Кто был этот Андрей, мне выяснить не удалось. Старые летописи выводят какую-то хитрую генеалогию от Рюрика через князя Глеба. Приятно же иметь святого в предках! Современные историки полагают, что он был младшим братом Дмитрия Донского. Думаю, это тоже утка, чтобы оправдать последующее объединение. Скорее всего, до правды уже не докопаться. Не суть. Важно то, что этому Андрею удалось создать на Северо-Западе Руси вполне западное государство, с серьезной армией, внушительным флотом, торговым и военным, с думой, обладающей законодательными правами, и с очень передовым на тот момент гражданским законодательством. Кстати, здешний уровень веротерпимости на тот момент тоже впечатляет. Когда началась реформация, сюда в больших количествах переселились протестанты из тех стран, где победили католики, и католики из протестантских стран.
Это очень усилило Северороссию. Местный университет славился по всей Европе уже в пятнадцатом веке. Это государство успешно развивалось в статусе великого княжества аж до шестидесятых годов шестнадцатого века. К этому моменту Северороссия отвоевала у Швеции всю Южную Финляндию и в ходе Ливонской войны, в которой она выступала вместе с Московией, присоединила Эстонию. Но потом возникла смута. Очередной князь, именем Василий, занявший престол после очень подозрительных убийств великого князя Николая и его сына, объявил себя царем и принялся путем репрессий устанавливать абсолютную власть. Действовал он полностью в русле политики Ивана Грозного и, похоже, был его марионеткой. Против этого выступила армия, воевавшая с Литвой на территории Латвии. Главнокомандующий этой армии и глава заговора фельдмаршал Вайсберг разбил царя Василия в битве при Кингисеппе. Естественно, возник вопрос о престолонаследии. Тогда Североросская дума провозгласила Северороссию королевством и пригласила на трон одного из представителей дома Стюартов, Карла Стюарта. Очень удачный ход, если учитывать последующие события. Иван Грозный, конечно, поддержал своего ставленника. Возникла затяжная война, гражданская для Северороссии, где на стороне Василия были еще Московия и Швеция, а на стороне дома Стюартов — Речь Посполитая и Англия. Потеряв все приобретения в Финляндии, дом Стюартов укоренился в Северороссии. Правда, в ходе военных действий Иван Грозный истребил население Новгорода, почти повторив ту резню, что была в нашем мире. В общем, эта война быстро стала частью Ливонской войны, что была и в нашем мире. Здесь, как и у нас, она охватила почти весь север и северо-восток Европы и закончилась с приходом к власти в Москве Бориса Годунова. К чести северороссов должен сказать, что они не воспользовались смутным временем для захвата территории Московии или ее грабежа, а продолжили войну со шведами за Финляндию. Был интересный момент: когда московские бояре пригласили североросского наследника на престол в Москву, тогдашний король Северороссии Алексей ответил, подобно нашим полякам, что не отдаст наследника в страну, где своих правителей предают, как предали Годунова, Лжедмитрия и Шуйского. Вообще, похоже, основные интересы Северороссии в семнадцатом веке лежали в Европе, где они в союзе с Речью Посполитой воевали со Швецией. С переменным успехом, впрочем. Судя по всему, на тот момент это была обычная европейская держава. Ситуацию переломило вступление в Северную войну России во главе с Петром Первым.
Вообще, все, что не касается Северороссии и соседних с ней стран, шло до скучного в соответствии с нашим вариантом истории. Так вот, в тысяча семьсот двадцать первом году эти три державы нанесли Швеции сокрушительное поражение. Речь Посполитая очистила свою территорию от шведских войск. Северороссия заполучила всю Финляндию. А вот Россия получила выход к морю через Латвию и… не поверите. Петр Первый сделал своей столицей Ригу. Впрочем, полагаю, это спасло немало жизней, если вспомнить, сколько народу в нашем мире погибло на строительстве Петербурга. Как и у нас, Петр помер в тысяча семьсот двадцать пятом. Но здесь он успел выдать свою дочь Елизавету за наследника северорусского престола. Это и создало почву для дальнейшей интриги. Когда в тысяча семьсот сорок первом году в результате очередного дворцового переворота был свергнут малолетний царь Иоанн, а с ним и власть Бирона, именно Елизавета оказалась самым вероятным наследником. Но она к тому моменту была вдовствующей королевой Северороссии. Последовала длинная цепь переговоров и интриг, в ходе которых Россия и Северороссия вступили в унию.
Как им удалось объединиться, ума не приложу. В России был крепостной строй, Северороссия крепостничества и не ведала. Россия была абсолютной монархией, Северороссия — конституционной, где пять составляющих ее земель: Ингрия, Псков, Новгород, Эстония и Финляндия — имели большие возможности в самоуправлении. Но с тех пор, начиная с Елизаветы, самодержцы российские стали именоваться императорами Всероссийскими, королями Североросскими. При этом где-нибудь в Торжке они могли казнить и миловать по своему усмотрению, а уже в Старой Русе приговоры выносил только независимый земский суд. Столицей унии, как вы уже узнали сами, стал Петербург. Далее внешняя политика империи складывалась по нашему варианту истории. Столицу, кстати, из Риги в Москву вернул еще Петр Второй. Так что в унии официально было две столицы. С подобным положением дел одним ударом покончил Николай Первый. Отметив столетие унии в тысяча восемьсот сорок первом году, он своим указом ввел королевство Североросское в состав Российской империи. Все права самоуправления земель были уничтожены, дума распущена; столицей империи, впрочем, был провозглашен Петербург. Наверное, Николаю не хотелось переезжать. Все царские резиденции, между прочим, здесь в наличии, включая Петергоф, Павловск, Царское Село и Ораниенбаум. А вот Гатчина построена еще гроссмейстерами Ингерманландского ордена. Интересно будет на нее посмотреть. Разумеется, после этого были восстания, возникло множество тайных обществ. Большей частью они боролись за независимость Северороссии, безуспешно, впрочем.
В тысяча восемьсот сорок восьмом году по всем североросским землям прокатилось мощное восстание, жестоко подавленное властями. Уже в тысяча восемьсот шестьдесят втором году Александр Второй возвратил многие права самоуправления землям, но вернуться к унии так и не решился. Как я понял, партия североросского сопротивления здесь не менее сильна, чем польского. Похоже, действуют они совместно. Кстати, за счет того, что в Северороссии не было крепостничества и действовали более либеральные законы, здесь очень быстро развивались промышленность и торговля. Сейчас это самый развитый экономически регион империи. Находится примерно на уровне Германии по среднедушевым показателям, хотя население здесь пятнадцать миллионов. Ну а все остальное, включая турецкие войны, дуэль Пушкина и Цусиму, вполне соответствует нашему варианту развития. Есть, конечно, еще вопросы, на которые стоит найти ответы. Это я и собираюсь сделать в ближайшее время, благо устроился на работу в библиотеку университета.
В комнате воцарилось молчание. Наконец Алексей произнес:
— Значит, история все-таки нивелирует колебания и возвращается на магистральный путь развития.
— Не уверен, — покачал головой Санин. — Сто тридцать орденских лет, триста шестьдесят лет независимой Северороссии и еще сто лет в унии даром пройти не могли.
— Да, — вдруг воспрял духом Павел, — в двадцатом веке все может сложиться по-иному.
— Уж я постараюсь, — тихо процедил Алексей.
Санин обвел их печальным взглядом.
* * *
Алексей, уже в форме курсанта мичманской школы, сидел в гостиной двухкомнатной квартирки Санина на Привокзальной улице. Профессор снял ее через день после того, как начал работать в библиотеке университета. Невзрачный доходный дом, темная, редко убираемая лестница. Павел не переехал к нему, а поселился в рабочем бараке, в комнате, которую предоставило ему депо. Алексей прожил две недели с профессором, но теперь, когда война была объявлена, а на призывном участке сообщили, что, несмотря на утрату документов об окончании гимназии, принято решение послать его в школу мичманов в Хельсинки, он готовился к отъезду.
— Уж, извините, — протянул Санин, — на вокзал вас проводить не смогу. Работа. Решились, стало быть. Не страшно? Вы ведь знаете, что предстоит. Война — вещь жестокая, а дальше… Офицеру в семнадцатом тяжеловато придется.
— Решился, — кивнул Алексей. — Вот, чтобы не было ни расстрелов, ни позорного поражения, я и иду туда.
— Вы что же, надеетесь изменить ход истории? — поднял брови Санин.
— Надеюсь, — признался Алексей. — Потому и пошел в армию, что, с моей точки зрения, так будет проще добиться тех целей, которые я себе поставил. Вы ведь знаете, настанет время, когда все будет решать «товарищ Маузер».
— Знаю, — нахмурился Санин. — И каким же образом вы намерены вмешаться в историю?
— Я хочу не допустить коммунизма вообще, — отчеканил Алексей. — Это позволит сохранить множество жизней, особенно здесь, в России. Цивилизация в двадцатом веке будет развиваться свободней, богаче, правильнее.
— Кто знает, как правильно? — вздохнул Санин. — Уж не вы ли, восемнадцатилетний наивный юноша?
— Я знаю, как не надо, — жестко произнес Алексей. — Я знаю, что не надо пускать миллионы в расход и загонять в ГУЛАГ. Я знаю, что люди должны жить свободно, а не под гнетом коммунистической идеологии. Я постараюсь добиться всего этого. Я никогда и никому не буду навязывать своих взглядов, я лишь буду защищать мир от тех, кто навязывает свои.
— Цели, конечно, благородные, — кивнул Санин, — но, стремясь изменить историю, вы берете на себя тяжкий груз ответственности. Кроме того, так или иначе вам придется убивать, и убивать много. Вы готовы к этому?
— Возможно, мне придется убить десяток, чтобы жили тысячи, — отозвался Алексей.
— В таких вопросах, боюсь, арифметика не работает, — покачал головой Санин. — Вы действительно считаете, что можете решать, кому стоит жить, а кому — нет?
— Но я же буду убивать только тех, кто попытается организовать красный террор, — с напором произнес Алексей. — Я не собираюсь ни производить массовые расстрелы, ни поддерживать диктат. Они будут пытаться сделать это, а я постараюсь предотвратить… Их не так много.
— Если уж вы решили поворачивать историю народов, десятками жизней не ограничитесь, — вздохнул Санин. — Будут и безвинные жертвы. И именно вы окажетесь человеком, несущим ответственность за них. Кроме того, запомните одну вещь. Если вы попытаетесь бороться против чего-то, не предлагая альтернативной конструктивной программы, то обязательно придете к негативным последствиям. Сражаясь с красными чудовищами, вы можете превратиться в чудовище белое, столь же кровавое и ужасное. Ладно, надеюсь, вы все-таки сориентируетесь в этом безумном мире. Насчет необходимости хранить в тайне наши знания мы с вами уже говорили. Надеюсь, что и вы, и Павел вполне осознали: первое — не навреди, и только второе — сделай лучше. Берегите себя. Надеюсь, у нас еще будут возможности поговорить на эту тему. Главное, чтобы вашу юношескую горячность не использовали нечистоплотные люди.
* * *
Алексей и Павел стояли на перроне Финляндского вокзала. Павел уже был одет по местной моде: в косоворотку, широкие штаны и сапоги. Он отпросился из депо всего на час, чтобы проводить друга, однако периодически поглядывал на вокзальные часы, опасаясь опоздать. Вокруг царила обычная вокзальная суета. Пробегали спешащие на поезд в Хельсинки крестьяне и рабочие. Они направлялись к вагонам третьего класса. Быстрыми шагами проходили разночинцы, младшие офицеры, интеллигенты и купчики средней руки. Их ожидали более комфортные вагоны второго класса. Около вагона первого класса в непринужденных позах стояли и беседовали штатский в дорогом костюме, с брильянтовыми запонками на манжетах и тросточкой в руке, полковник артиллерии и дама в бархатном платье и широкополой шляпе, увенчанной бантами невероятных размеров.
— Значит, все же решил на войну, — произнес Павел. — Зря. Ты ведь знаешь, что самые главные события скоро начнутся в Петербурге.
— Да как тебе сказать, — протянул Алексей, оглядываясь по сторонам. — Образование получить все же хочется. Да и укрепиться в этом мире. А это лучший шанс сейчас, как говорят в шпионских романах, легализоваться.
— Ну, образование… — хмыкнул Павел. — Хотелось бы, но я за учебники засяду только после революции. Ты ведь знаешь, что я решил. Такой шанс упускать нельзя. Мы здесь можем изменить историю так, чтобы было меньше жертв, чтобы жизнь была счастливее. Я помогу нашим, чтобы коммунизм побыстрее победил во всем мире. Я думаю, для этого надо немногое, особенно с нашими знаниями. Тогда не будет многих жертв, войн, голода. Ведь все то, что ты говоришь о низком уровне жизни и жестком политическом контроле в Советском Союзе, было связано лишь с тем, что приходилось обороняться от враждебного буржуазного окружения. А если совершится всемирная революция… ну, не ухмыляйся ты. Почему я никак не могу объяснить тебе, что коммунизм — это действительно светлая идея, несущая счастье всему человечеству? Что все будут жить свободно, богато, счастливо. Надо только очистить место этому новому миру. Роды — это всегда кровь…
— Скажи только одно, — попросил Алексей, — ты все-таки считаешь допустимым с оружием в руках загонять людей в свой социалистический рай?
— Мы не загоняем! — воскликнул Павел. — Мы лишь ломаем сопротивление старого, отжившего, боремся с теми, кто хочет жить за счет других.
— Ладно, Пашка, — поморщился Алексей, — поговорим об этом еще, когда в отпуск приеду. До отправления поезда уже меньше десяти минут осталось. Давай хоть не идеологическим спором прощаться.
— Давай, — кивнул Павел. — Береги себя. Слушай, когда вернешься, может, все же на Вуоксу съездим, на пикник?

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4 5 6 7