У Лестера не было ни времени, ни сил, чтобы закричать во второй раз.
Друзья Лестера и все остальные мальчишки, плававшие в реке поблизости, поспешно выбрались на берег. Одни из них помчались на фабрику Фишера, которая была неподалеку, и позвали рабочих. Другие наперегонки побежали по крутой и пыльной проселочной дороге к центру городка. Там, где совсем недавно проходил капитан Котрелл, теперь царила паника и бегали голые ревущие мальчишки. Те из них, кто видел акулу, кричали:
- Акула! Акула! Лестера сожрала акула!
Другие звали:
- Лестер! Лестер!
Никто толком не знал, в чем дело. Кто-то крикнул, что Лестера, "мальчишку, у которого бывают припадки", опять "схватило" и он тонет. В городке наверняка было известно только одно: с кем-то из мальчиков у реки приключилась беда. И вот все - мужчины, женщины, дети - бросились туда ему на помощь. Среди них был и Стэнли Фишер, который только на минутку забежал в комнату за лавкой, чтобы надеть купальный костюм.
- Вспомните, что говорил капитан Котрелл! - прокричала учительница Мэри Андерсон, когда Фишер пробегал мимо нее. - Возможно, это акула.
- Акула? Здесь? - спросил Фишер, приостанавливаясь. Рядом с Мэри Андерсон он казался неправдоподобно огромным. - Не может быть, - сказал он, немного помолчав, затем, словно отвечая на свои собственные сомнения, добавил: - А, все равно. Надо же вызволить мальчишку.
Повернувшись к своему рассыльному, восьмилетнему Джонни Смиту, стоявшему поблизости, он сказал:
- Присмотри за лавкой, пока я не вернусь.
И со всех ног пустился к речке.
Сын коммодора Фишера взял на себя командование спасательной операцией на Мэтавон-Крик. Его штаб-квартирой была старая пристань, его врагом - акула. Человек двести горожан, в том числе родители Лестера, выстроились на пристани и на берегу. Нескольких человек Фишер отправил на лодках искать баграми тело Лестера. Кто-то приволок рулон проволочной сетки. Фишер приказал нескольким парням сесть в лодку и перегородить сеткой, к которой вместо якорей прикрепили камни, речку ниже по течению, там, где русло было шире шести метров. Фишер знал, что прямо напротив пристани, неподалеку от противоположного берега, есть яма, и решил, что именно там и скрывается акула с телом мальчика. План Фишера заключался в том, чтобы выгнать акулу туда, где русло было перегорожено сеткой. Но сетка, поставленная в спешке кое-как, не полностью перекрывала проход.
Когда это ненадежное сооружение было завершено, Фишер прыгнул в речку и поплыл к противоположному берегу. В воде уже находилось несколько человек, которые ныряли на дно, стараясь отыскать в речном иле тело мальчика. Среди них был пятидесятилетний Артур Смит, плотник по профессии и охотник по призванию. Его дочь кричала ему с берега:
- Па, вернись! Па, вылезай!
В его возрасте дело это было ему не по силам. Но он продолжал нырять, бросая вызов смерти, которая плавала вокруг и в конце концов коснулась его. Много лет спустя Артур Смит, полуслепой и почти совсем глухой девяностопятилстний старик, будет сидеть сгорбившись на крыльце старого дома на берегу Мэтавон-Крик, безразличный ко всему окружающему. Но упоминание о том дне заставит его вскочить с кресла и припомнить во всех подробностях момент, когда акула скользнула мимо него, содрав ему с ноги кожу. В девяносто пять лет у него все еще были рубцы от этой раны, что может подтвердить один из авторов этой книги.
Смит видел, как Фишер поднял руки, наполовину выпрыгнул из воды и, сделав два сильных взмаха, пошел на глубину.
В этот самый момент к месту происшествия прибыл на моторной лодке Артур Вэн-Баскирк, местный агент сыскной полиции. Он не успел еще сойти с лодки на берег, как заметил, что у противоположного берега реки вода вдруг заволновалась. Волнение тут же улеглось, и по воде стало расплываться красное пятно. Оно становилось все шире и шире. Вэн-Баскирк приказал человеку, бывшему с ним в лодке, завести мотор, а сам принялся кормовым веслом подгонять лодку к красному пятну, посредине которого вдруг появился Стэнли Фишер.
Лицо Фишера было повернуто к противоположному от пристани берегу, и оцепеневшая толпа видела только его широкие плечи и спину. Вода в том месте доходила ему всего лишь до пояса, и можно было разглядеть, что он скорчился и, казалось, стоит на одной ноге. Лодка подошла вплотную к Фишеру, и Вэн-Баскирк увидел, что он обеими руками сжимает свою окровавленную правую ногу - вернее, то, что от нее осталось. Еще секунда - и он упал бы лицом в воду, но тут Вэн-Баскирк протянул руки и подхватил его под мышки. Однако втащить Фишера в лодку не удалось. Они поспешили выбраться с мелководья. В тот миг, когда лодка повернула и направилась к пристани, вся толпа вздохнула, как один человек. Теперь они ясно увидели Фишера - это жуткое украшение на носу лодки. Почти все его тело поднималось над поверхностью воды, и можно было разглядеть нанесенную ему страшную рану. От паха до колена с правой ноги было содрано все мясо. Несколько женщин упали в обморок.
Лодка подошла почти вплотную к пристани, и тут по толпе снова прокатился стон, так как Фишер чуть не упал в воду. Взглянув на его ногу - голую кость, вдоль которой шли глубокие неровные зазубрины, - Вэн-Баскирк увидел, что из разодранной артерии хлещет кровь. На палубе неподалеку валялся кусок веревки, и он решил одной рукой наложить Фишеру жгут. И вот, пытаясь дотянуться до веревки, он чуть не выпустил Фишера. Но тут десятки рук протянулись с пристани и подхватили его. Фишер все еще был в сознании. Его осторожно положили на самодельные носилки и понесли на железнодорожную станцию в полукилометре от Мэтавон-Крик. Каждый шаг по крутому берегу и неровной дороге пронзал его жгучей болью. Милосердное забытье было рядом, но Фишер, казалось, боролся с ним изо всех сил. Ему очень нужно было что-то сказать.
На станции его поместили в товарный вагон и стали ждать поезда. Нашли врача, но единственное, что он мог сделать, - это немного приостановить кровотечение. Прошло около трех часов, пока показался пятичасовой поезд из Лонг-Бранч, и ему был дан сигнал остановиться. И даже в поезде Фишер старался не потерять сознание. Умер он только около восьми часов вечера, когда его вкатили в операционную монмаусской мемориальной больницы. Но перед смертью он все же сказал то, что ему так хотелось сказать: он нашел тело Лестера Стилуэлла на дне Мэтавон-Крик и вырвал его из пасти акулы.
Еще когда Фишер лежал на станции, ожидая пятичасового поезда и своей смерти, несколько человек купили в магазине Эшера Вули динамит, чтобы убить акулу, которая, как они полагали, оставалась возле старой пристани. Все лодки были вытащены на берег. Но в тот момент, когда собирались поджечь запальный шнур, ниже по течению показалась моторная лодка. На руле сидел мэтавонский адвокат Джекоб Леффертс. На дне лодки лежал незнакомый мальчик. Его правая нога была обмотана пропитанными кровью тряпками.
- Его схватила акула, - крикнул Леффертс, подводя лодку к пристани. Мальчика перенесли в машину и на полной скорости отвезли в Нью-Брунсвик в больницу святого Петра.
Сперва мальчик не хотел называть свое имя. Он боялся, что мать рассердится на него. Но скоро выяснилось, что зовут его Джозеф Данн и что ему четырнадцать лет. Вместе со своим старшим братом Майклом и несколькими другими мальчиками он купался в километре от Мэтавона, возле Кипорта. Кто-то прибежал на пристань кирпичного завода, около которой они плавали, и рассказал об акуле. Мальчики быстро поплыли к берегу. Джозеф Данн, младший из всех, последним выходил из воды. Когда он стал подниматься по лестнице, что-то похожее на огромные ножницы схватило его правую ногу ("Я почувствовал, как акула заглатывает мою ногу, - рассказывал он позднее, - я уверен, она могла бы проглотить меня целиком".)
Джозеф закричал, и товарищи подбежали к лестнице. Свободной ногой Джозеф изо всех сил бил по воде. Майкл Данн и еще два мальчика схватили его и стали тянуть к себе, не обращая внимания на то, что зубы акулы сдирают ему с ноги кожу и мясо. В этом состязании ставкой была жизнь. Кто кого?.. С минуту акула продолжала тащить мальчика вниз, затем вдруг отпустила его и... растворилась в воде. Джозеф был свободен. Третью жертву акулы (все три - на протяжении одного часа) удалось вырвать из пасти смерти.
Всю ночь и все утро, при свете фонарей, а затем при первых проблесках зари, Мэтавон-Крик был полем битвы. Взрыв за взрывом сотрясал воздух, фонтаны воды вздымались в небо. Сотни людей, вооруженных косами, вилами и старыми гарпунами, снятыми со стен гостиных, запрудили берега, в ход пошли ружья и пистолеты. Когда начался отлив, реку стали прочесывать вброд, держа наготове ножи и даже молотки. Это была настоящая оргия мщения.
Скоро Мэтавон-Крик во всех направлениях был перегорожен рыболовными сетями и проволочной сеткой. Городок заполонили репортеры и фотокорреспонденты. Снова взрывали динамитные шашки - на этот раз двойную порцию ради операторов кинохроники. В мэтавонских магазинах кончились все взрывчатые вещества и патроны.
- Поймали! - закричал один человек, затем другой... третий... Сообщения прибывали вместе с приливом: в западню попалась одна акула, две, три, четыре... Но с отливом сообщения изменились: одна акула, две, три, четыре... все акулы ускользнули из западни.
Поймана акула была только через шесть дней, и поймал ее не кто иной, как капитан Котрелл. Он поднимался по Мэтавон-Крик на своей моторке вместе с зятем, Ричардом Ли, и в 370 метрах от залива, неподалеку от моста, с которого он впервые заметил смертоносную тень, увидел, как в волнах появился спинной плавник и сразу исчез. Котрелл и Ли тут же спустили в воду несколько метров сети с грузилами по нижнему краю и пробочными поплавками по верхнему. Сеть выгнулась дугой, так как начался отлив и вода стала спадать. Оба конца сети были закреплены в лодке. Искусно лавируя, капитан ухитрился зажать акулу между сетью и моторкой. Акула отчаянно сопротивлялась, но люди сантиметр за сантиметром вытягивали сеть, которой суждено было стать саваном акулы.
Используя корпус моторки как наковальню, Котрелл раз за разом бил акулу по голове огромной деревянной колотушкой. Убедившись, что акула наконец мертва, Котрелл вытащил ее на берег. Она весила сто четыре килограмма и была длиной в два с лишним метра. Он выставил ее на обозрение в сарае, где держал снасти, и там перебывали все жители Мэтавона и Кипорта от мала до велика. Они согласны были стоять в очереди и платить по десять центов за вход, лишь бы увидеть "грозу Мэтавон-Крик".
* * *
Но поимка предполагаемого убийцы не положила конца рассказам, которые ходили по всему восточному побережью США от Флориды до Род-Айлснда. Буквально каждый прибывавший в Нью-Йорк корабль привозил с собой новую порцию этих рассказов. Число акул, которых якобы видели возле Файер-Айленда и Лонг-Айленда, возросло до нескольких сотен. Были созданы вооруженные отряды, которые должны были выследить этих акул.
Теории о причинах их появления множились с не меньшей быстротой, чем акулы. Говорили, что бомбардировки в Северном море заставили акул пересечь Атлантический океан в поисках тихого местечка. Что акулы стали нападать на людей, так как были лишены своего обычного рациона - отбросов с пассажирских кораблей, изгнанных с моря другими акулами - германскими подводными лодками. Мировая война дала начало и еще одной теории: акулы якобы изменили свое меню, потому что реки выносили в море множество трупов, и акулы могли теперь всласть наедаться мертвечиной. Один из писак, подвизавшихся в "Нью-Йорк таймс", не поленился произвести подсчет и утверждал, что более двенадцати с половиной тысяч жертв войны нашли свою могилу в утробе акул.
Логика и разум не устояли перед паникой. Какая-то женщина заявила, что видела акулу у пляжа в Ойстер-Бей на Лонг-Айленде и потребовала у Рузвельта, чтобы он немедленно принял меры. Пловец на длинные дистанции предложил проплыть по всей нью-йоркской гавани... в проволочной корзине. В "Нью-Йорк таймс" лучшая американская пловчиха Аннет Келлерман давала пловцам совет нырять под акулу, если она набросится на них. "Так как акула кидается на вас, перевернувшись кверху брюхом, - объясняла она, - у вас есть шанс спастись, если расстояние до берега или другого безопасного места не очень велико". На первой полосе одной из газет девица из кордебалета сообщала потрясающую новость: ей удалось избежать зубов акулы, исполнив перед ней импровизацию из пируэтов и хлопков. Люди-акулы наживались на "специальных плавательных курсах", обучая людей тому, как перехитрить акул. Говорили даже, что акулы - вовсе не акулы, а черепахи.
И вдруг, так же неожиданно и необъяснимо, как они появились, акулы исчезли и снова стали всего лишь тенями в море.
Почему?
Почему за двенадцать дней произошло пять нападений на людей почти в одном и том же месте, причем там, где раньше акулы вообще не появлялись?
Почему?
После того, как паникеры и болтуны оставили сцену, вперед выступили ученые-специалисты. У ученых был довольно растерянный вид.
Исследовав все случаи нападений акул на человека, доктора Никольс, Марфи и Льюкас - три специалиста по акулам - попытались дать им свое объяснение. "Единственное, чем я могу объяснить неожиданное появление акул, - говорил доктор Льюкас, - это тем, что 1916 год - "акулий год". В соответствии с этой "теорией" Никольс и Марфи писали следующее: "Вполне вероятно, что этим летом акулы появились здесь в небывалом ранее количестве и что мы имеем дело с необычайно крупной миграцией акул, которую можно сравнить со спорадическим переселением червей, медуз, кузнечиков или леммингов - переселением, источником которого служит перепроизводство и прочие еще мало изученные нами природные факторы".
Кроме теории "акульего года" было выдвинуто предположение, что к берегам акул пригнал голод. Из-за нехватки обычной пищи акулы стали рыскать вдоль берегов в поисках новой добычи, и пять раз жертвами оказались люди.
* * *
В жаркий августовский полдень 1960 года, через сорок четыре года после появления акул у берегов Нью-Джерси, Джон Бродер, двадцатичетырехлетний бухгалтер, и Джин Филармо, его двадцатидвухлетняя невеста, рука об руку вошли в волны прибоя на пляже Си-Гирта (Нью-Джерси) не более чем в трех километрах от Спринг-Лейк, где задолго до того был убит Чарльз Брудер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25