Шесть лет учиться в академическом училище Большого театра! Изнурять себя адским трудом... И можно рассчитывать на 55 рублей в месяц!” — негодовала про себя Мария Константиновна.— Но это, конечно, на первое время! Снимайтесь, снимайтесь, только не потеряйте форму! — успокоил главный балетмейстер, вдохнул аромат плененной гвоздички и вышел. Оклад в 55 рублей и обращение на вы плохо сочетались, кто-то из них фальшивил.
Наталья вернулась на съемки, чтобы “заработать на жизнь”. Заключая договор, она потребовала профессионального педагога из хореографического училища. Во Фрунзе нашли молодого преподавателя, его звали Эркин. Долгие месяцы, пока шли съемки, он занимался с Наташей, ездил с группой в экспедиции, получал зарплату. Как и полагается в романтических повествованиях, вскоре Эркин влюбился в Наталью, что, впрочем, не мешало ему безжалостно гонять девушку на занятиях, не делая никаких “влюбленных” поблажек.У Наташи не было никакой актерской категории и ей, как исполнительнице главной роли, великодушно определили зарплату — 130 рублей в месяц. До сих пор у нее хранится договор — общий гонорар за роль Алтынай составил 900 рублей. Тогда для молоденькой девушки это были огромные деньги — первые деньги, которые она заработала сама. В сентябре, когда ей исполнилось восемнадцать лет, бухгалтер начала высчитывать с нее за бездетность. Наталья возмутилась не из-за денег, а ради правды:— Я же не замужем? Что же мне надо было в семнадцать лет согрешить, чтобы к 18-ти ребеночка родить?!— Такой порядок! — отрезала бухгалтер — С восемнадцати лет высчитывают за бездетность!
Начались съемки, и с ними Наташины мучения. Она ничего не понимала в кино, не знала, как работать. Психологические, молчаливые сцены давались ей гораздо легче, чем проходные со словами. Балетная девочка не могла справиться со своей пластикой — вывернутыми ножками, прямой спинкой, шеей столбиком. Наталья все время следила за собой, стараясь сделать Алтынай угловатой, неуклюжей, некрасивой.— Не морщись, когда плачешь! Ты делаешься безобразной!— Когда человек страдает, он уродлив.Режиссер хотел много репетировать, а Наташа, моментально приходя в нужное состояние, не умела распределять силы, закреплять удачно найденные нюансы. К каждому кадру она относилась, как к последнему в жизни. Андрей Сергеевич ужасно злился, постоянно орал:— Ты мне делаешь все назло, упрямая ослица!Наталья действительно обладала фантастическим упрямством. У нее было собственное видение образа, совсем не совпадавшее с режиссерским. Кончаловскому хотелось, чтобы она играла более характерно, жестко, а Наташа любила и жалела Алтынай. Неопытная артистка могла делать только так, как чувствовала.
Первая кино-экспедиция была в маленький поселок в пятидесяти километрах от Фрунзе (ныне Бишкек). Киногруппу поселили в школе, в классах расставили раскладушки, выдали постельное белье. Ели в сельской столовой. После упорядоченной балетной жизни такая обстановка казалась волнующе-новой, но на съемочной площадке Наташу многое раздражало. Быстро одев свой неказистый костюм и загримировавшись, она подолгу смотрела, как взрослые люди, не спеша, ходят, переставляют с места на место камеру, двигают осветительные приборы. А то и вовсе прилягут на пригорочек — смотрят в небушко, болтают, покуривают. Наташу, привыкшую к жесткому расписанию и большим нагрузкам, такое безделье сердило. Молодость любит масштаб. Девушка все мерила государственными категориями: “Вот, лодыри, за что они только деньги получают у государства?”. И в сердцах подгоняла: “Чего ждем? А?”. Какой-нибудь дяденька, смеясь, отвечал: “Вон видишь, милая, то облачко, как только солнышко за него зайдет, так и будем снимать”. Тогда Наталья не знала, что в кино все время нужно чего-то ждать, она думала, что над ней шутят, от этого еще больше злилась. Ее праведный гнев всех очень веселил, она была похожа на рассерженного цыпленка.Съемки картины начались с эпизода — учитель и Алтынай строят переправу, и девушка падает в реку. В основном эта сцена снималась зимой, но само падение в воду — летом. Пока ждали пасмурной погоды, Андрей Сергеевич много беседовал с Наташей о ее героине. При этих разговорах пытался обнять девушку за плечи. Наталья, вынырнув из-под его рук, строго замечала:— Не надо!— Ты закончила самое развратное заведение в Советском Союзе и осталась такой недотрогой!— Ничего подобного, нас воспитывали очень строго!— Ха-ха-ха! — заливался бесшабашным смехом Андрей Сергеевич.“Каждый судит по себе!” — думала Наташа, и светлый образ Симы Владимировны немедленно вставал перед ее глазами.Темным вечером Наталья, смыв грим, предвкушала, как ее тело обмякнет в уютной раскладушке. Вдруг прибежал ассистент режиссера: “Наташа, Вас срочно зовет Андрей Сергеевич”.В физкультурном зале шла гульба. Изрядно захмелевший режиссер оседлал спортивного коня. Усадив Наталью рядом с собой, Андрей Сергеевич зашептал, по-ишачьи грустно заглядывая ей в глаза: “Ты мне очень нужна! Понимаешь?”. Наташу обдало жарким запахом вина и лука. “Я без тебя не могу”. У девушки сладко похолодело в груди, но она никак не могла понять, почему он вкладывает столько трагизма в свои слова. Наталья, посидев несколько минут, ушла — нужно рано вставать, завтра она опять будет падать в ледяную реку.На следующий день, после съемки, все побежали к автобусу. Вдруг кто-то подхватил Наташу на руки и стал кружить. Такой бесцеремонности и посягательства на свою свободу Наталья не могла стерпеть. Хотела было залепить оплеуху, но вовремя заметила прилипшие к стеклам автобуса лица киношников. Вырвалась, сердито сказала: “Что это вы делаете перед всей группой?!”. Андрей Сергеевич скорчил “забавную” рожицу — в этот момент он был похож на радостного бегемота — и скомандовал: “Иди, садись в “газик”, едем во Фрунзе. Приехала твоя мама и требует, чтобы мы тебя привезли. Она остановилась у тети Нины”.Всю дорогу Андрей Сергеевич мял липкую от жары Натальину руку, дыша ей в ухо:Ты мне очень нужна. Я боюсь, что мама заберет тебя, не позволит продолжать съемки. Меня тревожит ее приезд.“А-а-а, вот в чем дело”, — поняла, наконец, Наталья смысл вчерашних пьяных признаний.
Во Фрунзе приехали совсем поздно. Мария Константиновна очень обрадовалась, увидев свое чадо целым и невредимым. Съемки внушали матери большие опасения, она страшно тревожилась, в каких условиях живет ее радость, что она ест и хорошо ли к ней относятся. Вспоминая Наташины пробы, она сжималась от ужаса. Но, вопреки опасениям Андрея Сергеевича, Мария Константиновна вовсе не собиралась забирать дочь. Вдоволь наговорившись и напившись чая, женщины легли спать.Костюмерша тетя Нина жила в частном домике, гигиенические удобства находились в конце сада. Наталья, боясь собаки во дворе, не сходила на ночь в туалет. Утром ни свет ни заря ее разбудили настойчивые автомобильные гудки. Наташа очумело выскочила на улицу — вдоль забора торчали головы Андрея Сергеевича, второго режиссера и Гоши Рерберга.— Давай, Наталья, собирайся скорее! Поехали. Опаздываем на съемку!Мочевой пузырь старательно напоминал о себе, но тщетно. Молоденькая советская женщина постеснялась бежать мимо мужчин в сортирчик. Наташа, быстро попрощавшись с мамой, села в машину. Помчались на съемочную площадку. Эти пятьдесят километров были сплошным мучением — каждый камушек, каждая кочка били в живот. Но в машине сидели одни мужчины и Наташа, благодаря природной выдержке, терпела до последнего. Наконец, у нее потемнело в глазах, и она пролепетала:Андрей Сергеевич, остановите на минуточку машину!А-а-а... — засмеялся он — Вот в чем дело! А я-то думаю, что ты такая мрачная. Сидишь и молчишь!Все заржали. “Газик” остановился, девушка стремглав выскочила. “Куда бежать?” — кругом голая степь. Пришлось журчать прямо за машиной, под громкий хохот мужиков. С тех пор Наташа перестала стесняться естественных надобностей, у советских кинематографистов и во всем цивилизованном мире с этим насущным вопросом очень просто. Потом Наталья много раз наблюдала смешную картину — кругом жухлая степь, а из зарослей чия торчат блаженные головешки киношников, справляющих нужду.
Первая экспедиция длилась дней десять, потом киногруппа вернулась во Фрунзе, и съемки продолжались в окрестностях города. Наталью поселили около железнодорожного вокзала в гостинице с экзотическим названием “Тянь-Шань”. Почти каждый день после работы в “Тянь-Шань” приезжал поужинать Андрей Сергеевич, просил Наталью побыть вместе с ним. Он все время требовал, чтобы Наташа худела, поэтому есть актрисе, чьи “щеки видны со спины”, категорически запрещалось. Она должна была сидеть и смотреть, как режиссер уплетает вареную баранину, но иногда, в виде особого исключения, ей позволялось заказать блюдечко нашинкованной капусты — для Натальи и это бледное, кислое кушанье было праздником живота.Случалось, после “ужинов” Наташа с Андреем Сергеевичем прогуливались по скверу. Он интересно рассказывал о русской истории, о своем друге Тарковском, с которым они написали сценарий “Андрей Рублев”, читал стихи.— Как мне хочется, познакомить тебя с моей мамой. Она у меня удивительная! Она настоящая женщина. Мамочка может и книги писать, и на сцене выступать, и унитаз не погнушается почистить. Близкие и мои друзья зовут меня Андроном, так меня называл мой дед Петр Петрович Кончаловский. Он очень любил меня, поэтому я и подписываюсь везде Кончаловский, хотя по паспорту я — Михалков. Называй меня Андрон, а то все Андрей Сергеевич, да Андрей Сергеевич.— Я постараюсь…Как-то в выходной день, Андрон попросил Наташу:— Сходи со мной в магазин. Мне нужны новые туфли, старые совсем развалились.Они пошли в местный универмаг, купили обыкновенные кожаные полуботинки, противно коричневого цвета. Он их тут же и надел, выбросив в урну отслужившую пару. Старые башмаки, упав на вонючее дно, всхлипнули и обиженно скукожились. Наталья удивленно заглянула в урну.— Наташа, пойдем, пойдем, чего зависла?Шагая по улице, Андрей Сергеевич старательно колошматил ногами о бордюр дороги, о каждый камень или дерево. Наташа строго заметила:— С вашим усердием и эти туфли скоро развалятся.— Терпеть не могу новую обувь. Сразу видно, что только что из магазина. Надоих немножко пофактурить. Они так гнусно блестят!Но уже через несколько метров от густой киргизской пыли новенький блеск бесследно пропал.
Наталья быстро подружилась и с Мишей Ромадиным. После инфантильных мальчишек из балетного училища Михаил Николаевич с Андреем Сергеевичем казались Наташе живым воплощением интеллекта, эдакими Моисеями, разве что шишек не хватало. Миша прекрасно знал живопись, хорошо разбирался в музыке, умно рассуждал о балете. Мишенька — добрый, восторженный, влюбленный в жизнь молодой человек, потрясающий выдумщик с горящими глазами, он рассказывал Наталье фантастические истории про вампиров и вурдалаков. В свои восемнадцать лет Наташа была абсолютным ребенком, ее завораживали и пугали эти сказки, по спине пробегал холодок мурашек.— Варежку закрой, а то черт поцелует! — весело кричал Миша. Наталья, озираясь по сторонам, быстро захлопывала рот.
Медленный вечер, все золотится закатом. Воздух теплый, тяжелый сладкими запахами. Лениво воркуют голуби. Андрей Сергеевич сказал: “Прими душ, переоденься. Мы с Мишей зайдем за тобой и поедем в парк. Посидим в кафе, надоел этот ресторан”. При слове “ресторан” Наташа насторожилась, но, тем не менее, быстро привела себя в порядок. Спустилась вниз, у входа стояло такси:— Давай садись. Поедем погулять.— А что я с вами двумя одна буду?— Поедем, Наташа, я тебе про Дракулу расскажу, — пугающим шепотом пообещалМиша. Ах, как хотелось послушать про князя тьмы! Наташа занесла ногу, чтобы сесть в такси, как вдруг ей вспомнилась Серафима Владимировна. “Я переступаю порог разврата”, — ужаснулась своей порочности Наташа, но желание услышать про вампиров и про других слуг Вельзевула победило.Приехали в парк, зашли в кафе-стекляшку. В советское время архитекторы страсть как любили возводить эти незамысловатые конструкции. В них всегда было душно, по-хозяйски летали мухи, стояли голые алюминиевые столы с горбатыми алюминиевыми стульями. Андрей Сергеевич барски заказал аж ДВЕ пол-литровые бутылки красного “Саперави” местного разлива. Наталья содрогнулась: “Если они выпьют столько вина, что же с ними будет?” — и твердо решила быть на чеку. Перед Наташей встала бутылочка золотистого лимонада. Еды не было.Мужчины пили вино, оживленно болтали, становились все веселее, возбужденнее. С каждой минутой Наташино настроение ухудшалось — никаких рассказов про чумазых чертей не было, она нетерпеливо ерзала, глядя на квадратные, громкие часы, стрелка которых не спешила.Наконец, они допили вино, и Андрей Сергеевич сказал: “Пошли отсюда”. Наталья, быстро вскочив, зашагала по аллейке подальше от них. Андрей Сергеевич окликал ее, но Наташа упрямо шла вперед. Много позже Андрон рассказал, что Миша, глядя Наталье вслед, обронил: “А знаешь, ты на этой девочке женишься”.
После занятий по классу, Наталья по обыкновению зашла в ресторан, чтобы лицезреть трапезу Андрея Сергеевича. Он сидел за столиком на терраске, рядом с ним расположился молодой человек в замшевом пиджаке. Его безусое лицо украшали зеленые очки-капельки в золоченой оправе. “Пижон!” — подумала Наталья.— Познакомься, это мой брат Никита. А это Наташа — моя актриса.Щеголь встал, широко улыбнулся, обнажив ряд кривых белоснежных зубов: “Вообще-то симпатичный!” — смягчила суровый приговор Наталья.Никита был громкий, веселый, все время шутил, смеялся, целовал “Андрончика”. Только что на экранах с большим успехом прошла картина: “Я шагаю по Москве”, все узнавали младшего отпрыска семьи Михалковых.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32