С левой стороны, сквозь рощицы «огненных» деревьев, корни которых утопали в алых лужицах из лепестков, Питеру открылись голубые недвижные воды лагуны, а вдали, словно развевающаяся на ветру гирлянда белых цветов, кипела морская пена, обозначая, где проходит риф. Справа тянулась цепь плавно переходивших один в другой холмов, усеянных, словно веснушками, пестрыми домишками; каждый домик был окружен садиком с аккуратной оградой из бамбука. В этих крохотных садиках росли кокосовые пальмы, сахарный тростник, распушившиеся, словно птичьи хвосты, кусты маниоки, огромные блестящие листья сладкого картофеля, и повсюду — огромные хлебные деревья, готовые щедро одарить путника своей тенью. Козы, привязанные к деревьям, недобро глядели на проезжавших и раздраженно блеяли, а целые орды цыплят, гусят и индюшат, прервав свое безмятежное купание в дорожной пыли, с писком вырывались из-под колес, хлопая крыльями, и скрывались под защитой кустов.
– А славная девушка эта Одри! — задумчиво сказал Ганнибал.
– Восхитительная! — поддержал Питер.— Удивляюсь, что она до сих пор не замужем.
– Чересчур много трезвого расчета и ирландского упрямства,— заметил Ганнибал.— И то сказать: здесь не найдется никого, достойного ее руки. Кроме меня, конечно, но она слишком благоразумна и меня избегает…— Тут Ганнибал захихикал.
– Ее отец — самый настоящий сумасшедший ирландец. Он заведует редакцией местной газеты «Голос Зенкали», прославившейся своими скандальными передовицами и таким количеством ошибок и опечаток на каждой странице, каким не грешило ни одно издание со времен первого выхода в свет «Кентерберийских рассказов»1. Вот только позавчера во всю первую полосу был напечатан портрет нашего доблестного короля, подстрелившего на охоте огромную-преогромную дикую свинью, со следующей подписью: «Миссис Амазуга, которой сегодня исполняется сто пять лет, с сыном». А на второй полосе — фотография этой несчастной леди (на которую очень кокетливо поглядывает стоящий рядом с ней мужчина) и подпись: «Бесстрашный охотник и на сей раз не остался без добычи». Ну, каково? Вполне достаточно, чтобы бедняжку хватило два инфаркта
подряд и она уж точно не дотянула бы до сто шестой годовщины! Чего греха таить — этот полоумный старина Дэмиэн постоянно шокирует нас подобными ляпами… Недав-
1 «Кентерберийские рассказы» Дж. Чосера (1340(?)—1400) —один из первых памятников на общеанглийском литературном языке.
но он печатал рекламу заведению «Мамаша Кэри и ее курочки». Должно было быть: «Льготная продажа всевозможных напитков. Фирма истинных женщин «Мамаша Кэри и ее курочки». При верстке из набора почему-то выпало «Всевозможных напитков. Фирма»… Впрочем, это и без рекламы ясно.
Питер чуть не до слез смеялся, когда слушал это.
– А что же, Одри помогает ему? — спросил он.
– И да, и нет. Пытается отучить его пить — пусть лучше кушает побольше да просматривает корректуру, чтобы ошибок было поменьше. Но в условиях, когда редактор — ирландец, а метранпаж и все сотрудники — зенкалийцы, этот труд требует такой самоотдачи, какая под силу разве что святому.— Тут Ганнибал, заметив движущуюся им навстречу тележку, крикнул своему вознице: — Гляди в оба! Видишь эту черную тучу на нашем зенкалийском горизонте? Это наш общий друг Лужа!
Поравнявшись, рикши остановились, и Питер принялся с любопытством рассматривать человека, которого все считали исчадием ада. Он был низкорослый (всего каких-нибудь пять футов) и очень стройный, будто обглоданный скелет цыпленка обернули в изящный коричневый пергамент. Белые как снег, тщательно причесанные волосы, огромный нос крючком и большие, совершенно лишенные выражения черные глаза делали его внешность весьма запоминающейся. Он был одет в изысканный бледно-серый костюм и белую шелковую рубашку с манжетами, напоминающими по форме зубчатые стены и плотно облегающими тонкие запястья, на одном из которых красовались блестевшие на солнце золотые часы. Его ботинки, блестевшие словно отполированные морскими волнами раковины, видимо, были изготовлены с той же любовью, что и костюм. Завершающим штрихом являлся старый галстук, какой обыкновенно носят игроки в регби. Он наклонился вперед в своей повозке, причем взгляд его оставался таким же плоским и лишенным выражения, как у кобры, а губы приоткрылись на один-два миллиметра, обнажив белые маленькие, как у щенка, зубки.
– А, Ганнибал, дружище,— сказал он с неожиданной теплотой, но глаза были по-прежнему холодны.— Куда путь держишь?
– С добрым утром, Лужа,— сказал Ганнибал с язвительной улыбкой.— Мы в гости к Кинги. А ты обратно? Там же должна быть важная встреча в полдень. Как же они без тебя?
– Знаешь, дорогой Ганнибал, без любого из нас можно обойтись. Но я там появлюсь. Такая досада, забыл кое-какие бумаги, вот и возвращаюсь за ними,— сказал Лужа и перевел взгляд на Питера.— А вы, надо полагать, мистер Флокс, новый помощник Ганнибала? Очень приятно, меня зовут Мурамана Лужа. О, я хорошо знаю вашего дорогого дядюшку! Как я рад вас видеть! Простите, но из-за этих огромных колес — тоже выдумка нашего обожаемого монарха, которому не откажешь в чувстве юмора! — я не могу пожать вам руку и поприветствовать вас как следует. Ну ничего, в следующий раз обязательно!
Он помахал тонкой ручонкой, и его тележка умчалась вдаль.
– Черт возьми,— сказал Питер,— какое отвратное создание! Даже если бы я ничего не знал о нем, все равно сказал бы, что он омерзителен! Один его вид отравляет все вокруг. А с виду такой смирненький: представьте себе, что вы перевернули большой камень и обнаружили затаившегося под ним якобы безобидного, а на деле ядовитейшего скорпиона!
– Совершенно верно,— согласился Ганнибал.— Ну, теперь убедился, каков он? Лисица в курятнике, кошка в голубятне и жук-древоточец в деревянной стене — все в одном лице. А что, он и вправду знаком с твоим дядюшкой?
– Дядюшка ничего не рассказывал мне о нем,— ответил Питер.
– Хм… Это любопытно. Оч-чень любопытно,— сказал Ганнибал и, развалившись, надвинул на глаза свой фантастический шлем и уснул.
Дорога все петляла и петляла вокруг Дзамандзара и наконец устремилась на мыс, возвышавшийся над Заливом пересмешников. Рикши подкатили к воротам из кованого железа с гербом Зенкали — дельфин и птица-пересмешник по обе стороны дерева амела. Две кордегардии охраняли въезд в королевскую резиденцию; при них неотлучно находились два высоченных солдата-зенкалийца, одетых в желтые, расшитые золотом куртки и черные брюки; на головах у них красовались большие белые тропические шлемы, из которых торчали, грациозно изгибаясь, страусовые перья. Правда, они не производили того величественного впечатления, какое должны были бы производить защитники отечества, поскольку один сидел на корточках и метал кости, а другой задумчиво ждал результата. Ружья, давно бывшие без дела, мирно покоились в стенах кордегардий. Но как только рикши завернули за угол, часовые тут же бросились за ними, и когда повозки подкатили к воротам, оба уже, как положено, с ружьями на плече старательно маршировали на месте.
– Мы приехали к Его Величеству королю,— объяснил Ганнибал.— Открывайте ворота, парни!
Часовые отворили ворота, и рикши понеслись по петляющей дорожке, обсаженной огромными манговыми и баньяновыми деревьями. А вот и дворец: большое невысокое здание, сооруженное из массивных коралловых блоков и раскрашенное бледно-розовой краской, было похоже на замечательный, хотя и несколько странный торт, выпеченный лучшим кондитером. Наконец возницы остановились, тяжело дыша и лоснясь от пота. Открылись парадные двери, и показался мажордом, одетый в алую униформу и с феской на голове. За ним следовали трое слуг рангом пониже, одетых в белую униформу.
– С добрым утром, сэ', мистер Ганнибал,— сказал мажордом, улыбаясь от уха до уха.— Как вы себя чувствуете?
– Прекрасно, Малапи,— ответил Ганнибал, вылезая из повозки.— Будь умницей, отведи этих чертовых собак на кухню, ладно? Да смотри, не давай им слишком много есть, а то еще, чего доброго, изгадят мне все ковры! А где Кинги? Я привез представить ему нового масса — мистера Флокса.
– Проходите, масса, проходите,— сказал Малапи, кланяясь Питеру.— Кинги в саду, сэ', мистер Ганнибал. Сюда, пожалуйста.
Он повел их быстрым шагом в большой сумрачный зал, полный странных запыленных портретов, а оттуда — в залитый солнцем сад, расположившийся в квадратном внутреннем дворике, образованном стенами здания. Лужайки здесь были точно бархат, а два-три десятка крохотных фонтанчиков плели туманные кружева из капель в недвижном воздухе, напоенном ароматом сотен различных цветов, населявших многочисленные клумбы.
На траве кормилась целая стая голубей — они были похожи на белое конфетти, рассыпанное по зеленому бархату. В углу распустили хвосты два павлина, в восторге любуясь собою. В центре сада высилась небольшая беседка в виде пагоды: на колоннах, сложенных из коралловых блоков, покоились массивные поперечные деревянные балки. На верхушке разрослась красная бугенвиллея, дрожавшая и искрившаяся от мириад бабочек, мотыльков, жуков, пчел и прочих насекомых. В тени, которую давало это ползучее растение, был подвешен гамак, способный с комфортом приютить четырех человек среднего роста и нормальной комплекции. Но предназначен он был для единственной персоны — короля Тамалавалы Третьего.
Ростом монарх был шесть футов четыре дюйма, вес его превышал двести пятьдесят фунтов. Комплекцией он походил на хорошую гнедую ширскую лошадь. Его большое мягкое лицо с широкими, но не мясистыми губами и прямым носом было ближе к полинезийскому, нежели к африканскому типу. Зрачки были размером с грецкий орех, а благодаря ярким белкам казались еще огромнее. На нем был длинный струящийся белый халат с кружевными оборками вокруг шеи и запястий, украшенный вставкой английской вышивки, как у ночного халата викторианской эпохи. На голове — алая тюбетейка, расшитая золотыми цветами, на ногах — простые красные кожаные сандалии. Золотой браслет на запястье и золотой перстень с сапфиром величиной с порядочный кусок колотого сахара — вот все, что он носил из украшений. Владыка возлежал на спине, свесив ногу из гамака, и, нацепив на кончик носа очки в роговой оправе, читал «Тайме». Все вокруг было завалено газетами на разных языках. На журнальном столике, стоявшем подле гамака, покоились атлас, пять словарей, ножницы, ручки и большой альбом для вырезок.
– Привет, Кинги! — бесцеремонно крикнул Ганнибал, когда он и Питер добрались по мягким бархатным лужайкам до беседки, увенчанной бугенвиллеей.— Привет! Ну как вы?
Кинги отложил газету и сдвинул роговые очки на лоб. Его лицо озарилось искрометной приветственной улыбкой, и владыка спрыгнул с гамака прямо на груду газет.
– Ганнибал, ах ты проказник, почему опоздал? Я думал, ты совсем не приедешь,— сказал он глубоким насыщенным голосом. Он нежно взял руку Ганнибала своими могучими ручищами и мягко пожал ее.
Простите, но мы задержались в пути,— извинился Ганнибал.— Это все господин Флокс виноват… Он всю дорогу забавлял меня рассказами о своих донжуанских похождениях.
Кинги обратил свою ослепительную улыбку к ошарашенному Питеру.
– Мистер Флокс! — прожужжал он.— Рад приветствовать вас на Зенкали!
– А я очень рад, что приехал сюда, ваше величество,—сказал Питер.— Я уверен, что ваше королевство подарит мне немало наслаждений.
– Ну, если вы имеете в виду донжуанские похождения,— продолжил король,— то боюсь, с этим у нас будет скучновато. Правда, Ганнибал?
– Да нет,— попытался возразить Питер,— я вовсе не гоняюсь целыми днями за женщинами, как вы могли заключить из слов Ганнибала.
– И очень жаль,— серьезным тоном сказал Кинги, лукаво подмигивая при этом своими карими глазами.— А то внес бы хоть какое-то разнообразие в здешнюю безмятежную жизнь. Чего стесняешься, подойди ближе! Отведай моего излюбленного напитка!
Кинги подал Питеру и Ганнибалу стаканы и наполнил их из термоса белой тягучей жидкостью.
– Ну, что скажешь? — с волнением спросил он, когда Питер отхлебнул глоток и судорожно сделал глубокий вдох.
– П-превосх-ходно,— прохрипел Питер.
– Так, пустячок. Сочинил от скуки в часы досуга,— гордо изрек монарх.— Значит, так: берешь белый ром, корицу, добавляешь в равных дозах кокосовое и обычное молоко — и готово. Меня с одного глотка так пробирает, что пришлось окрестить свое изобретение «Оскорбление величества».
Он сел назад в гамак, надвинул очки на нос, отхлебнул из стакана и прополоскал жидкостью рот.
– Ну, мистер Флокс,— сказал он,— надеюсь, вы привезли нам массу новостей из внешнего мира?
– Боюсь, что нет, сэр,— ответил Питер.— Видите ли, перед отъездом сюда я был на Барбадосе, а это отнюдь не центр цивилизованного мира.
– Очень жаль,— вздохнул король.— Как видите, я пытаюсь узнать из газет обо всем, что творится на свете, но поскольку они приходят с опозданием на месяц, я всегда чуть не последний узнаю о нашумевшем скандальном убийстве или о том, кто кому наставил рога. Если бы вы знали, как это тягостно! Направишь ноту соболезнования какому-нибудь главе государства, а тебе ее возвращают с пометкой: «По данному адресу не проживает». Вот у всех и создается впечатление, будто меня не интересует, что делается в мире.
Ганнибал чуть было не рассмеялся, но сумел себя сдержать.
– Мистер Флокс,— продолжил владыка,— не удивляет ли вас порой мировая пресса? Когда читаешь все эти документы, начинаешь думать, что они сочинены слабыми людьми, про слабых людей и для слабых людей. Так, кажется, говаривал Авраам Линкольн, я не ошибся? Но все те редкие случаи, когда я получал удовлетворение от прессы,— все они здесь, в альбоме! Месяц назад я прочитал о случае в Сербитоне, где я проходил практику в бытность студентом Лондонской школы экономики. Что бы вы думали?! Идет себе человек смирненько, никого не трогает, и вдруг ему на голову — бац! — огромная сосулька, которая мгновенно лишает его сознания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32