– Что это? – спросила я, указывая туда.
– Должно быть, это окна Гленгарри. Странно, как сильно бьет в них солнце. Это ближайшее к нам поместье. Оно всегда принадлежало Данбарам, но многие годы дом пустует.
Мистер Гамильтон привстал в стременах, глядя на далекое сияние. Когда он снова опустился в седло, я не смогла определить по выражению его лица, разглядел ли он там что-то или нет. Первое казалось маловероятным – слишком велико было расстояние.
Глава 4
После этого мы стали выезжать по нескольку раз в неделю; весну постепенно сменило лето. Это роскошное время года было в горах Шотландии прохладным и непродолжительным, однако обладало своеобразной суровой Красотой. Березы и рябины покрылись свежей зеленой листвой, а вереск зацвел лиловым. Когда погода была хорошей, в чистом воздухе окрестности были видны на много миль вокруг. Мистер Гамильтон показал мне отдельные пики и назвал их старинные кельтские имена – Бен-Макдьюи, Бен-Авон, Бен-на-Боурд. Как-то ясным утром он показал мне крошечную пирамидку далеко на западе, почти на горизонте, которая называлась Бен-Невис и была расположена более чем в тридцати милях.
В то утро, после того как мы вернулись с прогулки, я направилась в комнату мисс Гамильтон. Теперь я стала называть ее Аннабель, а она называла меня Дамарис, но мы были все еще далеки от близкой дружбы. В тот день надушенная духота комнаты после свежего воздуха холмов показалась мне нестерпимее, чем обычно. Я подошла к одному из окон и, толкнув, заставила его широко распахнуться.
Аннабель издала пронзительный визг:
– Немедленно закройте! Я не выношу холодного воздуха!
– На улице не так уж холодно, свежий воздух вам не повредит. Только посмотрите, какое солнце!
Я подошла к кровати и стала рядом, чтобы убедиться, что в комнате нет сквозняка. Кровать была превосходно защищена пологом, а девушка, сгорбившись, восседала там, подобно маленькому султану в шелковом шатре.
– День за днем дышать спертым воздухом – это очень вредно, – произнесла я. – Разве вы никогда не покидаете своей комнаты?
– Вы забыли, – голубые глаза обожгли меня злым взглядом, – я ведь калека.
– Но я ведь ничего не знаю о вашем состоянии. Как вы получили свои увечья?
– Когда я была маленькой, я упала в воду. Сначала ручей очень широк и глубок, а потом он превращается в водопад... Я провела в ледяной воде четыре часа.
– Если вы так долго пробыли в воде, почему же вы не утонули?
– Течение выбросило меня на камни, – бойко отвечала Аннабель. – Моя голова оказалась над водой, но мои ноги остались погружены в поток. Их парализовало.
Я присела рядом с ней на кровати.
– Я некоторое время изучала анатомию – вместе с моим отцом. Вы позволите мне взглянуть на ваши ноги?
– О, пожалуйста. – Аннабель откинулась на подушке и рассерженно посмотрела на меня. – Только не воображайте, что разбираетесь в медицине. Вы просто любопытная особа, как и все остальные слуги.
Последнее замечание я пропустила мимо ушей, поскольку это, по-видимому, был лучший способ реагировать на ее оскорбления, и сдернула одеяло. Ее слабые, бледные ноги были тонкими, как у ребенка. Однако на них не было шрамов, да и сами кости, похоже, были невредимы.
Наконец я натянула на нее покрывало и расправила его.
– Странно, – сказала я себе. – На мой взгляд, все в порядке.
Я пожалела об этих словах сразу же после того, как они у меня вырвались. Аннабель резко повернула голову. Одно мгновение мы смотрели друг на друга, я – с тревогой, а она – как бы это сказать точнее... в ее блестящих глазах светилась ясная и несомненная мысль, мысль, которую я должна была немедленно развеять, пока она не сумела превратиться в надежду. Не мое дело было предлагать ей подобные идеи. Моя беспечность происходила оттого, что мои слова опередили мои мысли.
– Но, разумеется, я не врач, – быстро сказала я. – Доктор, должно быть, поставил диагноз – а у вас должен был быть самый лучший доктор – сразу после несчастного случая.
– Я не помню никаких докторов, – произнесла Аннабель. – После того как умерла моя мать, здесь все пошло кувырком.
Это был первый раз, когда кто-то при мне упомянул вслух покойную миссис Гамильтон. В приступе любопытства я позабыла обо всем остальном.
– Когда она умерла? – спросила я.
– Когда я родилась. Я убила ее. Именно поэтому, – спокойно продолжала девушка, – мой отец меня ненавидит.
– Аннабель! Как вам могла прийти в голову такая дикость?
– Это не дикость. Это – правда!
– Ну, разумеется, помнить этого вы не можете. И я убеждена, что миссис Кэннон никогда не говорила вам ничего подобного.
– Никто не говорил мне! Это словно в романе под названием “Тайна лорда Эллсворса”. Моя мама была очень красивой, и мой отец страстно любил ее. Он ненавидит меня за то, что я убила ее. Знаете, я кое-что вам покажу, если только вы обещаете сохранить все в секрете. Я никогда никому это не показывала.
В руках девушки оказался овальный кусочек дерева примерно пяти сантиметров в длину. Она протянула его мне:
– Это моя мать. Разве она не была красавицей?
Я с сомнением взглянула на портрет – то была миниатюра на слоновой кости, пожелтевшей от времени. Позолоченная рамка была потерта. Лицо было одним из тех жеманных лиц, какие украшали модные журналы, – с круглыми щечками, с губками, похожими на бутон розы, и с томными темными глазами. Черные волосы падали локонами на пухлые белые плечи.
– Она – красавица, – лицемерно согласилась я. – Благодарю за то, что вы показали мне ее.
Аннабель заставила меня закрыть глаза, пока прятала свое сокровище в тайник, а потом я поднялась, чтобы идти. Странное впечатление, что в этом портрете что-то не так, все еще не покидало меня. Я была уже почти у двери, когда вспомнила то, о чем намеревалась сказать раньше.
– Почему бы вам ненадолго не спускаться вниз после обеда? Один из слуг мог бы вас перенести.
– О нет. – Аннабель снова откинулась в подушки.
– Но я уверена, что это вам не повредит. Давайте спустимся прямо сейчас, я хочу, чтобы вы посмотрели, что мне удалось сделать в библиотеке. И вы должны познакомиться с Тоби.
– Кто такой Тоби? Слуга?
– Нет, не слуга. Я не скажу вам, кто он такой. Вы должны спуститься и сами посмотреть.
– Ну... ну хорошо. – Она ответила мне слабой улыбкой, которая сделала ее почти хорошенькой. Однако Аннабель не была бы собой, если бы не попыталась оставить за собой последнее слово. – Если мне это повредит, это будет ваша вина.
Но я была готова рискнуть. Мне думалось, что опасность, угрожающая ее телу, несравнима с опасностью, которая грозит ее разуму, если она и дальше будет оставаться в изоляции и погружаться в мрачные размышления в своей одинокой комнате. Она уже почти утратила способность отличать факты от фантазий. Например, эта дикая история о ее матери...
Я остановилась посреди холла, пронзенная новой мыслью. Эта история была дикой; но могла ли я быть уверена в том, что она не соответствует истине? Я ничего не знала об истории семьи. И если я хочу помочь Аннабель, я должна кое-что о ней разузнать.
Я знала, что то было лишь оправдание для моего бесстыдного любопытства. Но оно давало мне мужество продолжать оставаться любопытной. Я решила поговорить с миссис Кэннон.
Разговор с миссис Кэннон был не таким простым делом, как кому-то может показаться. Ее интересовали в жизни только три темы: еда, па-ряды и недостойное поведение прислуги. Сколько бы я ни пыталась перевести разговор на другой предмет, она всякий раз слабо улыбалась и начинала похрапывать. И тем не менее я еще не встречала пожилых леди, которые не любили бы посплетничать, и потому в тот день я отправилась обедать в ее комнату с твердой решимостью вытянуть у нее все, о чем мне хотелось знать.
Когда мы покончили с основной частью трапезы – а все это время внимание леди было целиком и полностью поглощено обедом, – я спросила самым непринужденным топом:
– Сколько лет прошло с тех пор, как скончалась миссис Гамильтон?
– Миссис Гамильтон? – Почтенная леди моргнула и добавила в чай две лишних ложки сахару. Наконец она выдавила: – Пятнадцать лет. Или, может быть, шестнадцать? Аннабель шестнадцать. Значит, это было примерно четырнадцать лет назад.
Я неслышно вздохнула. Ну что ж, я и раньше знала, что этот разговор будет нелегким.
– Как же она умерла? Она скончалась при родах?
– При родах? – Миссис Кэннон задумалась, ложечка застыла над ее чашкой. – О нет. Вовсе не при родах. Аннабель было два годика, когда ее матушка покинула нас. Она – ее единственное дитя. Других никогда не было...
– Но отчего умерла леди?
– Отчего? Дайте вспомнить. Чахотка – или плеврит? Меня здесь тогда не было. – Миссис Кэннон опустила ложку и отхлебнула сладкого, как патока, чая. – Меня пригласили на это место уже после смерти миссис Гамильтон – я ведь нахожусь в отдаленном родстве с этой семьей, как и вы, моя дорогая. И скажу я вам: в хорошем же состоянии я нашла дела, когда приехала!
– В самом деле?
– Только представьте себе: хозяин уволил в доме всех слуг до единого. Я допускаю, что он обвинял их в небрежности – тот несчастный случай с ребенком, вы знаете. Когда я приехала, она все еще была очень больна, да и он сам, бедняга, не вставал с постели.
Я только открыла было рот, чтобы прояснить кое-что, но опоздала. Голова миссис Кэннон уже завалилась набок. На губах ее играла блаженная улыбка, глаза закрылись. Потихоньку, на цыпочках, я вышла из комнаты.
Мистера Гамильтона я обнаружила во дворе. Он как раз садился в седло, чтобы отправиться в путь. Иан держал его стремя, и я взглянула на грума с интересом. Я всегда предпочитала его другим слугам; он был спокойным, но не угрюмым, и всегда любезно говорил со мной. Правду сказать, он был весьма привлекательный молодой человек – высокого роста, с приподнятыми скулами и узким смуглым лицом, как и большинство виденных мною шотландцев. И я подумала, что Бетти могла бы присмотреться к нему повнимательней.
– Я хочу, чтобы сегодня вечером Аннабель спустили вниз, – сообщила я ее отцу. – Это ей не повредит?
Руки мистера Гамильтона ослабили поводья; его норовистый серый жеребец подался вперед и нетерпеливо встал на дыбы.
– Это ей не повредит, – произнес мистер Гамильтон. – Но вы... вы что, сошли с ума?
Под любопытным взглядом Иана и полудюжины других слуг, слонявшихся вокруг, я едва ли могла объяснить хозяину причины. Так что я просто молча вернула мистеру Гамильтону взгляд, и через мгновение его губы растянулись в неуверенной улыбке.
– Нет, конечно, вы же никогда не соизволите объясниться, не так ли? Очень хорошо. Иан, отправляйся с мисс Гордон и перенеси Аннабель... Куда? В библиотеку? Мисс Гордон, вы пытаетесь вывести меня из себя? Ну хорошо, будь по-вашему. В библиотеку. Но к четырем пусть она оттуда убирается. Потому что комната понадобится мне самому.
Иан, пристально глядевший куда-то в пространство, остался глух и нем; но я... я пылала гневом, пока вела его в дом и поднималась с ним вместе по лестнице. Со стороны мистера Гамильтона было исключительно жестоко говорить так о своей дочери, да еще и в присутствии слуг.
Мы нашли Аннабель наряженной в затейливое платье из голубого шелка, которое застегивалось впереди дюжиной крошечных пуговиц. В сильных руках Иана она с легкостью проделала путь вниз по лестнице, а после того, как он ушел, я тщательно укутала ее колени пледом и отошла, чтобы полюбоваться своей работой.
Некоторое возбуждение, похоже, пошло ей на пользу. С легким удивлением я осознала, что, если бы ее щеки цвели здоровым румянцем, а ее лицо хранило счастливое выражение, она была бы хорошенькой. Аннабель оглядела комнату с ее аккуратными полками и рядами книг.
– Выглядит очень мило, – снисходительно сообщила она. – Ну и где же этот ваш Тоби?
Я вытащила его из его любимой берлоги – за полкой с двенадцатью толстенными томами “Истории” мистера Юма. Тоби больше не походил на одичавшую злую кошку из конюший; мышиная диета пошла ему на пользу, и он стал толстым и гладким. Его черная шерстка сияла, а усы сверкали чистотой. Будучи весьма терпимым по натуре, он всегда был готов завести новое знакомство. Тоби немедленно устроился на коленях Аннабель и замурлыкал.
Я сказала Иану, чтобы он пришел за нами в четыре. Когда слуга появился, Аннабель сморщила личико, словно капризный ребенок:
– О, неужели я уже должна уходить? Я совсем не устала – правда, ну ни капельки.
Я, разумеется, вовсе не собиралась сообщать ей истинную причину того, почему мы должны освободить библиотеку ровно в четыре. Так что я просто сказала, что на первый раз ей не следует слишком утомляться. Она покорилась, я даже не ожидала, что она будет так милостива, и Иан унес ее.
То был первый из наших маленьких вечеров, которые теперь устраивались несколько раз в неделю. Нам было тактично дано понять, что на два часа в день комната в нашем распоряжении, и в это время нас никто не беспокоил. Но однажды случилось непредвиденное. Иан опоздал прийти, а мистер Гамильтон вернулся раньше обычного.
Аннабель дразнила Тоби с помощью перышка, а он лежал на спине у нее на коленях, больше похожий на котенка, чем на взрослого кота, который тяжким трудом зарабатывает себе пропитание. Когда дверь отворилась, Аннабель подняла голову, и ее лицо мгновенно застыло. Эта перемена в выражении ее лица настолько меня поразила, что я обернулась к своему работодателю с видом, который ни в каком отношении нельзя было счесть почтительным.
– Добрый вечер, Аннабель. Добрый вечер, Тоби. – Хозяин подался вперед, в эту минуту он казался просто огромным.
– Вы знаете Тоби? – на секунду забывшись, с удивлением воскликнула Аннабель.
– И очень хорошо. Он сидит у меня на столе, когда я пишу письма, и постоянно меня критикует.
Мистер Гамильтон склонился над креслом дочери и коснулся пальцами головы кота. Исподтишка он наблюдал за своей дочерью. В его взгляде было любопытство и слабое удивление.
Заслышав в коридоре грохот шагов, я повернулась к двери, куда уже входил Иан – необыкновенно раскрасневшийся и взволнованный.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22