Это жуткое ощущение Наталья использовала во ВГИКе. На втором курсе ребята ставили “Мертвые Души”. Наталья играла Феодулию Ивановну — жену Собакевича, с ее раскосой внешностью, она могла претендовать только на эту маленькую бессловесную роль. В сцене обеда у семейства Собакевичей, хозяин, кушая, говорит Чичикову всякие мерзости о еде. Феодулия Ивановна так же, как и Наталья на посольском обеде, не могла проглотить ни кусочка. Ребята катались со смеху, наблюдая за Наташей.К счастью, в посольстве кушанья менялись одно за другим, девушки насчитали десять перемен блюд. За время приема Наталья съела только горсточку риса и на десерт фруктовый салат. Чтобы братья-китайцы не обиделись, она попросила палочки, и в течение всего ужина хитренько делала вид, что пытается овладеть деревянными приборами. Экзотика китайской кухни с первого раза никому не нравится, к хорошему, как и к плохому надо привыкать.А может быть, предубеждение не давало Наталье наслаждаться прелестями восточной гастрономии. Милая Любовь Степановна вечером накануне рассказала про гастроли ее театра в Китай. Принимали замечательно! Обеды сменялись ужинами, ужины завтраками. В коротких перерывах между приемами пищи можно было и потанцевать. Благо, что их кухня легкая, балетные не растолстели. На очередном обеде подали кушанье, похожее на фаршированный кабачок. Артисты ели, похваливали. Кто-то неосторожно спросил: “Что это такое?” — любопытство — вреднейшее из человеческих качеств! Вежливо ответили: “Это фаршированный удав”. Многим срочно потребовалось в туалет.Китайская кухня — одна из самых искуснейших в мире. Это что-то вроде магии, которой под силу приготовить, что угодно из чего угодно, да так, что пробующий никогда не отгадает, что именно он вкушает. Сuisine chinoise — это не просто так, это целое мировоззрение, философия, берущая свои корни со времен ссыльных Даосов. Куда уж нам европейцам сразу вглубь времен!Милейшая Любовь Степановна, смакуя каждое слово, рассказала, как именно приготовляли фаршированного удава. Бедное пресмыкающееся долго держали в большом чане, моря голодом, пока из него не выйдут все экскременты. После чего чан вычищался, через маленькую дырочку в крышке кидался рис, который голодный удав жадно заглатывал на свою погибель. Нафаршированного рисом змия заливали водой и живьем тушили. Живописующий рассказ наимилейшей Любови Степановны произвел на Наташу жуткое впечатление. В каждом блюде ей мерещился несчастный мученик, заживо сваренный.К удовольствию гостей, на прощанье каждой девушке подарили по баночке того самого острого соуса и по пакетику конфет в рисовых обертках. Наташа не переставала поражаться бесследному исчезновению рисового фантика. “Но все равно наши конфеты самые вкусные!” — упрямо спорила с подругами, патриотически настроенная Аринбасарова, половинку от своего пакета Наталья все же приберегла для Марии Константиновны.
Последний учебный год кончился. Начались государственные экзамены. В Москву приехала поддерживать свою дочку Мария Константиновна. Она обычно останавливалась у своих друзей Кукуевых, которые когда-то были ее соседями по коммунальной квартире. Тетя Шура и дядя Лева — чудесные люди, он — профессор психологии, она — научный работник, Кукуевы часто навещали Наташу. Всю жизнь Аринбасаровы дружили с ними.Иногда Марие Константиновне разрешалось переночевать в интернате, Сима Владимировна позволяла это, любя Наталью. Девушка сдала народно-характерный и дуэтно-классический танцы на отлично, но самое главное испытание, сдать классику и защитить диплом, было еще впереди.От перенапряжения у Наташи начался периостит — отложение солей на берцовой кости. Это страшно больно, когда подпрыгиваешь в воздух, кажется, что не сможешь благополучно приземлиться — ноги подогнутся и упадешь. Мышцы от непомерных нагрузок каменели, и еще, вдобавок ко всему, за день до экзамена, на генеральной репетиции Наташа новым пуантом содрала кожу с большого пальца правой ноги — получилась открытая рана. От таких напастей у балетных есть проверенный способ — нужно изнутри яичной скорлупки снять пленочку и наклеить ее на ранку, вместо своей кожи.Мария Константиновна бросилась по всем ближайшим гастрономам на поиски яиц, их нигде не было. Женщина была в отчаянии, сбивая с ног покупателей, кидалась к безразличным продавцам: “Яйца есть?”. “Яиц, нет! Вы что не видите?”. Запыхавшаяся, усталая, она вспоминала о дочкином окровавленном пальце, бежала дальше. Пробегав до закрытия магазинов, Мария Константиновна вернулась ни с чем.На кровати лежала дочка с растопыренной ногой. Маруся присела на край постели и беззвучно заплакала. Во сне Наташа недовольно ухнула. Мать смолкла. От боли сердце разрывалось, хотелось содрать собственную кожу. Прошло полчаса, девочка проснулась, Мария так и сидела на краешке кровати. Девочке показалось, что перед ней не ее мама, а Врубелевский демон, вся ее фигура выражала нечеловеческую скорбь.— Мамуля, что случилось?— Молчание.— Мама? Что, что стряслось?— Я не нашла яиц?— И все? Мамулечка, не расстраивайся, я что-нибудь придумаю.“Как молодость беспечна!” — подумала Мария Константиновна. “Почему взрослые такие паникеры!” — спросила себя Наташа, нашла решение: “Я схожу в столовую, попрошу яйцо”.Наталья отправилась на кухню. Как и полагается, повариха тетя Таня была большой, шумной, доброй, ее лицо с низким лбом, хитрыми круглыми глазами решительно переходило в щеки. Замечательные щеки! Казалось, что в них прячется продовольственный запас на случай войны.Кухарка твердо сказала, что не даст яйца. Но в этом отрицании слышалась мольба о том, чтобы ее упрашивали, уговаривали. Наташа начала клянчить. Чем больше она просила, тем громче, яростнее был отказ. Наконец, девушке надоело, она резко повернулась и пошла.— Ты куда? Я же тебе еще яйца не дала.— Спать хочу. Завтра экзамен.— Ну, что же ты, лапушок, сразу не сказала! Сейчас принесу.Театрализованное представление кончилось, яйцо выдали, палец заклеили, для экзамена подготовили новые пуанты. Наталья улеглась спать.Не спалось — голова горит, в глазах рябит. Всех баранов сосчитала, но сна ни в одном глазу: “Завтра экзамен! Завтра экзамен! Что же будет?”. Под утро Наташа уснула. Ей приснилось что-то очень приятное и очень очень важное, но что именно?Тревожные сборы на экзамен. Сама Уланова — председатель государственной комиссии. Есть не хочется, зуб на зуб не попадает, все вокруг раздражает, время лениво плетется. “Что же будет? Что же будет? Я бы отдала пять лет жизни, чтобы сейчас было пять минут после экзамена”. Мария Константиновна ходит на цыпочках, боится помешать дочери.Осталось несколько минут до выхода в зал, костюмы одеты, ноги дрожат, воздух не вдыхается. В боковой комнатке танцевального зала дежурит массажист на случай, если у кого-нибудь будут судороги, там же стоит внушительных размеров банка с разведенной валерьянкой.О боже! Весь цвет Большого театра! Рядом с Улановой сидит ее подруга Надежда Капустина. При виде мадам Капустиной Натальино сердце сжалось, вспомнились все подробности песенной истории, ноги подкосились, подбородок безвольно повис. И вдруг Наташа вспомнила сон, на сердце стало легко. (Впрочем, Капустина совершенно забыла как об истории, так и о самой девочке.)Проторжествовали первые аккорды, вереница девушек в розовых воздушных хитонах бесшумно вошла в зал, встали у станка. Любовь Степановна не любила Наташу, почти не замечала ее во время занятий, никогда не хвалила. У Натальи была хорошая выворотность, большой шаг, поэтому на экзамене Любовь Степановна поставила девушку на самое видное место — место у среднего станка прямо напротив приемной комиссии считается самым ответственным, все погрешности видны, как на ладошке.Несмотря на волнение, актер всегда чувствует зал, когда Наталья вынула вперед ножку, достав почти до самого носа, физическое напряжение не помешало девушке заметить устремленные на нее глаза. Гордость придала Наташе силы, отчего ее движения стали раскованнее, увереннее, ярче.После станка вышли на середину зала, и опять Аринбасарова прямо перед комиссией. Когда девушка застыла в арабеске на долю секунды дольше, чем звучала музыка, она почувствовала строгий взгляд Улановой, но концертмейстер, глядя на Наташу, тоже сделал легкую паузу, и Уланова чуть заметно кивнула.Начались быстрые вариации на пальцах. И тут Наташа вспомнила печальную историю Русалочки из сказки Андерсена, каждый шаг, каждое движение причиняли Русалочке невыносимую боль, как будто она танцевала на острие ножа. Девочка видела, как глаза приемной комиссии с ужасом следят за ее ногами. Закончив танцевать, Наталья заметила, что ее розовая атласная туфелька стала багрово-кровавой. Закружилась голова. Экзамен продолжался.Сразу после сдачи классики, ребята должны были танцевать свои дипломные номера. У Натальи был прелестный костюм — воздушная, голубая юбка, вся расшитая цветочками. Волосы заплели в две косички, уложили крендельками вокруг ушек. Крендельки тоже украсили цветами. Цветочное убранство очень шло к Наташе, и маленькая женщина забыла о своей израненной ноге. Аринбасарова и небезызвестный Дюська Накипов танцевали адажио из “Тщетной предосторожности”. Наташа танцевала с большим удовольствием, лукаво кокетничая то с Дюськой, то с комиссией. Комиссия приветливо кивала, улыбалась. Ребята закончили адажио, и Любовь Степановна объявила, что вариации танцевать не надо — комиссия и так поражена Наташиным героизмом.После экзамена ребята сидели в раздевалке. Помещение сотрясал страх — ждали результатов. Наконец, пришла Любовь Степановна. Чинно встала посреди комнаты, закатила глаза. Стала рассказывать общие впечатления комиссии о классе. Рассказывала обстоятельно. “Сейчас я зачту ваши оценки” — сказала Якунина и вышла. Кто-то тихо заскулил.Через три минуты, длившиеся целую вечность, Якунина вернулась, на носу поблескивали очки: “Абаева Галия — 4”, Наташа в списке была второй. Любовь Степановна уставилась на Наталью: “Аринбасарова Наташа”. Пауза. “Пять”. У Наташи слезы брызнули из глаз. В классе у девочек было всего три пятерки — у Натальи, Ван-Мэйки и Тани Ивановой, а Якунинской любимой ученице Гаянэ Джигарханян комиссия, к сожалению, поставила четыре.— “Я удивлена, что комиссия так высоко тебя оценила!” — сказала Любовь Степановна Наташе.— “А я знала, что получу пять!” — буркнула себе под нос девушка.Ночью Наталье приснился сон, что она получила на экзамене пять, с утра она его не помнила. Экзамен был в пятницу, а, как известно, с четверга на пятницу сны сбываются. Вошедши в танцкласс, Наталья вдруг отчетливо вспомнила сон, отчего поверила в собственные силы и неизбежность своего триумфа. Да, к тому же все было отработано, отшлифовано, и танец Наташе доставлял огромную радость.
После сдачи экзаменов и защиты дипломов у ребят, как во всех советских школах, был выпускной бал. Как они его ждали, как волновались! За несколько месяцев до радостного события Наталья с Симой Владимировной начали придумывать, какое можно сделать платье. Даже в те бедные года, когда такое явление, как мода, не существовала в стране Советской, Сима Владимировна одевалась очень элегантно. Директриса договорилась в ателье со своими мастерами — Наташе сшили маленькое белое платье в стиле Chanel. Потом Сима Владимировна понесла платье в другое ателье по художественной вышивке, вышили на боку чудеснейшую серебристо-черную розу. Серафима Владимировна подарила девушке черные шелковые перчатки до локтя. Наталья упросила Гаянку продать ей черно-белые туфли на шпильках. Тогда купить туфли было очень сложно, а Гаянэ привезла их из Еревана, где шилась замечательная обувь частными сапожниками. В этом изысканнейшем туалете Наталья казалось самой себе первой красавицей королевства, она едва не опоздала на выпускной бал, заглядевшись на себя в зеркале.Выпускной бал был торжественно-трогательный. Ребята прощались с интернатом, где провели шесть долгих лет. После бала, как все советские школьники, пошли к Кремлю встречать рассвет. Гуляя по пустынным улицам, Наталья, жмурясь от удовольствия и грусти думала: “Какая замечательная Москва! Точно в песне написано — “Утро красит нежным цветом стены древнего Кремля””. Утро было такое свежее, ясное. Небо розовое. Поливальные машины умывали улицы, дворники мели тротуары, приветливо улыбаясь выпускникам.В то утро Наталья остро почувствовала, что такое Родина. Щемящее ощущение дома, чувство безопасности, предчувствие того, что тебя ожидает что-то удивительно прекрасное — переполняли молоденькую девушку. И в то же время от сознания, что очень скоро все разъедутся, расстанутся — становилось тяжело. Москва для Наташи самый любимый во всем свете город, ее родной город. Наталья родилась в Москве, училась в Москве, мысль о том, что ее придется покинуть, казалось девушке бессмысленным кошмаром.
На следующий день весь класс пригласила к себе москвичка Лена Гусева, она была адмиральской дочкой. У Гусевых была огромная шикарная квартира, родители Лены ушли, предоставив ребятам на всю ночь свои апартаменты. Бывшие одноклассники танцевали, немножечко пили, смеялись, пытаясь укрыться в веселье от грустных мыслей.Для Натальи вечер был удивительный, ей казалось, что все наполнено каким-то особенным, не будничным смыслом. И тут случилось самое неожиданное — впервые и сразу два мальчика признались Наташе в любви. Первые признания всегда волнительны, обжигают все твое существо, зато потом испытываешь обременительность, даже скуку, когда кто-то пытается навязать тебе свою любовь, но тогда от услышанного юной Наташе было не по себе. До этого девушке всегда казалось, что молодые люди не принимают ее всерьез, подтрунивают над ней, и никто в нее влюбиться вообще не может. Она часто получала на уроках “
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32