Мятеж начался после моего отъезда. Но разве нет моей вины в том, что мы не использовали всех возможностей для ликвидации его в самом зародыше? Есть. Мы не раскрыли контрреволюционное гнездо, которое Антонов свил в кирсановской милиции. Слишком поздно раскусили его, проявили недопустимую слепоту. Позволили скрыться… И вот — пожар… За это надо отвечать. Всем, кто виноват. В том числе и мне. Потому и написал рапорт.
Янкин невесело усмехнулся:
— Когда привлекают к ответственности, приятного мало. Но я знал, что Феликс Эдмундович сумеет правильно и беспристрастно разобраться во всем. И если не привлекли, значит, совесть моя перед партией чиста.
Не думали мы во время этого разговора, что скоро и нам, липецким чекистам, предстоит окунуться в самую гущу все более нараставших тревожных событий.
К началу августа кулацко-эсеровское восстание перекинулось с Тамбовщины в смежные уезды Саратовской, Воронежской и Пензенской губерний. Оно могло привести к очень серьёзным осложнениям для всей Советской страны, блокированной белогвардейцами и интервентами. И на борьбу с антоновцами Центральный Комитет партии направил кроме частей Красной Армии уже не раз проверенные в битвах с контрреволюцией силы — чекистов.
В охваченных мятежом уездах помимо чекистских органов, которые там имелись, срочно создавались выездные сессии губчека с весьма широкими полномочиями. Они представляли собой крупные оперативные группы, усиленные красноармейскими отрядами. Это позволяло чекистам, во всей своей работе опиравшимся на деревенскую бедноту, успешно разыскивать, преследовать и уничтожать бандитские шайки.
Я.Ф.Янкина назначили председателем выездной сессии губернской ЧК в Борисоглебском уезде. Мог ли я не обратиться к нему с просьбой взять и меня с собой! Почти не надеялся на согласие, а когда услышал ответ, то чуть не вскрикнул от радости.
— Что ж, собирайся. На фронт тебя не пустил, а с собой возьму. Только учти, что очень тяжёлой работы там будет много. Впрочем, это и лучше: на собственном опыте узнаешь, что значит жизнь чекиста в боевой обстановке, где каждую секунду нужны находчивость, решительность и смелость. Родным ничего не говорил?
— Нет.
— И не надо. Я сам позвоню отцу и предупрежу, что едешь со мной в командировку. Так твоим домашним будет, пожалуй, спокойнее.
Из липецкой ЧК Яков Фёдорович взял в свою группу только несколько оперативных работников, достаточно обстрелянных в борьбе с врагами Советской власти.
Поехали Степан Самарин, Захар Митин — комендант выездной сессии, опытный следователь Сазонов. Все другие сотрудники должны были присоединиться к нам на месте.
Состав группы подобрался боевой, закалённый, а красноармейский отряд, приданный ей на помощь, казался нам небоеспособным. Большинство бойцов, как выяснилось, были недавними дезертирами; под любыми предлогами и без предлогов они уклонялись от призыва в Красную Армию. Как поведут они себя в первом же бою с антоновцами? Но другого выхода не было, рассчитывать на более стойких людей не приходилось, да и группа должна была срочно выезжать на место. И, погрузившись в Борисоглебске на подводы, мы вместе с отрядом отправились в центр Уваровской волости, в большое село Уварово, где должна была разместиться выездная сессия губчека.
Крепенько жили местные богатей в этом торговом селе: в добротных — даже кой-кто в двухэтажных — домах под жестяными, на городской манер, крышами. Многие дома оказались покинутыми: хозяева-кулаки ушли в антоновские банды. Некоторые были заняты советскими и культурными учреждениями. Сразу бросилось в глаза то, что во всем Уварове нет ни одного разрушенного строения, ни единого пепелища. Или бандиты боялись соваться в село, или умышленно не появлялись в нем, чтобы не навлечь репрессий на свою, оставшуюся здесь, многочисленную родню. Но пока население волостного центра жило спокойно.
Хорошие дороги, в том числе и железная, которая связывала Уварово с другими районами и городами, в значительной степени облегчали работу чекистов. В случае необходимости мы могли быстро перебрасывать оперативные группы туда, где появлялись бандиты. А случилась бы опасность, на помощь нам самим могла быстро подоспеть помощь по железной дороге.
Наскоро разместившись и устроившись, сразу же приступили к работе.
Прежде всего постарались установить связь с беднотой и активистами во всех окрестных деревнях и сёлах. Удалось это не сразу, потому что люди оказались запуганными, буквально терроризированными антоновскими бандитами. Но, почувствовав поддержку и надёжную защиту чекистов, они сами потянулись к нам, предлагая любую помощь, на какую были способны. Вскоре в ЧК начали поступать сведения о том, где скрываются бандиты, какова их численность и вооружение, на какие деревни и села они готовят очередной налёт. И чем дальше мы вели расследование, тем больше инициатива в борьбе с антоновцами переходила к нам.
Это почувствовали и сами бандиты. То одна, то другая шайка вооружённого до зубов кулачья натыкалась на засады чекистов. С нашей помощью вооружалась, объединялась в отряды самообороны деревенская беднота. Нередко эти отряды, не дожидаясь чекистов, сами давали отпор небольшим бандитским шайкам.
Ещё с большей яростью вымещали кулаки свои неудачи на беззащитных и безоружных крестьянах отдалённых от Уварова деревень. Пытали, зверски мучили свои жертвы, вырезали целые семьи, грабили и сжигали дома заподозренных в сочувствии красным бедняков.
Каждый случай такого неслыханного разбоя тяжким камнем ложился на души чекистов.
В одно из воскресений в Уварово прискакал гонец из села Моисеево-Алабушки с известием, что к ним направляется конная банда Сашки Кулдошина численностью не менее ста человек. Яков Фёдорович немедленно поднял красноармейцев и чекистов в ружьё. Хотя мы нахлёстывали лошадей всю дорогу, антоновцы успели заскочить в Моисеево-Алабушки на полчаса раньше.
В бой вступили с ходу. Короткими перебежками, под яростным огнём антоновцев мы добрались до крайних домов села и зацепились за них. Вначале бандиты отстреливались, огрызались огнём, но стоило чекистам и красноармейцам подняться врукопашную, как они, несмотря на численное превосходство, вскочили на лошадей и умчались в сторону леса.
Будь наши кони посвежее, мы бросились бы в погоню и бандиты не ушли бы от нашей расплаты. Но они выбились из сил, и от преследования пришлось отказаться.
Долго стояла тишина на сельских улицах, пока один за другим начали выходить из своих убежищ люди. Здание сельсовета глядело на нас пустыми проёмами вырванных вместе с рамами окон и дверей. Земля вокруг него была усыпана изорванными документами. В сельмаге — хаос из рассыпанных, растоптанных продуктов, битой посуды, поломанных полок и прилавков. В высоком кирпичном фундаменте большого одноэтажного дома — зияющая брешь. Кто-то шепнул бандитам, что почти все активисты спрятались в подвале этого дома, те и ломились туда.
К счастью, внезапный приезд чекистов предотвратил кровавую расправу.
Только один человек погиб в Моисеево-Алабушках в этот день: милиционер, который недавно прибыл в это село на работу. Издали он принял приближающийся отряд антоновцев за красных конников и выбежал за околицу их встречать. А когда убедился в своей ошибке, было поздно: бандиты схватили парня, до полусмерти исхлестали нагайками, потом привязали к хвосту лошади и пустили её в галоп…
Обезображенный до неузнаваемости труп милиционера в изорванной в клочья одежде наши красноармейцы подобрали в полутора километрах от села. Вместе с нами его хоронили все односельчане. На сельском кладбище вырос ещё один холмик над могилой очередной жертвы осатаневшего от злобы кулачья.
Мы возвратились в Уварово, предупредив сельских активистов, чтобы те зорче следили за дальними подступами к своему селу, круглые сутки держали наготове гонца: появятся бандиты — тотчас зовите на помощь…
А через день опять срочный выезд в небольшое село Берёзово, куда, по полученным сведениям, приехал к своей родне один из главарей бандитских шаек. День выдался солнечный, погожий, и, когда мы приехали, Берёзово показалось нам таким мирным селом, словно в нем жили самые добродушные люди на свете. Тихим и мирным показался и дом бандита на краю села: во дворе ни души, только разомлевшие от полуденной жары куры копошились в пыли да сонный пёс лениво выискивал блох во всклокоченной шерсти.
Янкин приказал окружить дом и осмотреть его от подвала до чердака. Подошли с двух сторон, с улицы и со двора. Обе двери оказались запертыми изнутри. Постучались несколько раз, но на стук никто не ответил.
— Какие негостеприимные хозяева, — недобро усмехнулся Яков Фёдорович, — не хотят пускать, а? Придётся нарушить правила вежливости. Ломайте дверь!
Дверь слетела с петель после двух-трех ударов прикладами. Вошли в сени и открыли ещё одни двери, которые вели в хату. Но ни в сенях, ни в избе, ни в глубоком подвале мы не нашли ни души. Хотя по остаткам еды на столе и наполовину опорожнённой бутылке самогона нетрудно было догадаться, что хозяева или исчезли через какой-нибудь потайной ход, или спрятались где-то в доме перед самым нашим приходом.
Что же делать?
— Давай, Митя, на чердак, — распорядился Янкин, — не там ли изволит почивать после еды хозяин.
Передав товарищу винтовку, я только с наганом на боку вскочил на сундук, который стоял возле стены в сенях и, ухватившись руками за перекладину, подтянулся к чердачному лазу. Поглядел по сторонам — никого не видно. Но едва забросил ногу на край лаза, как из угла, из темноты, грянул винтовочный выстрел. Руки сами разжались от неожиданности и от испуга, и я рухнул прямо на наших ребят.
К счастью, нервы у бандита не выдержали, а может, не сумел поточнее прицелиться в чердачном полумраке: пуля прошила лишь брюки-галифе, не задев, даже не оцарапав меня.
Зато антоновец был обнаружен.
Однако он не собирался складывать оружие. Предложили сдаться — в ответ загремели выстрелы. Пригрозили для острастки, что подожжём дом, сгорит вместе с домом, — притих. И вдруг выпрыгнул из слухового окна. Отстреливаясь и петляя из стороны в сторону, зигзагами помчался к соседнему дому. Но добежать не успел: выстрел, другой, и бандит, раскинув руки, рухнул на землю.
Не ушёл…
Весть о том, что чекисты убили бандита, который долго держал в страхе односельчан, мигом облетела все село. Люди сбегались со всех сторон. И хотя видно было, что они рады наступившему избавлению, почему-то никто не решался открыто проявлять эту радость. Только после того как в другом доме взяли живым родного брата убитого бандита, стало понятно, что пугало и сковывало березовских крестьян: матёрые громилы беспощадно расправлялись с каждым, кто осмеливался сказать хоть слово против них.
Так и жили все это время чекисты и красноармейцы в Уварове: день за днём в непрерывном и изматывающем силы напряжении. Что ни день — срочные оперативные выезды в окрестные населённые пункты. Что ни неделя — ожесточённые схватки с антоновцами. Спали урывками, не раздеваясь и не выпуская из рук оружия. А нередко по нескольку суток подряд не смыкали глаз.
Постепенно, далеко не сразу, в борьбе с кулацко-эсеровскими мятежниками стал намечаться перелом. Чекистские группы, действовавшие в уездах, накапливали опыт, увеличивали свои боевые силы, разъясняли беднякам и середнякам преступную сущность так называемого «антоновского движения». Крестьянские массы начали понимать лживое содержание «лозунгов» и обещаний эсеров, а в злодеяниях бандитских шаек убеждались на собственном опыте.
В антоновских «армиях» началось расслоение, все более ощущавшееся с тех пор, как к охваченным мятежом районам стали подтягиваться регулярные части Красной Армии.
В это время, в самом конце года, Якова Фёдоровича Янкина назначили заместителем председателя Тамбовской губчека. Вскоре и меня отозвали туда же на должность оперативного комиссара. Но и в Тамбове было не легче: срочные выезды и неожиданные командировки следовали одна за другой.
Особенно запомнилась одна поездка — в село Инжавино Кирсановского уезда, где и зародилось «антоновское движение». Мятежники все ещё чувствовали себя здесь, как в надёжной крепости. Даже сам их главарь Антонов, когда ему приходилось особенно туго, возвращался в Инжавинскую волость, чтобы отсидеться там, собрать новые силы для разбоя.
Председателем выездной сессии губчека в Инжавине был тогда Артур Вольдемарович Зегель, с которым мы вместе работали в Липецкой Чрезвычайной Комиссии.
Сын латышского крестьянина с хутора Паперзе Валкского уезда Лифляндской губернии, Артур Зегель успел закончить до революции только среднее учебное заведение и в 1915 году, восемнадцатилетним юношей, был призван в царскую армию. Зачислили его как будто в привилегированный лейб-гвардейский Преображенский полк. Но и в этом полку солдатская служба была такой же тяжёлой и бесправной. А.В.Зегель понял, что виновником бедствий народных был прогнивший насквозь самодержавный строй. Неудивительно, что в первые же дни Великой Октябрьской социалистической революции наиболее передовая часть гвардейцев, а с ними и Зегель, с оружием в руках перешли на сторону восставшего народа. Они участвовали в штурме Зимнего дворца, позднее. Артур в рядах латышских стрелков сражался против немецких оккупантов, громил орды белогвардейских генералов Юденича и Краснова.
В июле 1918 года Артур Зегель уже был членом РКП(б), а через год его направили на работу в органы ВЧК следователем транспортной Чрезвычайной Комиссии на железнодорожную станцию Тамбов.
Вот где молодому чекисту пригодился опыт, накопленный в дни революции и в кровопролитных сражениях с врагами Советской власти. Человек кристальной честности и жгучей непримиримости к врагам, он проявил себя на новой работе с самой лучшей стороны и в апреле 1920 года был переведён на руководящий пост к нам, в Липецкую ЧК.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40