– Я сделал все, что мог. Завтра – когда конь отдохнет – я пойду дальше. – Он поднял свою большую руку и осторожно дотронулся до моего рукава. – Мисс, не беспокойтесь. Этой ночью ничего не случится.
– Я знаю, – ответила я. – Спасибо, Иан. Ты сделал все, что только мог сделать мужчина.
Я оставила его не более успокоенным, чем была сама. Если даже буря завтра утром прекратится, он не сможет идти. Он на многие дни останется хромым. А промедление в один день может означать, что мы придем слишком поздно. Нужно нечто большее, чем буря и снег, для того чтобы удержать Гэвина от... от того, что он задумал.
Я легла на кровать. Спать я не собиралась, но милосердная природа взяла верх над моим измученным телом, и я мгновенно провалилась в тяжелую дрему.
* * *
Что-то разбудило меня, хотя ночь еще не кончилась. Буря прекратилась. Разрозненные облака неслись, подгоняемые сильным ветром, а за ними мне удалось разглядеть холодный и чистый круг луны. Серебряные лучи осветили снежное одеяло, покрывшее землю, и темные сосны, очерченные на фоне белого хребта. Все было недвижимо. От зимней рамы тянуло холодом, но я не могла оторваться от этой странной красоты ночи. Хижина находилась очень близко к отвесной стене холма, я не видела его вершины. Я вытянула шею так далеко, как только могла; и там, резко выделяясь на фоне омытого луной неба, была линия, которую я хорошо знала, хотя она находилась высоко и далеко и была искажена расстоянием. Но это была башня.
Я вспомнила весеннее утро под ее стенами и слова Гэвина: “...дом одного из моих арендаторов. Я сам проходил по этой тропинке...”
И на волне этих воспоминаний, ясно, словно голос, взывающий о помощи, я услышала беззвучный приказ, который вел меня весь этот день. Теперь он был сильнее:
– Торопись, торопись... вернись, вернись.
Я отвернулась от окна и начала одеваться. Моя накидка, расстеленная у огня, высохла, туфли все еще оставались сырыми. Я надела обувь доброй жены арендатора. Ботинки были достаточно велики, чтобы вместить четыре моих ноги, но я набила их тряпками и туго завязала на лодыжках. На свою накидку я набросила накидку Бетти и укутала голову капюшоном, обвязав его шалью Бетти.
Мне понадобилось некоторое время, чтобы найти начало тропинки. На самом деле я до конца не была уверена в том, что нашла ее. Я карабкалась и спотыкалась, я ползла по скалам до тех пор, пока не стало возможным идти вверх. Ботинки пастушьей жены тянули мои ноги, словно свинцовые.
Остаток пути по милосердию памяти помнится мне весьма туманно. Мои руки и ноги двигались механически, пока я наконец не упала на глубокий снежный покров на платформе в основании башни. Мой капюшон свалился с головы задолго до этого, и мои влажные волосы подушкой лежали под моей щекой. Я могла бы остаться там и впасть в смертельный леденящий сон, если бы эта настойчивая, беззвучная команда все еще не билась колоколом у меня в мозгу. Я неохотно подняла голову и осмотрелась.
Лунный свет был таким ярким, что снег вокруг меня сверкал, словно бриллианты. На этом фоне фундамент башни был черен, словно смола. А потом я увидела кое-что, от чего сон отлетел от меня в одно мгновение: какая-то фигура отделилась от тени фундамента и двинулась ко мне. Фигура двигалась так быстро, что казалось, она плывет над снегом. На ней был темный плащ с капюшоном. Я приподнялась на руках и смотрела, как она приближается ко мне. В глубине капюшона я разглядела лицо Гэвина.
Глава 14
Придя в себя, я не сразу смогла понять, где я.
Здесь было тепло, темно, место было защищено от снега и стужи. Мое мокрое платье и плащ исчезли; я была укутана в какую-то колючую шерстяную ткань. Руки Гэвина обнимали меня, а его лицо уткнулось мне волосы.
Некоторое время я неподвижно лежала, не думая ни о чем. Мои глаза начали приспосабливаться к темноте; я разглядела что-то вроде грубых каменных стен и низкий потолок. Откуда-то шел свет – тусклое красное сияние. А потом я увидела другой свет – две светящихся сияющих окружности в нескольких сантиметрах от пола.
Я вскрикнула, и Гэвин поднял голову. Он мягко рассмеялся и сказал приглушенным голосом:
– Это всего лишь Тоби. Из него вышла бы превосходная сторожевая собака. Именно он услышал, как ты повалилась в снег там, снаружи.
Тоби вспрыгнул на меня, облизал мне лицо, а потом уселся у меня на руках и начал мурлыкать.
Силы вернулись ко мне, а вместе с ними – и память.
– Леди Мэри, – произнесла я. – Где она? Вы не... вы...
– Не говори так громко. – Гэвин огляделся. – Я не знаю, где она в данный момент. Что ты имела в виду, когда спросила: “Вы не...” Ты полагала, что я намерен совершить какое-нибудь злодеяние. Моя дорогая девочка, гораздо больше шансов на то, что она причинит зло мне. Но, Дамарис, как, ради всего святого, ты могла очутиться здесь?
Я натянула ткань плотнее на голые плечи. Теперь я могла разглядеть даже ее рисунок. Это был плед Гэвина. Я рассказала все без утайки. Потом спросила:
– Где мы? Я не узнаю этого места.
– В подвале в фундаменте башни. Это мое убежище. Сожалею, что здесь не слишком комфортно, разве что имеется жаровня. Эх, чертов лунный свет разрушил все мои планы... Но я бы предпочел не обсуждать их, во всяком случае с тобой. И в любом случае теперь они пошли прахом. Ради бога, Дамарис, я думал, что ты убралась с моей дороги. Почему ты вернулась?
– Кое-что случилось – до того, как мы добрались до гостиницы. Я посмотрела на Анна-бель...
– Аннабель, – перебил он. – Я молю Небо о том, что хотя бы она уже на пути к Эдинбургу. Пакет, который я тебе дал... ты не привезла его обратно?
– Я оставила его Рэндэллу, – сказала я. – Вместе с запиской. Разумеется, я привела определенные причины своего возвращения. Но, конечно, не истинные.
– Каковы же истинные?
Я колебалась. Именно теперь, когда пришла минута, чтобы ответить на вызов, минута откровенности, я не могла заставить себя произнести ни слова.
– Расскажите мне сначала, что вы задумали. Почему вы отослали всех нас?
Что-то в моем голосе подействовало на него, так что он отвечал без дальнейших двусмысленностей. Прислонившись к холодной стене, Гэвин вытянул свои длинные ноги.
– Я отослал Аннабель для того, чтобы эта жалкая свинья Эндрю не мог до нее добраться. Она исключительно глупа и совсем потеряла голову; стоит ему поманить ее, как она бросится к ближайшему приходскому священнику. Поскольку она хитрила со всеми нами и теперь ее здоровье значительно улучшилось, единственным реальным способом предотвратить этот брак было убрать ее отсюда подальше. Рэндэлла мне послали Небеса. Я знаю, что он довезет ее в полной безопасности до Эдинбурга; он парень упрямый и слегка туповатый, поэтому в точности выполнит все инструкции. Ну а там мой юрист, который еще и старый друг семьи, позаботится о том, чтобы она не наделала ошибок. Теперь скажи, что привело тебя обратно?
– Это было в карете, – начала я во второй раз. – Я посмотрела на Аннабель. Ее лицо напомнило мне кое-что. Некоторое время я ломала голову, пытаясь различить в ней ваши черты, а потом как-то разом поняла, что видела в ее лице не вас, Гэвин. Я видела леди Мэри.
Гэвин сидел неподвижно, не произнося ни слова. Тишина была такой глубокой, что мурлыканье Тоби раздавалось в ней словно рев.
– Она – ваша жена, – продолжала я и сама удивлялась тому, как звучит мой голос. – Она не умирала в Лондоне и не тонула в пруду. Она сбежала в тот день, четырнадцать лет назад, по той самой дороге. Может быть, вы надеялись, что она мертва. Вы ведь не видели ее до тех пор, пока она не вернулась этим летом – под чужим именем, не так ли?
Гэвин все еще молчал. Я могла слышать его тяжелое дыхание.
– Вот только я совсем не понимаю... – продолжала я. – Разумеется, она не могла ожидать, что вы примете ее обратно. И это дело с Эндрю и Аннабель, это, должно быть, какая-то шутка. Ее дочь и ее брат...
Гэвин пошевелился:
– Он ей не брат.
Это меня удивило. Я уставилась на Гэвина, а он продолжал со все возрастающей страстью и гневом:
– Она только говорит, что он – ее кузен. Уже этого было бы довольно, если бы Аннабель сочеталась браком с кем-то из того же ведьминого выводка, что и моя несравненная жена; но даже это – ложь. Я едва мог вынести боль, когда увидел, как она развлекается и кокетничает с потасканным любовником своей матери! Да! Этот плут лишь один из долгой череды ее любовников. Я надеялся, что сумею убить его во время дуэли. Но я слишком стар; я промахнулся.
– Убийство – это не решение. Должен же быть какой-то другой выход.
– Но его нет. Теперь нет. – Гэвин рассмеялся; его смех болью отозвался у меня в ушах. – Я пойман в собственную сеть, Дамарис. Или, скорее, я слишком поздно спохватился. Как ты думаешь, почему я скрываюсь здесь, словно загнанная в угол крыса? Я должен был убить Эндрю прежде, чем он убьет меня.
Я издала недоверчивый звук, и Гэвин торопливо продолжил:
– Ты ведь видела пеструю толпу на балу в ту ночь – я в этом уверен. Друзья моей драгоценной жены – головорезы и авантюристы, отбросы Англии и Европы – собрались здесь, чтобы обеспечить ей преимущество. Я не думаю, чтобы она с самого начала замыслила убийство. Но когда я увидел эту команду, я все понял. Мужчины этого типа ничего не делают задаром, а у нее нет собственных денег, чтобы заплатить им. Доход от поместий Данноха составляет примерно пятьдесят тысяч в год, Дамарис. Мой брат – почти мертвец. А когда и я умру, все достанется Аннабель.
Даже в моих худших опасениях я не доходила до такого. Я потрясла головой в немом протесте.
– Тебе это кажется фантастикой, – мягко сказал Гэвин. – Должен ли я рассказать тебе всю историю, Дамарис? Теперь ты знаешь важную ее часть – ту часть, из-за которой я готов был перевернуть небо и землю, лишь бы она не коснулась тебя. Ты готова выслушать остальное?
Его рука нашла мою руку. Я позволила ей остаться там.
– Да, – сказала я.
– Я повстречал Мэри Маллоран, – начал Гэвин, – когда мне было восемнадцать. Ее отец был учителем в Каслтоне – во всяком случае, такой была его профессия в то лето. Угадай, где я встретил ее, Дамарис. В церкви. О, я пропал еще до того, как впервые коснулся ее руки или заговорил с ней. Дело сладилось быстро, пастор в Данкелде, куда мы приехали вместе в один солнечный сентябрьский денек, обручил нас.
Мы провели вместе одну ночь, и я вернулся домой, чтобы предстать с этой новостью перед отцом. Я думал, его хватит апоплексический удар. Он бушевал и ревел и едва не поранил меня кнутовищем, которое было у него в руках. В те дни я был проворным и тонким, и мне удавалось увертываться до тех пор, пока он не поостыл. А он в конце концов остыл. Дамарис, ты бы его полюбила. Несмотря на все свои угрозы, он был самым добрым человеком на земле. Он мог бы оставить меня без единого пенни. А вместо этого он дал мне Блэктауэр, чтобы я здесь жил, да еще и небольшой доход. Я больше никогда его не видел. На следующий год он умер; и я всегда думаю, не мое ли поведение укоротило ему жизнь...
Мы с Мэри поселились здесь. Я осыпал ее драгоценностями, нарядами и безделушками; я тратил каждый пенни своего небольшого дохода, пытаясь порадовать ее, и работал управляющим на собственных землях, пытаясь заработать больше денег. Затем родилась Аннабель, и она, казалось, была счастлива.
Примерно через год после рождения ребенка мы получили первый удар. Мой стеснительный затворник-брат влюбился, женился и наградил свою жену ребенком, и все это – на протяжении каких-то недолгих месяцев. После того как все это случилось, я заметил в Мэри перемену, но, Боже помоги мне, я не понимал, чему ее приписать. Я думал, что наша тихая жизнь, которая меня вполне устраивала, начинает ей надоедать. Она стала раздражительной даже с ребенком. Один раз я видел, как она отшлепала малышку за то, что та измяла ей платье... Я думаю, что мое обожание начало тускнеть задолго до этого. Она была в основе своей очень примитивная женщина, понимаешь; умная и быстрая, но – поверхностная и мелкая.
Той весной, когда Аннабель исполнилось два года, у нас гостил один из моих старых друзей. В Сент-Эндрюсе он был на два курса старше меня, блестящий студент и атлет – я был горд, когда он снизошел до дружбы со мной. К тому же он был привлекателен, этот дьявол, – нечто в стиле последнего увлечения Мэри. Мэри сразу же приняла его, как родного. Они вместе играли на рояле и пели дуэты по вечерам, пока я сидел в тени, все еще ни о чем не подозревая. Полагаю, что мне и не слишком хотелось быть подозрительным.
Последний удар по надеждам Мэри был нанесен как раз тогда, когда у нас гостил Джек, – от моего брата пришло письмо, сообщающее о рождении здорового первенца мужского пола. Это письмо отбирало у меня титул и отдавало его хныкающему младенцу. Мне было все равно, Дамарис. Но, после того как пришло письмо, Мэри на остаток дня заперлась в своей комнате, а вышла оттуда изменившейся даже по виду.
На следующий день мне нужно было уехать; я вернулся домой, когда начало вечереть. Это был серый, туманный день, то и дело собирался дождь. Стоило мне войти в дом, как я понял, что что-то не так.
Домашние слуги исчезли – все, кроме Ангуса. С издевательской ухмылкой тот сказал мне: “Ваша жена сбежала с Соутропом, Гамильтон”. Он так хохотал, что его лицо побагровело. Я слышал его смех все время, пока бежал от дома к конюшне.
Ты можешь спросить, зачем мне было преследовать ее. Я ее не любил. Но у меня были гордость, и гнев, и разрушенная дружба – и Аннабель. Признаю, что никогда не был нежным отцом, но она была мое дитя – или так я тогда думал, – и я не намерен был позволить ее гулящей матери забрать ее.
Я увидел их на дороге, которая шла мимо пруда. Должно быть, лошадь Мэри споткнулась о камень, потому что они удалялись слишком медленно, чтобы я не мог их настигнуть. Они услышали, как я приближаюсь. Джек оглянулся. Я услышал, как он выкрикнул какие-то слова, но из-за расстояния я не мог разобрать их смысла, а потом эта отважная душа дала лошади шенкелей, и та словно сумасшедшая помчалась к пруду. Разве это не было низостью – бросить женщину на растерзание моей ярости после того, как он ее соблазнил и уговорил бежать?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22