Мсье Пауэлс, видимо, на это рассчитывал: у него заранее были заготовлены книжки на каждого из нас. Пилюлю по поводу того, что наши паспорта нужны для получения виз, я проглотил с горечью. Наверняка они их отбирали для того, чтобы иметь гарантию, что никто из нас не смоется, получив аванс.
Вид пачек денег на столе, однако, радовал сердце. Когда дошла очередь до меня, я пыжился изо всех сил, чтобы выглядеть, как значилось в послужном списке Кинка. Мне почти удалось убедить самого себя.
Все было бы в полном порядке, если бы не одна штучка. В самом конце контракта имелась графа, куда нужно было вписать имя и адрес ближайшего родственника.
Я вписал имя Ники и наш афинский адрес. Что касается родства, написал «сестра». Я, конечно, не собирался высылать ей деньги, потому что она в них не нуждалась. Но не хотелось и выглядеть жмотом.
Эти мысли заставили меня на секунду поколебаться, а за это время я прочитал весь параграф.
«В случае смерти вышеупомянутого служащего, его ранения или потери трудоспособности по болезни его ближайший родственник, указанный ниже, будет немедленно поставлен в известность».
Я подписал контракт, получил свою копию, получил расчетную книжку, отдал свой паспорт и получил деньги. Но я больше не чувствовал себя солдатом. На душе у меня было тяжко.


ПУТЕШЕСТВИЕ В СТРАНУ РЕДКИХ МЕТАЛЛОВ

Глава I

Рано утром в четверг мы снова собрались в конторе агента СММАК со своим багажом, и нам вернули наши паспорта. Я тут же заглянул в свой. К своему удивлению, я обнаружил там две новые транзитные визы, одну через Судан, другую через Чад.
Нас ожидал микроавтобус, чтобы доставить в аэропорт. Барьер и Уилленс были с женами, нас всех друг другу представили. Обе женщины сели вместе с нами. Я решил, что они приехали проводить своих мужей. На них были спортивные брюки и рубашки, что казалось мне лишь попыткой соответствовать общему походному настроению, которое меня так угнетало. Мне и в голову не могло прийти, что они отправляются вместе с нами. А жаль. Тогда путь до аэропорта меньше бы мне напоминал визит к зубному врачу. Накануне ночью я глаз не сомкнул, а в желудке будто метались грязные серые мошки.
После того как мы прошли паспортный и таможенный контроль, нас снова погрузили в автобусик и повезли вокруг всего поля к грузовому ангару. Около него на гудронной полосе стоял видавший виды двухмоторный самолет. Мы выгрузились из автобуса и взобрались с нашим багажом на борт.
К тому времени я сообразил, что женщины летят вместе с нами, и мне стало как-то легче. Там, куда мы направляемся, размышлял я, наверное, не такая уж глушь, если даже женщины могут жить. Это могло значить, что военная часть службы, которой я больше всего боялся, ограничивается караульными обязанностями. В таком случае я, может быть, знал достаточно, а об остальном мог догадаться, чтобы не ударить в грязь лицом. Ведь Кинк говорил, что мы – сотрудники безопасности, а не какая-то частная армия. Мне очень хотелось ему верить.
То, что я увидел в самолете, не способствовало оптимистическому ходу мыслей, на который я старался настроиться.
Начать с того, что там отсутствовали сиденья. То есть они были, но совсем не такие, как обычно бывают в самолетах, – это были маленькие алюминиевые сиденьица, прикрепленные на пружинах по обе стороны фюзеляжа, откидывавшиеся, когда свободны, чтобы не мешать. Откидывались они и тогда, когда приподнимаешься на минутку, пытаясь разогнуть спину. Самолет был загроможден штабелями ящиков и металлических коробок, прикрепленных к планкам на избитом металлическом полу железными тросами. Самолет долго стоял на солнце, и жара внутри была адская – даже Кинк поначалу дрогнул.
– Когда поднимемся в воздух, посвежеет, – сказал он. – Положите свои пожитки да пристегнитесь ремнями к сиденьям.
Мы скорчились на сиденьях – изгиб фюзеляжа не позволял распрямиться. Пот градом лил с наших носов и подбородков. Рядом со мной сидел Уилленс, потом – его жена. Я слышал, как он бормотал ей по-английски: ««Винтидж С-47» времен второй мировой войны. Даже сиденья не переделаны. Надеюсь, эти летуны знают, что здесь почем».
Затем один из членов команды, бледный человек в шортах цвета хаки, закрыл дверь. Запустили моторы, и разговаривать нормально стало невозможно. В самолете не было звукоизоляции, не был он и герметизирован. Я не знаю, каков потолок полета у этого типа самолета, но на мой вкус он был явно низок. Иногда мы летели ниже горных вершин, окружавших нас. Слава богу, увидеть можно было очень немногое – трясло в воздухе так, что приходилось сидеть с пристегнутыми ремнями. Попытка заглянуть в иллюминатор грозила риском свернуть шею. Как и обещал Кинк, сильно похолодало.
Через час-другой стало поспокойней. Раздали коробки с завтраком – фрукты, сыр и черствый хлеб, а также бутылки с вином и водой. Никто помногу не ел, но винцо разошлось быстро. Лично мне оно было просто необходимо. И не только потому, что лететь было страшновато.
Скорчившись на жестком сиденье, упираясь локтями в колени, я мог видеть только одну секцию груза, расположенную прямо напротив меня. На некоторых коробках виднелись надписи, хотя на самых ближних ко мне они были вверх ногами. Через некоторое время я от нечего делать стал разбирать слова и цифры.
Первое слово, которое я разобрал, было «Узи» с тире и цифрой 4. Это слово могло бы мне многое сказать, но я терялся в догадках. Я решил, что это какое-то сокращение. На ящике рядом были действительно сокращения – после букв стояли точки. Они выглядели так: F.U.N. – MAG – 7.62. Больше всего меня заинтересовал плотно закрытый металлический ящик. Таких, как он, было несколько. На ближайшем ко мне было нацарапано карандашом «MORT». Это мне ничего не говорило, хотя по расположению букв было ясно, что это не все слово. Нагнувшись пониже, как будто завязывая шнурок ботинка, я разглядел остальное. Целое слово было «MORTIER», а потом шли какие-то буквы и цифры, которые я и не пытался расшифровать. «MORTIER» и цифры говорили более чем достаточно. Теперь мне оставалось лишь понять, зачем отряду служащих безопасности, следующих куда-то в Экваториальную Африку по коммерческому контракту, нужны восьмидесятидвухмиллиметровые минометы.
Мои часы остановились, а Уилленс через некоторое время стал частенько посматривать на свои. Видно было, что ему все больше становится не по себе. В конце концов он вытащил листок бумаги и карандаш, произвел какие-то расчеты и передал их Кинку. Они стали вопить изо всех сил друг другу на ухо, из чего я разобрал, что, если мы не приземлимся в ближайшее время, у нас кончится горючее. Кинк отправился в кабину пилота поговорить с командой и возвратился, улыбаясь и показывая знаками, что мы будем садиться минут через десять.
Уилленс вернулся на свое сиденье, но не отводил глаз от часов. Тут самолет слегка подкинуло, мы начали снижаться, и у меня заложило уши.
Место, где мы приземлились, называлось Джуба, городок на Белом Ниле в Южном Судане. Пассажиры провели ночь в гостинице аэропорта, а команда – в самолете, по всей видимости охраняя груз.
В тот вечер авторитету Кинка был брошен первый вызов.
Уилленсу, как видно, не давала покоя продолжительность перелета. Да и почти несъедобный обед тоже подпортил ему настроение. Мы все еще сидели за столом, попивая кофе, когда начался спор.
Уилленс отодвинул свою чашку с гримасой отвращения и обратился к сидевшему напротив Кинку.
– Позволено ли нам знать расписание завтрашнего полета? – Его тон был слегка вызывающим.
Кинк улыбнулся.
– Конечно. Отсюда мы летим в Форт-Аршамбо в Чаде.
– А заправка где?
– Нигде. Мы летим напрямую.
– Вам известна максимальная дальность полета «С-47» на нормальной крейсерской скорости?
– Пилоту известна.
– И мне тоже. Она не превышает двух тысяч километров.
– Аршамбо не так далеко.
– Может быть, нет, и слава богу, нам не придется шнырять между горами, как нынешним утром, ну а что, если поднимется встречный ветер? Или ошибется штурман? Ведь оборудование там у вас не из новых.
– Команда очень опытна.
– Очень может быть. Но в этих широтах и над подобным ландшафтом даже самый опытный штурман может ошибиться. Надо это принимать в расчет. Нужен запас времени для исправления ошибки.
Здесь ввязалась миссис Уилленс. Она была по рождению австралийкой, высокая смазливая брюнетка с глазами, одновременно выражавшими насмешку и практичность, с широким ртом.
– Мой муж налетал четыреста часов, пилотируя «С-47», – сказала она. – Он знает, о чем говорит. – Ее французский выговор был лучше, чем у мужа.
Кинк улыбнулся ей галантно.
– Я уверен, что это так, мадам. Я полагаю, что все мы знаем, о чем говорим. Я совершенно уверен.
– Если мы дозаправимся в Ялинге, риска будет меньше, – упорствовал Уилленс.
– Мы ничем не рискуем, летя напрямик. Уилленс обратился к Гутару:
– Что ты скажешь, Гутар? Ты ведь кое-что соображаешь в самолетах.
– Только то, как прыгать из них, – ответил, подмигнув, он. Мадам Барьер рассмеялась. Она была маленького роста, коренастая, с мальчишеским лицом. Рассмеялась она очень громко, что сразу немного снизило напряженность. Кинк этим тут же воспользовался.
– Все, у кого сдают нервы, могут запастись парашютом, – бросил он небрежно.
Уилленс и его жена не засмеялись. Я присоединился к смеющимся, хотя мои симпатии были на стороне Уилленса. Он стоял на своем.
– Лично я предпочитаю вынужденную посадку в заросли, – сказал он и снова взглянул на Кинка. – Что плохого в дозаправке?
– То, что в ней нет необходимости.
– Это по вашему мнению.
– Именно так. – Лицо Кинка посуровело. – И только мое мнение имеет значение. Могу добавить, что, если бы была желательна дозаправка в Ялинге или еще где-либо, мы не летели бы через Аршамбо.
– Но куда мы летим? – хотел знать Барьер. – Что за тайны? Все равно мы рано или поздно узнаем.
– Мне хотелось бы, чтобы это случилось поздно. Когда в этом наступит необходимость. – Он холодно оглядел всех нас. – Нет нужды объяснять служащим безопасности, что не следует им много болтать, и я должен вам также напомнить: в дисциплинированном подразделении приказы не подлежат обсуждению. – Кинк поднялся. – Мы вылетаем рано утром. Советую вам побольше поспать. Доброй ночи.
Слегка поклонившись женщинам, он ушел.
Последовало краткое молчание, потом Барьер издал языком непочтительный хлопающий звук.
Кое-кто фыркнул, но комментариев не последовало. Рейс достал бутылку виски и пустил ее по кругу. Выпив, мы разошлись спать.
Нас с Гутаром поселили в одной комнате.
– Ну, – сказал он, раздеваясь, – что ты на все это скажешь?
– Даже не знаю, что подумать. Пожалуй, Уилленс знает, о чем говорит, и он не похож на паникера. Хотя сегодня было о чем поволноваться.
– Но мы все-таки долетели, и даже с запасом горючего. Не забывай, я посмотрел досье на Кинка. Он не производит впечатление человека, готового попусту рисковать.
Меня так и подмывало сказать, что я не хочу никакого риска, нужного или ненужного, но это прозвучало бы как-то не по-солдатски. Вместо этого я высказал первую мысль, пришедшую мне на ум:
– Может быть, он просто темнит.
– Что ты имеешь в виду?
Я и сам не знал, что имею в виду, и пришлось быстренько изобретать ответ. Я долго и старательно стягивал брюки, чтобы выиграть время.
– Видишь ли, – сказал я наконец, – он толковал о необходимости знать и заявил, что предпочитает, чтобы мы узнали о месте назначения лучше поздно, чем рано.
– Ну и что?
– Спрашивается, почему? В чем, собственно, риск? Ведь мы же летим одной группой. С кем мы можем общаться, как не друг с другом?
– И стены имеют уши. Нас могут подслушать. Ты это имеешь в виду?
– Не совсем. – Я пытался сделать вид, что продолжаю начатую нить рассуждения, тогда как мне пришла в голову совсем другая мысль. – У нас на самолете оружие, – сказал я.
– Конечно. Я не слепой. Легкие автоматические винтовки и автоматы – личное оружие. Что с этого?
– Мы везем также минометы, – добавил я. – Это не личное оружие. Нет сомнения, здешняя служба безопасности, так же как и таможенники, обнаружили это. Им, наверное, очень интересно знать пункт назначения оружия.
– Ну и что?
– Это значит, они очень заинтересованы и в пункте нашего назначения. Мы – вооруженный отряд. Предположим, они решат допросить нас поодиночке. Это им ничего не стоит. Что получится? Если бы мы действительно знали пункт нашего назначения и стали врать по этому поводу, они бы скоро нас засекли. Даже если повторять одну и ту же ложь, кто-нибудь из нас может расколоться. Врать во время допроса не так-то легко, как думают некоторые. А сейчас нам не нужно врать. Все, что мы знаем, – летим в Аршамбо в Чаде, это подтверждают визы в наших паспортах. Нам не о чем врать.
Гутар сидел, ухмыляясь, на кровати, волосатый, совершенно голый. Он не знал, что такое стыд.
– Однажды разведчик – всегда разведчик? – Он был мной доволен.
Я пожал плечами и отвернулся.
– Это все само очевидно, если только хорошо подумать.
– Да, – он подлез под противомоскитную сетку, – немудрено, что Кинк не заинтересован в дозаправке.
– Что ты хочешь сказать?
– Если то, что ты предположил, правда, то я тогда согласен – остальное самоочевидно. В дозаправке нет нужды, потому что мы летим не в Чад, а гораздо ближе. Может быть, мы летим даже не в том направлении. Как только мы выберемся из этого района, можно взять курс куда угодно.
– Куда угодно Кинку и СММАК, имеется в виду.
– Это то же самое, не так ли?
– Наверное, так.
Но в действительности я не думал, что это одно и то же. И это не было одно и то же.

Глава II

Как я и предсказывал, суданские чиновники в аэропорту действительно всерьез над нами поработали, прежде чем дать добро на продолжение полета в Чад. Нам даже пришлось вывернуть карманы. Они были вежливы, но чрезвычайно противны: наверняка их выучили англичане.
Впрочем, как предсказал Гутар, мы не направились в Чад. Через двадцать минут после взлета Кинк пустил по кругу послание, написанное на фирменном листке СММАК.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25