ящик, на котором восседал человек, да белая пена, покрывавшая воду.
— Привет, утяточки, — ласково сказал я, прервав пение. — Ну что, пойдемте поплаваем?
Утята о чем-то пошептались. Придя к выводу, что пена может оказаться съедобной (чем-то вроде сдобного хлеба), они решили попробовать. Все, как один, приблизились к воде и окунули в нее клювы, но самое интересное, что они признали пену съедобной, чем-то вроде шербета, пахнущего лавандой. Я испугался: вдруг пена содержит некие ядовитые субстанции, бросился искать свою палку и обнаружил, что, по дурости оставил ее висеть на дереве примерно в двадцати футах. Пока я бегал за ней, утята забрались под крышку громотрона, и выгнать их оттуда было невозможно.
Следующее мгновение заставило меня задуматься уже не об их безопасности, а о моей собственной. Сквозь отверстие в крышке громотрона утята увидели те части моего тела, которые неприлично показывать на публике, и, естественно, они открылись им впервые. Старшенький утенок крякнул: что бы это могло быть? Два других тоже заинтригованно закрякали. А вдруг это невиданные лакомые плоды? Отчего бы не попробовать?
…Если бы в этот момент ветер дул на Антананариву, то мой дикий вопль был бы, без сомнения, там услышан. На крик прибежала Ли, но, увидев, что произошло, залилась истерическим смехом и наверняка упала бы, если бы не прислонилась к дереву. Иные жены самоотверженно несутся на выручку мужьям в экстренных случаях, но есть и такие, которые столь равнодушно взирают на их горе, что позавидовал бы сам маркиз де Сад.
— Что ты, дуреха, стоишь веселишься?! Гони к черту этих уток, пока они не защипали меня до крови! — прорычал я.
В конце концов Ли взяла себя в руки и прогнала утят. Но с этого дня всякий раз, отправляясь в душ, я сначала убеждался, со мной ли моя палка. Я и раньше относился к семейству утиных с известным предубеждением, но после этого случая окончательно возненавидел их.
Выше я как-то упомянул, что утятушки-ребятушки рискнули попробовать на вкус банку из-под сардин. Мы не выбрасывали, а мыли и тщательно собирали их у себя в лагере, потому что в такой бедной стране, как Мадагаскар, подобные вещи в огромной цене. К бутылкам почтение, как к старинным бутылям, из коих пил Шекспир; к картонным коробкам — как к шкатулкам из сандалового дерева, инкрустированным янтарем и золотом; пустая банка из-под сардин или лучше из-под тушенки ценилась дороже, чем редкостная китайская ваза династии Мин. Мы решили разделить все это богатство между двумя скромными и милыми девицами — Вероникой и Армадиной, и они взирали на все растущую кучу алчными глазами.
Однажды нам открылось, что вскоре Веронике исполняется двадцать лет, и, в очередной раз отправившись на рынок, мы решили купить ей подарок, но тщетно: как выяснилось, в городе нет ничего, что могло бы порадовать женское сердце. Не нашлось даже сережек и ожерелий, тех, что на вид из литого золота, а на деле — грош им цена. Наконец, к нашему удивлению, мы нашли флакончик какого-то благовония, запах которого свалил бы с ног слона. Вероника была польщена. но я чувствую за собой вину: боюсь, что, если она им воспользуется, ее шансы выйти замуж снизятся, по крайней мере, наполовину — разве что у ее ухажера окажется хронический насморк.
Между тем приближался конец срока пребывания в нашем лагере телевизионной группы, а удача все обходила нас стороной. Конечно, мы выслушивали тьму историй о полчищах ай-ай где-то чуть дальше по дороге, но, прибывая на место, обнаруживали в лучшем случае старые гнезда, которые непонятно кому принадлежали — ай-ай или крысе, и в любом случае мы не заставали хозяев дома. Но нашей главной заботой стал Микки. Бедняга, как говорится, сдал. Изо дня в день работая на износ, он все меньше походил на того Майка, которого мы знали и любили. Мы пригласили местного доктора, который сделал ему (нашим шприцем и нашими иглами) несколько инъекций, но они не принесли ожидаемого облегчения. Майк исправно глотал пилюли и порошки, которые медицинские светила советуют всем, кто едет на Мадагаскар, так что болезнь его оставалась для нас загадкой. У него резко подскочила температура, что крайне нас взволновало. К счастью, Мананара была связана со столицей тремя авиарейсами в неделю, и мы решили отправить больного в Тану, где, по крайней мере, имелись условия для надлежащего ухода. Обеспечить таковые в палатке высотой три фута и шириной семь, да еще такому крупному мужчине, было крайне сложно. Но едва мы собрались эвакуировать беднягу самолетом, разверзлись хляби небесные. В моем дневнике появилась следующая запись:
«Льет как из ведра. Затопило палатку. Майку все хуже. Из-за сырости мои бедра и суставы болят все сильнее. Я с трудом могу двигаться. Единственное, что остается, дабы помочь экспедиции, — уйти из жизни».
Температура Майка перевалила за сорок, он часто бредил. Было совершенно очевидно, что его нельзя от-правлять одного. Но если из команды выбывают двое — со съемками можно распрощаться, так что в итоге улетели все телевизионщики. Когда мы их провожали, бедный Тиана был так огорчен расставанием, что залился потоком слез, и все, как могли, утешали его.
Когда телегруппа уехала, лагерь опустел и выглядел безжизненным. Это были чудесные люди, с которыми так хорошо работалось. Вот если бы еще поездка была чуть удачливее… Правда, Профессор Нет Проблем выручил нас, предоставив в наше распоряжение Верити, а то мы бы полностью прогорели на этой поездке. Мы печально сели за ужин. Становилось темно, и в чашках с песком, мерцая, догорали огарки свечей. Потом они находили свой вечный покой на маленьком кладбище окурков.
Семь белых цапель, гнездившихся недалеко от нашего лагеря и улетавших за несколько миль на рыбалку к морю, возвращались обратно к своему гнезду. Изысканно белые, они мягко взмахивали крыльями, сияя как звезды над темнеющей рекой и деревьями.

Глава девятая. ЯВЛЕНИЕ АЙ-АЙ

На следующий день после обеда Кью отправился осмотреть несколько гнезд, которые, как он мрачно предсказал, оказались гнездами крыс. Джон уехал за покупками в город, а Ли возилась в домике для животных. Я сделал кое-какие записи в дневнике, поскольку пропустил два дня, и решил отдохнуть. Первым делом я изгнал моего старого приятеля — петуха и сопровождавших его кур, которые искали у меня в постели насекомых; затем лег и попытался предаться прекрасным мыслям. Это оказалось нелегко, потому что петух, оскорбленный изгнанием, решил продемонстрировать высший класс пения. Третья пущенная мной палка достигла цели. Он понял намек и удалился вверх по тропинке на холм.
Я как раз собирался помечтать о чем-нибудь добром, когда услышал, как Ли зовет меня. Я выглянул из палатки прямо из лежачего положения и увидел, что она бежит ко мне. В руках у нее было что-то похожее на старый мешок, набитый проволокой, из которой делают клетки для кур. Так оно и оказалось: это была грубая проволочная клетка, ради предосторожности засунутая в мешок.
— Взгляни, что мы принели! Взгляни, что мы принели! — кричала она, и лицо ее светилось радостью и волнением, как у ребенка, получившего на Рождество неожиданный и роскошный подарок. Я взглянул и понял, что радоваться и впрямь было чему.
В проволочной клетке сидела взрослая самка ай-ай с детенышем, впрочем достаточно большим, чтобы быть отнятым от груди. Мамаша была явно перепугана, но младенец, похоже, воспринимал происходящее как часть богатой палитры жизни и озирался большими любопытными глазами, в которых не было и тени страха. Таким образом, через сутки после отъезда телевизионной группы мы обрели ай-ай, и притом не одного, а целых двух.
— Входи, — молвил я, с известным трудом поднимаясь из лежачего положения. — Сначала пересадим его в пристойную клетку.
— Посмотри на детеныша, ну разве не лапочка? — спросила Ли.
— Да, да, — сказал я, — только сначала пересадим его в новое жилище, а потом уж рассмотрим как следует.
Мы поднялись на холм, где стоял домик для животных. Там нас поджидали два сияющих крестьянина — ловцы ай-ай. Радоваться конечно же было чему: они не только избавили свое хозяйство от напасти, но еще и получат какое-никакое вознаграждение! Когда клетка была подготовлена и мы не без труда переселили ай-ай из временного жилища в более просторные апартаменты, я, к своему несказанному облегчению, смог убедиться, что оба животных целы и невредимы. К моему удивлению, мамаша не бросилась разведывать новое жилье (как этого следовало бы ожидать от вновь пойманного существа, которое примется искать безопасный уголок), но просто легла на пол, словно загипнотизированная. Детеныш же, которому явно хотелось освоить новое пространство, боялся далеко отходить от матери.
— Ее не могли ушибить? — с тревогой спросила Ли.
— Да нет. По-моему, она сознает потенциальную опасность ситуации и пребывает в трансе. Ей же не объяснишь, что мы не хотим ей зла. Вот несмышленыш считает все происходящее забавным приключением, но приучен не удаляться далеко от мамочки. Никогда ведь не знаешь, как животное себя поведет. У меня жил один зверь, который стал есть с рук через десять минут после поимки, зато другой ничего не ел три дня, и я уже думал, что придется выпустить его на волю. Но все-таки он начал есть, да так, что вконец разорил меня.
— А не покормить ли этих? — спросила Ли.
— Да мамаша пока не хочет. Она попила воды, а несмышленыш готов ее всю высосать. Самое правильное — оставить их в покое.
Так мы и сделали — накрыли клетку и оставили их в покое.
Вернувшись к палаткам, мы усадили отважных ловцов на почетные места, угостили их сигаретами и выдали причитающийся гонорар. Они же в седьмой или восьмой раз расписали нам во всех подробностях, как поймали ай-ай, каждый раз дополняя рассказ новыми деталями и расписывая, как они еще готовы нам послужить. Потом ловцы несколько раз пересказали наши эмоции и чувства при получении животных, как будто мы сами в том не участвовали. А все же забавно такое слушать. Люди, читавшие мои книги, часто подробнейшим образом пересказывают мне их содержание, а добравшись до смешного эпизода, без устали излагают его снова и снова, чтобы убедиться, что до меня дошла суть. Порой после этого так и хочется сказать: «Черт возьми, интересная книженция! А не купить ли и мне?»
Когда вернулись Джон и Кью, радости не было границ. Еще бы: после стольких трудов и неудач выглянуло-таки ясно солнышко. Более того, я даже не слышал жалоб, что второй ужин подряд одни сардинки да тушенка. От избытка бурливших в нас чувств мы сделались столь добрыми, что даже позволили Джону исполнить фрагмент арии венецианского мавра — но вполголоса, чтобы не потревожить наших новых гостей.
Ли приготовила нашим подопечным еду, и мы отправились поглядеть, как они себя чувствуют. Самка все-таки слегка поменяла позу, но все еще смотрела с тем выражением, какие я видел у пациентов больниц в часы посещений, когда они с тоской во взоре глядят на нагрянувших к ним домашних, нагруженных фруктами, свертками, коробками конфет и новостями из дома. Впрочем, детеныш отнесся к нашему визиту как к главному событию сегодняшнего вечера и с интересом наблюдал, как Ли раскладывала перед ним палки сахарного тростника, кокосовый орех, хлебные шарики с медом, ставила блюдце с фруктовым салатом и еще одно — с копошащимися личинками жуков. Он даже осмелел и съел кусок банана. Обитавший на вилле по соседству Верити трескал, как поросенок, но этим подавал хороший пример.
Первый этап задачи был выполнен, мы обменялись поздравлениями. Теперь оставался самый пустяк: поймать еще четырех ай-ай, по два каждого пола. А самое лучшее, что мы могли сделать сейчас, — отправиться спать и смотреть безмятежные сны.
Я проснулся на заре после тихой ночи. Наши белые цапли, как всегда в положенный час, снялись с места и вылетели к морю, плавно махая крыльями над рекой. На какое-то мгновение в тумане, словно опал, мелькнул зимородок. До меня донесся каскад прозрачных голосов кукушек, начавших свой утренний зов. Потом с противоположной стороны реки долетело зловещее «чук… чук… чук…» вроде того, как забивают гвозди в крышку гроба. Это был стук топора, за которым последовал предсмертный всхлип срубленного дерева. Теперь я наглядно убедился, сколь важна была наша миссия: каждый удар топора или мачете — не только удар по экологии человека, но и удар по королевству ай-ай.
Мы поднялись к домику животных посмотреть, что съели наши пленники. Это всегда волнующий момент — если животное начинает есть сразу, можно вздохнуть с облегчением. Если же нет — приходится ломать голову, как заставить его есть. Я надеялся, что соседство Верити, который лопал, как поросенок (простите, что повторяюсь), разбудит аппетит и у вновь пойманной самочки. К нашему разочарованию, этого не произошло. Только на палке сахарного тростника были едва заметны следы зубов, а самка по-прежнему подозрительно взирала на нас, точно старая дева на притаившегося у нее под кроватью хиппи с гитарой, Отношение детеныша было куда более терпимым — он был даже рад, что цирк опять приехал. Мы заметили, что бананов поубавилось, но подозревали, что это скорее детеныш, чем мамаша.
Когда у тебя два животных в одной клетке, трудно судить, сколько кто съедает, разве что установить круглосуточное наблюдение. Впрочем, в данном случае мы знали, что с детенышем все в порядке и что он по-прежнему выдаивает маму как корову. Все, что нам оставалось сделать, — взять самку под тщательное наблюдение и молить судьбу, чтобы она поскорее снизошла до нашего щедрого угощения, иначе придется скрепя сердце отвезти обоих туда, где их поймали, и выпустить. Мы поворчали на Верити, что он недостаточно усердствует в подавании примера. Так или иначе, мы вынуждены были ждать. Самка пребывала в хорошем состоянии, и несмотря на то, что детеныш нещадно высасывал ее, ничего страшного бы не случилось, если бы она пару дней поголодала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27