Задолбал его идиотскими вопросами!Сережка, младший братишка, заливался плачем, вымазывая кашей, падающей изо рта, подвязанный слюнявчик.Масла в огонь подливала вторая жена отца, мать ревущего карапуза, мачеха Дмитрия:— Ты карьеру папину ломаешь. С таким сыном нам вовек из этой дыры не выбраться. Его однокашники по училищу полковничьи звезды носят, в Германии служат, а мы… — Она сгребала в охапку младенца, мусоля его рожицу полотенцем.Дмитрий выбегал прочь. Вслед ему неслось:— Волчонок!Раздосадованный собственной невыдержанностью, отец доставал бутылку настоянного на спирте прополиса, наливал половину двухсотграммового граненого стакана и залпом выпивал терпкую, пьянящую жидкость. Уединившись, он разглядывал фотографию покойной супруги, умершей пять лет назад.Рогожин-старший был из тех служак, на которых держится армия. Лямку тянул исправно, звезд с неба не хватал и никому не завидовал.Звание капитана Иван Алексеевич получил досрочно. Неся боевое дежурство на командном пункте станции слежения, старлей Рогожин запеленговал пуск с территории Китая баллистической ракеты, выводившей на земную орбиту космический спутник «Великий поход-1».Орден Боевого Красного Знамени вручили начальнику станции, охотившемуся в момент запуска на сайгаков и никакого отношения к пеленгу не имевшему, солдат-срочников отправили в отпуск, а Рогожину, как дополнительное поощрение, подарили наручные часы.Скачков в его карьере не было. Капитанские погоны стали потолком служебного роста Рогожина-старшего.Сын пошел дальше — дослужился до майора, но уже в другие времена, на других войнах, в другой армии, бывшей осколком той, которая некогда заставляла ежиться от страха потенциального противника и за океаном, и за Берлинской стеной, и за юго-восточной границей.— Прощай, Ульча! — Дмитрий, прислонившись плечом к боку низенькой лошадки, держался рукой за стремя. — Уезжаю в училище поступать. Почтальонша вчера вызов принесла.Древний старик, сидевший в седле как влитой, подставлял степному ветру лицо.— Я буду скучать по тебе! — сказал подросток, опустив глаза, стыдясь признания.Ульча мягко улыбнулся:— Возьми! — на ладони старика лежала маленькая нефритовая фигурка Просветленного. — Помни, Дмитрий, — он погладил вздыбленные летним суховеем мальчишечьи вихры, — главное — не изблевать свою жизнь! — Степной философ, припав губами к лошадиному уху, что-то прошептал, и мохноногая коняшка неспешной иноходью понесла всадника к линии горизонта Великой Степи… * * * Стриженные под полубокс курсанты-первогодки Московского суворовского училища, построенные для утреннего осмотра, выворачивали карманы черных мундирчиков с красными погонами, показывая содержимое.— Курсанту не положено иметь лишних вещей! — старшина второго взвода гоголем прохаживался вдоль строя. — Предупреждаю, салажата, залежей мусора в виде маменькиных писем, недоеденных гостинцев и прочей дребедени в ваших карманах не будет! Зарубите себе это на носу! Уловили?— Так точно! — нестройными голосами вразнобой отвечали юные кадеты.— Гражданские привычки остались за воротами училища. Вы в армии! — торжественно провозглашал старшина. — Поблажек никому не будет! Стружку со всех буду снимать одинаково. — Напротив Дмитрия он остановился:— Курсант Рогожин!— Я!— Что за хреновень, товарищ курсант, вы с собой таскаете? — Старшина брезгливо, двумя пальцами, выудил из предметов, лежащих на мальчишечьей ладони, фигурку восточного божества. — Амулет?— Подарок учителя! — звонко, глядя в глаза старшине, ответил Рогожин.— Безмозглый наставник вас обучал, товарищ курсант! Дарить предметы религиозного культа будущему офицеру Советской Армии может только законченный болван! — безапелляционно, с полной уверенностью в своих словах сказал старшина. — Сейчас же выбрось эту дрянь! — он бросил под ноги нефритовую фигурку.Дмитрий подобрал Будду, ладонью смахнул несуществующие пылинки — пол в казарме был надраен до блеска.— Разрешите оставить, товарищ старшина! Это подарок очень дорогого мне человека! — просительно, но без заискивания произнес он.Бровь старшины изогнулась острым углом.— Я повторять не собираюсь! — Он подошел к окну, отщелкнул шпингалет форточки и открыл ее. — Бросай!— Не буду! — подросток исподлобья, насупившись, смотрел на армейского воспитателя.— Ты это сделаешь! Сам! — утратив педагогический выговор, грубо, по-солдафонски рявкнул старшина.— Нет! — рука мальчишки с зажатой в кулаке фигуркой спряталась за спину.Старшина повертел головой, проверяя, нет ли в коридоре ненужных свидетелей.Строй затаил дыхание.— Рогожин, ты дубак? — старшина похлопал по щеке упрямого суворовца. — Ты, дорогуша, из нарядов вылезать не будешь! Запомни, здесь я бог, царь и воинский начальник! Не залупайся, щегол! — он крутанул ухо строптивца.От унижения и боли в глазах Дмитрия блеснула непрошеная слеза.«…Не дай изблевать своей жизни!» — мелькнул в голове Рогожина завет мудрого кочевника.Дальше изгаляться над собой он старшине не позволил, стремительно выбросив свободную руку вперед, к шее начальника…Уткнувшись лбом в стену, стоя наподобие перекошенного ветром телеграфного столба, полупарализованный старшина с побелевшими от ужаса глазами шептал:— Мамочка.., я в полной отключке… Больше, мальчик, никогда так не делай!Старик Ульча передал Рогожину азы, простейшие элементы техники жалящего прикосновения.Мастерство жалящего прикосновения, оттачиваемое веками буддийскими монахами, было забытым оружием, ушедшим в небытие вместе с пеплом сгоревших манускриптов, уничтоженных невеждами периода Гражданской войны в России, ублюдками-хунвэйбинами времен китайской культурной революции.И только недоступные монастыри, затерянные в высокогорьях Тибета, чьи пагоды шпилями задевали облака, ревностно оберегали тайну искусства останавливать зло невооруженной рукой.— Я недоучка, успевший лишь надкусить плод знаний! — говорил Ульча. — Тьма отняла его, не дав напиться сладостным соком, дарующим силу и безмятежность, — в иносказательной, по-восточному витиеватой форме бурят сожалел о прерванном революцией и войной монашеском послушании, обращенном в прах дацане, о казненных учителях. — Тьма сгущается над миром, забытым Просветленным. Пускай те крохи, подобранные мною с ладони щедрого ламы Борджигина, настоятеля отошедшей в вечность обители, помогут тебе выстоять, не сорваться в пропасть у дороги, окутанной сумраком…Взрослея, Рогожин все глубже проникал в подлинный смысл предостережений своего степного друга о тьме, правящей этим миром.Слова, казавшиеся юноше сказкой, старинной, сплетенной из древних преданий, всего лишь сказкой, сочиненной кочевниками длинными зимними ночами, когда человеку так страшно и одиноко на беспредельной равнине, оборачивались жестокой реальностью: погибшими, искалеченными друзьями, госпитальной койкой, майором Василенко, зовущим в забытьи солдат своего батальона, предательством… Глава 3 Молодой скандалист робко, бочком протиснулся в приоткрытую дверь палаты.— Входи, землячок! — Майор Василенко приветствовал незнакомца вялым взмахом руки. — Ты из какой палаты?— Я, собственно…— Новенький? Передвигаешься самоходом? Сигареты есть? — Комбат бомбил парня вопросами. — Одолжи, земляк, курева. Отдам с процентами. Утром приятеля в буфет пошлю. Уши без табака пухнут.Рогожин прервал его:— Никакой силы воли у тебя, Никодимыч, не осталось. Легкие свистят, как пробитая камера, морда позеленела от никотина, а все туда же, соску подавай! — Одновременно он усадил гостя на стул:— Плечо прошло?— Покалывает немного, — признался молодой человек.— Повращай рукой по кругу. Упражнение простое, но мышечную боль снимает, — порекомендовал Дмитрий.Василенко, с исхудавшим лицом, обтянутым кожей, как у индийского йога, продолжал сыпать вопросами:— Ранение предплечья? Осколок?.'. Пуля?.. Кость не задета?— Да нет…— Сквозное ранение? Везунчик! — позавидовал майор. — Пустяковая дырка. Слушай, а чего тебя в «Бурденко» уложили? — он подозрительно уставился на парня. — Может, ты блатной? Из какой части, где зацепило? — прокурорским тоном продолжил Василенко.Смущенный напором строгого военного, распятого на растяжках, посетитель, слегка заикаясь, попробовал внести ясность:— Я на секундочку зашел. Переговорить… — он стеснительно умолк, оглянувшись на Рогожина.— Никодимыч, что ты налетел на парня? Он не из нашей конторы, — сказал Дмитрий, устраиваясь на своей кровати.— Штатский! — разочарованно протянул Василенко, теряя интерес к гостю. — Родственник твой?— Следователь, — ответил Рогожин, сбрасывая тапочки.— Я стажер, — робко поправил парень, чувствуя себя не слишком уверенно среди офицеров.— Так чем вызван столь поздний визит? — Рогожин внимательно взглянул на него.Он пребывал в неведении, думая, что незнакомец — сотрудник военной прокуратуры.— Вы Рогожин Дмитрий Иванович?— Собственной персоной майор Рогожин, — кивнул Дмитрий.— Арестовывать тебя пришел! — невпопад пошутил Василенко.— Я Кириллов Вячеслав Владимирович, — представился молодой человек. — Можно просто Слава… — с неожиданной доверчивостью добавил он.— Ты, Славик, — сразу взял парня в оборот комбат, — значит, из военной прокуратуры. Практикуют наши органы ночные допросы!Следователь застенчиво улыбнулся:— Вы ошиблись… Я в личном порядке к Дмитрию Ивановичу, по собственному желанию пришел, — от волнения он стал сильнее заикаться.Пока Рогожин никак не мог объяснить для себя причину этого визита."Мальчишка-следователь.., ночью.., в госпитале…Какого же хрена я ему понадобился?"— Вот и я! — Голос дежурной медсестры мелодичным колокольчиком прозвенел в палате. — Что, товарищ майор, болит сердце? — спросила Александра, толкая перед собой тележку-столик с лекарствами.— Лапонька! — с ворчливой нежностью старого ловеласа отозвался Василенко. — Твое прикосновение мертвого на ноги поставит!— Будет вам заливать! — рассмеялась Александра, шурша манжетой тонометра. — Давление померяем, таблеток дадим… Товарищ… — она неприязненно посмотрела на наглеца, донимавшего ее несколько минут назад, — вы особо не засиживайтесь! — Шура сделала губы бантиком. — В порядке исключения побеседуйте с больным минут двадцать и уходите.— Хорошо, хорошо… — веснушчатое лицо следователя выражало безропотную покорность. — Может, не будем мешать? — спросил он у Рогожина.Дмитрий что-то нечленораздельно буркнул, давая понять: с постели вставать не собирается и беседовать будет в палате.Молодой человек, положив руки на колени, понимающе вздохнул.Рогожин изучал незнакомца.«…Определенно пуганый парнишка. Сидит, словно аршин проглотил, не может расслабиться».Наконец Александра, покачивая бедрами несколько круче обычного, ушла.— Товарищ майор! — по-уставному обратился Кириллов. — Может, вы оставите нас наедине?! — В голове у парня, видимо, все перепуталось.— Давай, валяй! Выкатывай койку в коридор! — беззлобно огрызнулся Василенко, громыхнув простреленной ногой, поднятой растяжками и блоками противовесов кверху. — Я, зема, и рад бы, но… — он развел руками.— Говори, дружище. У меня от Никодимыча секретов нет, — твердеющим голосом произнес Рогожин.— Я по поводу вашего брата, — тихо сказал Кириллов.— Сергея? — Рогожин медленно поднялся, сунул ноги в разношенные больничные тапки.— Сергея Ивановича Рогожина, — тягостно, как будто рот его был набит кашей, пробормотал следователь.— Что ж ты, — Дмитрий, подойдя, тряхнул Кириллова за шиворот, — сидишь и не телишься. Что с Сергеем? Что с ним стряслось?— Он обвиняется в убийстве! — быстро, на одном дыхании выпалил парень.— Ни фига себе! — возглас принадлежал Василенко.Мертвая тишина ватным комом заполнила палату.Долю секунды Рогожин ничего не слышал.— Парень, ты случаем не сбрендил? Сергей — убийца? — сдавленно произнес Дмитрий, опершись рукой на спинку кровати.— Я принимал участие в работе следственной группы, — быстро, спеша выговориться, рассказывал Кириллов. — Подозрение сразу же пало на вашего брата.У него не было алиби, дома нашли пистолет…— Какой пистолет? — ловя ртом воздух, спросил Рогожин.— «Макаров» под девятимиллиметровый калибр.Баллистическая экспертиза подтвердила идентичность. Ваш брат хранил ствол в тайнике, но при обыске мы обнаружили пистолет. Ствол был вычищен…Может, вы присядете? — Кириллов встал, уступая место Рогожину.Дмитрия покачивало. Известие, принесенное этим нескладным парнем, подействовало на него оглушающе. Он был готов принять удар с любой стороны, но брат!..— Продолжай! — Дмитрий положил руку на плечо следователю, и тот ощутил ее свинцовую тяжесть.— Ваш брат не похож на преступника, — сникшим голосом, в котором не хватало уверенности, сказал Кириллов, ерзая на стуле.Рогожин тыльной стороной ладони вытер пот, проступивший на лбу крупными ледяными горошинами.— Извини, как тебя зовут? — он внезапно забыл имя вестника, доставившего черную новость.— Вячеслав… Слава…— Славка, давай-ка излагай все по порядку! — Рогожин сосредоточился, взял себя в руки. — Откуда у Сергея пистолет?— Он утверждает — подбросили. — Следователь отвечал на вопросы с готовностью, точно он был не служителем правосудия, а кающимся преступником, облегчающим душу.— Стоп! Я не с того начал, — поправился Рогожин. — Серега в драку влез? Превышение пределов самообороны? — вспомнил юридический термин Дмитрий.— Преднамеренное убийство! — Кириллов глядел в глаза офицеру.— Преднамеренное… — прошептал Рогожин и надолго замолчал.Капли отбивали веселую чечетку за окном. Эти звуки были по-особенному отчетливо слышны в гробовой тишине палаты.— Раскудрит твою качель! — ее нарушил хриплый голос майора Василенко. — Да кого же он замочил?Скажешь или по куполу врезать? Сидишь, бляха, как клуша!Следователь не обиделся, глазами показав на Рогожина. Тот окаменевшим истуканом стоял, не снимая руки с плеча Кириллова.— Сережка, Сережка… — едва различимо нашептывал Дмитрий;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36