал гражданин США.
Полковник Коллинз стоял на бетоне аэродрома, требовательно смотрел на Гурона. Гурон поднес трубку к уху, услышал:
– Немедленно освободите советника Берковица.
– Дерьмо! – сказал вдруг пилот. – Дерьмо!
Было совершенно непонятно, к кому или к чему это относится.
Советник Берковиц вывалился из люка, шлепнулся на четвереньки. На брюках расплывалось мокрое пятно, острый запах мочи распространялся в ночном воздухе. Из нагрудного кармана пиджака свисал галстук.
Полковник Коллинз подошел строевым шагом, вскинул руку к фуражке и произнес:
– Приветствую вас на авиабазе Авиано… сэр.
Кто-то из солдат в оцеплении заржал.
В кабине "фрелона" слабо светилась шкала приборов, еле слышно гудел компьютер. Пилот сидел с отрешенным лицом, Анфиса спала.
– Я не имею права, – почти жалобно произнес пилот.
– У тебя же дети, Пьер, – жарко говорил Гурон пилоту. – Ну, проявишь ты героизм… а дети-то, Пьер? А ведь у меня выхода нет – пойми!.. А к тебе какие претензии могут быть? Ты под принуждением действовал, под стволом.
– Меня отдадут под трибунал… меня выгонят к черту.
– Дурак ты! Ну, выгонят… ну и что? Зато живой останешься! – говорил Гурон. Он был противен сам себе, но обстоятельства не оставляли ему выбора. – Думай, Пьер, думай… ты отличный парень, но я просто вынужден буду прострелить тебе ногу. Куда ты без ноги?
Пьер затравленно посмотрел на Гурона и запустил двигатель.

* * *
"Супер Фрелон" шел над ночным морем, прижимался к воде. Лопасти рубили воздух, пилот ругался, орал на Гурона:
– Как я сяду? Как, скажи, идиот, я посажу машину? Где?
– Посадишь, – отвечал Гурон. – Скоро рассвет.
– Идиот! Крейзи! А если нас собьют?
– Не собьют. Низко идем.
– Ты думаешь, нас не видят… еще и как видят. Над Адриатикой круглосуточно патрулируют АВАКСы.
– А при чем здесь АВАКСы? – спросил Гурон, но Пьер ничего ему не ответил.
Вертолет шел на юг, слева, на югославском берегу, мелькали огоньки поселков и городов. Пилот сильно нервничал, и это было очень плохо – ему еще предстояло посадить машину. Ночью. В незнакомых условиях и без помощи с земли. Да еще и на чужой территории.
– Сядем, – уверенно повторил Гурон. – Скоро рассветет.
Садились жестко, пилот матерился. Испуганно молчала проснувшаяся Анфиса.
– Выметайтесь быстрее, – закричал Пьер. Гурон протянул ему руку, но Пьер крикнул: – Да пошел ты!
Гурон пожал плечами: ну, мол, извини. Он выпрыгнул из вертолета, помог Анфисе. "Супер Фрелон" сразу же взлетел, выключил фары, пошел в сторону моря. Анфиса спросила:
– Где мы находимся, Коля?
Говорить правду не хотелось… вполне можно было бы придумать какую-нибудь отговорку… но ведь рано или поздно все равно придется сказать правду. Он сказал:
– Мы в Югославии, девочка.
Она отшатнулась. Она отшатнулась и произнесла: нет… нет, нет… нет!
– Успокойся. Успокойся, Анфиса. Я все тебе сейчас объясню.
– Нет! – повторила она. Гурон взял женщину за плечи, встряхнул.
– Слушай, что я тебе скажу. Во-первых, у нас не было другого выхода. Во-вторых, Югославия – самый подходящий для нас с тобой вариант. Здесь идет война, здесь преобладает славянское население и здесь, в конце концов, воюют полторы тысячи наших…
– Каких наших, Коля? Каких, к чертовой матери, наших? – перебила она Гурона жалобно и агрессивно одновременно.
– На стороне сербов воюют полторы тысячи наших офицеров… ты просекла: наших, советских офицеров. Это тебе не чинуши из посольства. Они нам обязательно помогут. Главное – найти их. И мы обязательно их найдем.
Анфиса села на траву и заплакала. Гурон опустился рядом с ней.
Уже стих шум вертолета вдали, а рассвет все не начинался.
Глава седьмая
НАШИ
– Надо нам с тобой двигаться, – сказал Гурон. – Вполне вероятно, что югославские ПВО засекли нашу вертушку и с минуты на минуту здесь могут появиться пограничники или контрразведка… а нам сейчас такая встреча совсем не с руки. Пойдем-ка, мать, искать наших.
И они пошли искать "полторы тысячи советских наемников".
Гурон имел очень смутное представление, где их искать… из передачи "Бибиси" следовало, что где-то в районе города Прибой. Но он даже приблизительно не знал, где они с Анфисой находятся и где этот самый Прибой. Следовало как-то привязаться к местности, затем выбрать маршрут. Это при том, что он совершенно не ориентировался в местных условиях, да и карт у него не было… Когда он проводил "воспитательную работу" с Анфисой, говорил: Югославия – самый подходящий для нас с тобой вариант – здесь идет война… Сам себе отдавал отчет, что это не так уж и хорошо. Конечно, с одной стороны, война – это беженцы, это хаос, в котором легко затеряться. А с другой стороны, война – это усиленные армейские и полицейские заградительные мероприятия, проверки документов, всеобщая подозрительность, доходящая порой до явной шпиономании со всеми вытекающими последствиями в виде комендатур, фильтрационных лагерей и комендантского часа… в общем, все не так уж и гладко. Но Анфисе говорить об этом не стоит.
Всюду были следы войны – воронки в полях, сгоревший грузовик на обочине, дома без крыш и стекол. Они прошли два или три километра по дороге, вышли к развилке. Там стоял дорожный указатель, иссеченный осколками. Гурон прочитал: "Вишеград. 12 км". Ага, вот тебе и привязка к местности… вот только карты все равно нет!
Над землей стелился туман, Гурон сидел на камне, курил, думал: куда идти? Где искать своих?
Ответ подсказала Судьба. Она произнесла его голосом пулемета. Стреляли где-то в стороне, на слух – метрах в пятистах или чуть дальше. Точно не определишь: пересеченная местность да еще и туман. В тумане звук распространяется хорошо, но верное представление о расстоянии и направлении составить довольно трудно… пулемет умолк, но застучали автоматы. Как минимум – три-четыре. Стало очевидно: где-то рядом идет бой.
Гурон подумал: а может?.. Он сказал Анфисе: ты побудь здесь. Я схожу посмотрю, чего там такое. Анфиса сразу заявила: нет, я пойду с тобой… Отговорить ее не удалось. Гурон махнул рукой, сказал: пойдешь за мной след в след. Тут запросто могут быть мины.
Они осторожно двинулись на звук выстрелов, обогнули невысокий холм, поросший орешником. Темп стрельбы был рваный. Он то сливался в сплошной ожесточенный лай, то утихал, то оборачивался одиночными выстрелами.
Звук выстрелов стал ближе… низко пригибаясь, пошли по овражку. В чистом утреннем воздухе потянуло запахом сгоревшего пороха. Вскоре наткнулись на россыпь – десяток штук – стреляных гильз. Гурон подобрал одну. На ощупь гильза была теплей, чем камни, на которых она лежала. Значит, стреляли только что, пять-десять минут назад. Гильза по виду "калашниковская", калибром "7,62", но маркировка на донышке не наша.
Гурон сказал Анфисе: дальше я один, ты сиди здесь. Странно, но на этот раз она не стала возражать, кивнула, сжалась.
Гурон двинулся вперед. Стрельба продолжалась и была где-то уже совсем рядом. Очень скоро Гурон заметил впереди лежащего человека. Остановился, лег, присмотрелся и понял, что человек мертв. Вполне возможно, что именно он "рассыпал" на земле гильзы… Гурон подполз к покойнику: почти новенький камуфляж, кроссовки… залитое кровью смуглое бородатое лицо с азиатскими чертами. В левой руке плотно зажат "Калашников", из широких нагрудных карманов торчат два запасных магазина. На груди – полевой бинокль, на черных ремнях портупеи – кривой кинжал в ножнах и новенькая пистолетная кобура.
Несколько секунд Гурон разглядывал покойника, потом вырвал у него автомат. Мертвец держал оружие крепко, но Гурон рванул и вырвал. Вытащил оба магазина, сунул в карманы. Расстегнул кобуру, извлек новенький "вальтер", проверил – магазин полный, патрон в патроннике… Снова пополз вперед, на звук выстрелов.
Через пару минут он вынырнул из низинки. Туман разошелся, и Гурону открылась картинка: впереди справа, всего в сотне метров от него, устроились среди камней двое с ручным пулеметом. На пятьдесят метров дальше, на небольшой высотке, расположился еще один пулеметный расчет и несколько бойцов. Все бородатые, в таком же камуфляже, как и на трупе, который он нашел… Перед позициями пулеметчиков лежало невспаханное поле шириной метров двести пятьдесят – триста. Посреди поля – небольшая роща. Даже не роща, а просто группа деревьев, да несколько валунов между ними. На этих-то деревьях и был сосредоточен огонь пулеметов. Среди деревьев Гурон заметил две… нет, три человеческие фигурки. Подумал: да, ребята, попали вы, как кур во щи. Положение у вас, прямо скажем, дрянь.
Стрельба затихла. Гурон пристально всмотрелся в фигуры между деревьями… и вдруг увидел тельняшку, мелькнувшую в распахе камуфляжной куртки. Стало тут капитану Петрову не по себе. Несколько секунд он лежал неподвижно, потом быстро вернулся к трупу, сорвал с груди бинокль.
Шестикратная оптика приблизила островок деревьев посреди поля… приблизила и ребят в тельняшках и черных беретах, с "калашниковыми". Гурон пробормотал: красиво гуляем, ребята… Он отчетливо видел, как человек в черном берете отсоединил магазин от автомата, начал выщелкивать патроны… Гурон видел даже, как шевелятся его губы под рыжеватыми усами, считая: один, два, три… пять, шесть… семь…
Гурон стиснул зубы – ему самому доводилось считать патроны, и он очень хорошо знал, как это бывает и что означает.
Губы под рыжеватыми усами еще несколько раз шевельнулись. Гурон не столько прочитал, сколько догадался, что человек произнес: е… твою мать – пи…дец! Отвоевались!
Гурону все стало ясно.
А человек загнал патроны в магазин, присоединил магазин к автомату и что-то сказал второму. Второй кивнул, вытащил из кармана разгрузки гранату, вытащил оттуда же короткий шнур. Подергал, проверяя, надежно ли он закреплен, и начал привязывать к кольцу чеки. Снова загрохотал пулемет, полетели листья и ветки, срезанные с дерева.
Гурон еще раз сказал: красиво гуляем, славяне, – передернул затвор, поставил переводчик на одиночные, прошептал: держись, славяне! Сейчас дадим прикурить.
Оба пулеметных расчета были, как на ладони, а расстояние даже до дальнего не превышало сто пятьдесят метров… Эх, да с "Калашниковым"! Да с двумя-то полными магазинами! Да когда они не ждут удара с фланга. Приходи, кума, любоваться.
Он прицелился в пулеметчика: бах-бах! Бородатая голова дернулась, ткнулась в приклад пулемета. Его напарник еще ничего не понял, пригнулся… видимо, он считал, что пули прилетели со стороны рощицы в поле. Он еще ничего не понял, а Гурон снова дал сдвоенным: бах-бах!.. Готов второй.
Гурон мгновенно перенес огонь на дальнюю группу, продолжая работать в своем фирменном стиле – сдвоенными: бах-бах! Бах-бах! Он сделал четыре выстрела и уничтожил второй расчет. Один из пулеметчиков был, кажется, только ранен, но никакого значения это не имело… это даже лучше – вид раненого деморализует сильнее, чем вид убитого.
Оставшиеся в живых бородачи наконец сообразили, что их обстреливают с фланга. Часть из них спряталась за камни, часть открыла бешеный огонь по Гурону. Ничего, пусть порезвятся – ситуация уже переменилась, она совсем не та, что была всего полминуты назад. Гурон перекатился в сторону, прицелился, снял еще одного. Снова перекатился, посмотрел в сторону деревьев. Увидел, что черные береты зашевелились. Кто-то высунулся из-за дерева, надсадно, сипло закричал:
– Эй! Ты кто? Ты откуда взялся, братушка?
Гурон был изрядно оглушен выстрелами, да и расстояние скрадывало крик. Он почти ничего не понял, но крикнул в ответ:
– Держись, славяне, прорвемся!
Скорее всего, черные береты тоже не поняли Гурона, но оживились и даже поддержали огнем из нескольких стволов. Гурон перевел АК на автоматический огонь, дал длинную очередь по высоте. Быстро заменил полурасстрелянный магазин и побежал, постреливая, к высоте. От перелеска в том же направлении побежали трое с автоматами наперевес…
Кричали: ура! От этого слова у Гурона мороз пошел по коже. Он тоже заорал: ура-а-а! Ему было очень хорошо.
Через минуту все было крнчено. Из десяти моджахедов ушел только один.
Гурон и трое в черных беретах стояли напротив, друг друга.
– Слушай, ты откуда взялся?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38