Рассказы -

Олег Макушкин
Революционер
Уличные огни расплывчатыми пятнами проглядывали сквозь тонкую пелену моросящего дождя. Лучи от фонарей словно цветная паутина оплетали сетчатку глаза вздумавшего взглянуть наверх, в ночное небо, человека. Двое полисменов, стоявших на углу улицы, наверх не смотрели. Их внимание было приковано к неподвижному телу, которое темнело бесформенной массой на блестевшей от дождя пешеходной дорожке.
Один из полисменов, постарше и погрузнее напарника, присел, провел сканером над телом. Разочарованно цокнул языком.
– Мертв уже с полчаса. Биотоки на нуле, реанимировать бесполезно.
– Во дела! – второй задумчиво пощипал усы. – Первый жмурик за два года, что мы с тобой работаем на этом участке. И в такую ночь!
– Да ночь-то как раз подходящая. Мерзкая погодка в самый раз для убийства.
– Ты считаешь, что это мокруха? Может, все-таки суицид?
– Взгляни сюда, – первый полисмен приподнял голову лежащего человека. – Ему повернули башку на двести семьдесят градусов. Ну не сам же он это сделал?
– Слушай, закрой ему глаза, а то мне что-то не по себе. Ты провел идентификацию?
– Да. Это гражданин Френкель А. А., президент компании “Ньюлайн Фармаколоджик”.
Усатый присвистнул.
– Финансовый мир встанет на уши, когда об этом Узнают репортеры. Неужели заказное убийство?
– Я не помешаю? – раздался со стороны насмешливый голос, и полисмены резко обернулись.
Фигура, стоявшая в нескольких шагах от них, почти растворялась в темноте. Был виден только светящийся контур, обрисованный светом фонарей, отраженным от скользящих по одежде ручейков влаги. Незнакомец, высокий и крепко сложенный, носил длинный черный плащ и старомодную шляпу, поля которой, с идущей по краю бисерной ниткой капель, скрывали лицо. Полисмены подобрались.
– Что вы тут делаете? – спросил тот, что постарше. – Вы видели что-нибудь?
– Позвольте, я проверю вас, – сказал второй и вытащил сканер. – Пожалуйста, вытяните руку для идентификации.
– Хотите знать, кто его убил? – глухим голосом произнес незнакомец.
Полисмены переглянулись. Старший вдруг поймал себя на мысли, что ему не хочется разговаривать с этим подозрительным человеком посреди улицы. Он покосился на стоявшую невдалеке патрульную машину.
– И кто это сделал? Вы видели, что здесь произошло? – спросил второй полисмен.
– Это сделал я, – ответил незнакомец.
Он держал руки в карманах плаща. Старший с некоторым опозданием схватил рукоятку парализатора. Ему пришлось дернуть дважды, прежде чем он сумел вытащить оружие из кобуры.
– Стой, не двигайся! – крикнул он, облизнув пересохшие губы. “Кто знает, что там у него в кармане?” – пронеслось в голове полицейского.
– Зря, – усмехнулся человек в плаще.
Казалось, он абсолютно спокоен. Но под кожаным плащом билось сильное сердце, прогоняя насыщенную адреналином кровь ко всем клеткам тела. С каждой секундой незнакомец “горел” все сильнее, чувствуя, как набухают и дрожат мышцы, требуя команды. Оставаться неподвижным становилось физически трудно.
Второй полисмен, держа наготове шоковую дубинку, опасливо начал приближаться к человеку в плаще.
– Зря, – повторил незнакомец.
Не вынимая рук из карманов, он слегка присел и прыгнул вверх и вперед. Старший из двоих полицейских только проводил ошеломленным взглядом взлетевшую метра на два фигуру. Первый полисмен, получив удар ногой в грудь, тоже оторвался от земли, на какое-то время завис, а затем шмякнулся на мокрую мостовую. Тонко звякнуло, разбившись, стекло сканера. Второй полисмен еще долгих полсекунды бессмысленно таращился на то место, где должен был стоять человек в плаще, прежде чем удар по затылку отключил сознание стража порядка. Так и не выстреливший парализатор выпал из разжавшейся руки.
– Ребята, если у вас там все в порядке, заканчивайте смену и давайте к нам, – донесся из машины голос диспетчера. – Билл отмечает годовщину, пончиков хватит на всех. Алло, ребята?
– Пончиков! – усмехнулся человек в плаще. – Это ж надо, пончиков!
Он обвел взглядом место схватки. Размытые завесой дождя огни фонарей отражались на мостовой масляными пятнами. Влажный воздух освежал горящие от гипервентиляции легкие, водяная взвесь ложилась на кожу прохладной вуалью. “Получилось!” – прошептал незнакомец и, засунув руки в карманы, быстро зашагал прочь.

* * *
Алексей Михайлов, 27 лет, холост. Менеджер младшего звена. Среднего роста, темные волосы, большие печальные глаза. В душе немножко поэт. Любит размышлять о смысле жизни. Нерешительный и безынициативный в житейских вопросах.
Когда говорить не о чем, говорят о погоде. Если бы я конструировал роботов, первым делом научил бы их говорить о погоде. Тогда они мало чем будут отличаться от людей. Еще добавить пару-тройку фраз о биржевых курсах, ценах на туристические путевки и сезонных распродажах, да пополнить лексикон словечками спортивных фанатов, и готово дело. Переодеть человеком и выпустить в толпу. Девяносто девять из ста представителей разумной органики не распознают кремниево-металлического имитатора.
Но я не создаю роботов. А жаль. Не избежать бы мне вручения премии за оригинальность конструкторской мысли.
– Хорошая погода, не правда ли?
– Да-да, превосходная. Спасибо градоначальнику – бдит, родной, тучи разгоняет над сердцем Родины. В каком-нибудь Южно-Сибирском квартале сейчас, наверное, дождь идет, а у нас в Центрально-Европейском – полный порядок.
– А вы слышали, “тугрик” опять поднимается в цене. Вклады в евровалюте скоро совсем обесценятся.
– Меня это не слишком волнует. Я все средства вложил в акции “Хеллроуд Экспресс”. Два с половиной процента годовых, между прочим.
– Выгодное вложение. Вовремя купили, да? Сейчас-то “Хеллроуд” сильно подорожал. Кстати, где планируете отдыхать в этом году?
– На Суматре. Говорят, там построили новый гостиничный комплекс, надо опробовать. А вы?
– Гаити, как и в прошлом сезоне. Моей жене там понравилось.
– Ну, до встречи.
– Всего хорошего.
Вот это я и имею в виду. Типовой разговор начальника департамента с заместителем гендиректора. В офисе, где я сижу, подобные разговоры приходится слышать чуть не каждые десять минут. Тут либо последние мозги выветрятся через ушные раковины, либо крыша поедет со скуки. Работа не спасает, потому что делать ее можно спинным мозгом с привлечением одного мизинца.
Сижу я на этой дурацкой работе только потому, что абсолютное большинство вакансий приходятся на сферу обслуживания, маркетинга и администрирования. Техников, контролирующих механизированные линии производства, инженеров, эти линии разрабатывающих, да ученых, придумывающих новые способы похудения – малая когорта, попасть в которую, пробившись сквозь барьеры тестов и экзаменов, куда как сложнее, чем влиться в легион менеджеров. А искусством в наше время занимаются только пенсионеры – ничего нового придумать уже невозможно, осталось только пережевывать старое.
Хорошо, что уже почти шесть. Можно смело встать, послать старшего менеджера в далекие дали и покинуть опостылевший офис. До завтрашнего дня.
На контрольном пункте стоит автомат. Рядом стоит полисмен, но мог бы не стоять – автомат все делает сам. Может, это и не человек вовсе, а просто манекен? Неподвижный, окаменевший, размыкающий губы только для дежурного: “Доброе утро, будьте здоровы”. Как знать, может, у нас в управлении уже половина сотрудников – замаскированные андроиды? Уж наверное, они работают лучше людей, потому что во время рабочего дня не отвлекаются на мысли о вечернем походе в пивнушку или стриптиз-бар.
Сегодня днем позвонил друг детства Саша Темин и сказал, что у нас будет встреча одноклассников, на которую обещали прийти несколько человек, в том числе Леля Синявская. Воспоминания, воспоминания. Неужели я снова увижу Лелю?
Ее я помню еще веснушчатой кнопочкой с косичками-рожками. В детстве она все порывалась зайти в туалет для мальчиков и мечтала о встрече с вампиром. Индустрия развлечений, клонируя бесконечные образы кровососов, почти обожествила лорда Дракулу, создав настоящий культ вампиризма. От неофитов не было отбоя. “Леша, давай попросим Юрку, чтобы он Нас инициировал”. – “А почему Юрку?” – “А мне кажется, что он вампир. У него в темноте глаза светятся”. – “Дурочка, это же у него светоотражающие линзы”. – “Тогда давай Димку. У него голос хриплый…”
Сейчас она вполне зрелая девушка – Сашка кинул мне по почте ее фотографию. Прямые коротко подстриженные волосы разобраны на отличающиеся длиной и цветом пряди. Под прической, переливающейся солидным бордовым и воздушным золотисто-рыжим цветами, спрятано аккуратное личико с большими детскими глазами и россыпью родинок на левой щеке. Пластической хирургией не балуется, тем более что сейчас, после того как улицы наводнили красавицы с одинаковыми лицами, вынуждая мужчин играть в десять отличий, появилась мода на отказ от пластики. Умные люди не выкидывают старые вещи, тем более собственное лицо.
Вообще-то, кроме прически, смотреть особо не на что. Готов спорить, что, если она вдруг решит перекрасить волосы, коллеги по работе ее не узнают. Наверняка покупает на черном рынке психотропные пилюли для контрабандного “Пситроника”. Это делают почти все, у кого есть деньги и желание прогнать скуку, навеянную очередной рабочей неделей. Правда, совершая этот, как им кажется, противозаконный акт, они не знают, что полиция контролирует все черные рынки и что спрос на легкие наркотики и галлюциногены заложен в правительственную экономическую программу.
Все дело в том, что общество не сжимает нас в объятьях, а держит на поводке. И немногие осмеливаются этот поводок натянуть до предела. Свобода – штука условная. Если человек полагает себя свободным – значит, так оно и есть. Если он хочет больше свободы – надо всего лишь чуть-чуть отпустить поводок. А для тех, кто слишком активен в поисках независимости, существуют электрическая дубинка, программа борьбы с преступностью и служба социального надзора, в которой работают большие мастера по искоренению преступных намерений.
Лелечка. Наверняка у нее нет детей – рождаемость в наше время сокращается прямо пропорционально продолжительности жизни. Наверняка она типичная девушка – в наш век стандартных судеб и характеров как-то теряется уникальная индивидуальность каждого из нас. А уникальна ли она? Вопрос, на который я не знаю ответа.

* * *
Прозрачная башня, сквозь стены которой видно перегородки внутри нее и лестницу, идущую по спирали вдоль стен, вкручивается штопором в небо, уступая окружающим ее подобным башням в росте, но не в желании тянуться вверх. Мегаполис напоминает густой лес – деревья-небоскребы высятся как корабельные сосны (которых не осталось ни одной на всей планете), а подлесок в виде переплетения автобанов обвивает основание огромных башен. Прозрачная, та, что ниже других – это школа.
К ней подходит специальная ветка пневморельса. Несколько раз в день живые ручейки устремляются внутрь башни, наполняют ее снизу вверх разноцветной играющей массой, на какое-то время успокаиваются, а потом выскальзывают обратно, чтобы разлиться по вагонам “железки”. Бесшумно исчезает вдали скоростной поезд, а вместо него к башне подлетает Другой, с новой порцией ребятни из другого района.
Обучение не прекращается двадцать четыре часа, чтобы не простаивало дорогостоящее псиактивное обучающее оборудование. Дешевле потратиться на транспорт, чем строить новые школы, к тому же число Учеников все время сокращается – рождаемость падает из года в год. Я думаю, когда-нибудь все придет к тому, что на Земле будет жить кучка бессмертных стариков, уставших от жизни и потерявших ее смысл, не Успев найти. Неужели это и будет вечная молодость, Которую обещали человеку хозяева рая?
…С педантичностью кассового аппарата, усмиряющего своенравную кредитную карточку, Александр Темин обзвонил всех бывших одноклассников, приглашая на школьный вечер. Из болота лени, равнодушия и зацикленности на собственных проблемах вынырнули, кроме меня и Лели, немногие, да и то лишь затем, чтобы похвастаться успехами или выставить напоказ неудачи. В середине вечера мы втроем оставили компанию и поднялись на крышу здания.
Темин пытался завязать разговор, стараясь навести нас на воспоминания о школьных годах, но получалось плохо. Хотя разговор не клеился, Леля периодически поглядывала на меня с любопытством. Мало-помалу я понял, что должен отделаться от Сашки. Когда все начали прощаться, я вызвался проводить Лелю, и мы оказались вдвоем на ночных улицах.
…Ночь сияет огнями небоскребов и вспышками рекламных экранов. Небо разрисовано надписями из светящегося газа, голограммы то возникают в воздухе, как огромные миражи, то снова исчезают. За всем этим мельтешением совсем не видно звезд – тех самых звезд, на которые испокон веку смотрят люди, оказавшись под ночным небом.
Теперь мы гуляем вдвоем с Лелей – совсем как в детстве.
– Я знаю, почему люди редко гуляют по ночам, – говорю я. – Потому что звезды спрятались под этой световой рекламой.
– Может быть, – соглашается Леля.
Черное трико, подчеркивающее почти идеальные линии тела, короткая курточка “под кожу”, сапожки. Мультицветная прическа колокольчиком, большие подкрашенные глаза, пухлые детские губы, родинки. Тысячу лет ее не видел. А ведь в школе мы были лучшими друзьями. В выпускном классе чуть было не влюбились друг в друга, но немного не повезло – из-за занятий не хватало времени на общение, а потом жизнь растащила нас в разные стороны. Один мой приятель говорил в шутку, что степень влюбленности определяется километражем совместных прогулок. Наш с Лелей показатель оказался недостаточным.
Смешно, но сейчас не так-то просто найти женщину, которая согласилась бы обременить себя семейными хлопотами и заботой о детях. Когда у всех все есть, зачем нужны дети? Вот я и не нашел до сегодняшнего дня.
1 2 3 4 5