– Да, – сказала мать. – Император Искандер и жрецы Ярилы хотят отказаться от магии. А как это сделать? Только запретить общие браки людей и сидхов.
– Да понял я, – ответил Михей. – Вон, в позапрошлом году сидха застукали в Хельмутовом гроте в обнимку с сестрой нашего князя и руку ему за это отрубили. Мы тогда еще ходили смотреть...
Мать кивнула, хотя и удивилась тому, что Михей до сих пор это помнит. Она взяла мальчика с собой потому, что сын очень хотел посмотреть на «папину работу». Адриана и Михей наблюдали за казнью с балкона КПП. Место в тени и два стула для жены и сына городского палача любезно предоставили солдаты. Воины старались находиться в хороших отношениях с Радагастом – рубить руки приходилось не так уж часто, а вот двадцать-тридцать плетей в исполнении городского палача кому-нибудь из них прописывали чуть ли не каждый день.
На помосте, возведенном напротив ворот замка, находились осужденный – сидх Ульрик, Поджер, который должен был зашить рану после казни, бледный князь Иван и сам Радагаст. Михей сначала не узнал папу в форменном алом капюшоне с прорезями для глаз, но потом увидел татуировку на плече – день был очень жаркий, и Радагасту разрешили работать без рубашки. Рядом с городским палачом стоял невысокий мужчина, который, наоборот, даже свою кожаную куртку не снял. На черном рукаве был вышит яроцвет, фиолетовый колокольчик с четырьмя лепестками. Этот милый цветок Чистильщики, отдел Имперской Канцелярии по борьбе за чистоту расы, выбрали своей эмблемой. Солнечные зайчики дюжинами разлетались во все стороны от серебряной пентаграммы на правом погоне мужчины. Пятый магический класс являлся высшим возможным для человека уровнем владения магией. Среди сидхов встречались волшебники и седьмого класса.
Это был имперский маг Крон, главный Чистильщик, личность неоднозначная и жуткая.
Вытатуированная на плече Радагаста обнаженная женщина похабно вильнула бедрами, коротко тенькнул топор, и окровавленный обрубок ударился о помост. Сидх не издал ни звука – за него громко ахнула толпа. Радагаст отошел в сторону, уступая дорогу врачу. Именно в этот миг Михей встретился глазами с имперским магом. Крон смотрел на них с матерью и улыбался. Михей увидел вместо его лица морду рыси с окровавленной пастью и поспешно отвел глаза. Но рассказывать матери об этом видении он постеснялся. В конце концов, Михей был уже большим мальчиком.
– Только одного не пойму я, – сказал Михей. – При чем здесь рука? Надо было писюн ему отрубить тогда.
Адриана улыбнулась:
– Но тогда у Ульрика больше никогда не будет деток, даже от женщин своего народа. А что тебе на завтра задано, кстати?
Михей сразу поскучнел.
– Про свержение Черного Пламени, – сказал он. – Песню сложить надо. Для малышей, простую и понятную.
– Сложил? – спросила Адриана.
Михей неохотно кивнул.
– Ну, рассказывай.
– На память, что ли? – смутился мальчик.
Взглянув на лицо матери, он сказал просительно:
– Ну можно я хоть на колени свиток положу?
Адриана нахмурилась и пытливо посмотрела на сына. Последнее время матери все чаще казалось, что Михей унаследовал ее способности управлять Чи. Магу третьего класса, для того чтобы уловить смысл текста, достаточно было лишь прикоснуться к свитку. Адриана кивнула, и Михей побежал в дом.
– Отца не разбуди только, – негромко сказала Адриана ему вдогонку.
Михей прихватил в доме еще и писало. Эльфийский стержень был одним из трофеев матери, привезенных с фронта. Стержень писал сам, его не надо было обмакивать в чернила, и с него никогда не соскакивали кляксы.
– Вдруг что-нибудь поправить надо будет, – деловито сказал Михей и уселся на завалинку.
Наташа оставила надоевший палец и загукала. Адриана дала дочери погремушку.
– Посреди Рабина стоял замок, черный-пречерный, и жил в нем черный-пречерный дракон, – торжественно, нараспев начал мальчик. – И люди звали его Черным Пламенем, а сидхи – Морул Кером, то есть Черным Кровопийцей. С одной стороны замка была глубокая пропасть, а с другой – огненный ров. Никто не знал, откуда он пришел.
– Кто пришел? – перебила сына Адриана. – Огненный ров? Глубокая пропасть? Замок?
Наташа заворочалась в корзинке и захныкала. Адриана взяла ребенка на руки, спинкой к себе, чуть развела ножки девочки. Курица, на хохолок которой упала горячая струйка, с кудахтаньем бросилась прочь.
– Дракон, конечно, – пробормотал Михей.
– Так и напиши, – сказала Адриана, усаживая дочку к себе на колени.
Она вдруг ощутила горький запах миндаля, предвестник пророческого транса. «Как некстати», – подумала Адриана и устроила дочь в корзинке. Михей внес новые поправки и продолжал, крепко сжимая свиток в руках:
– Дракон держал в страхе Рабин и всю Мандру. И все, кто населял нашу землю – и гордые люди, и волшебники-сидхи, и искусники гномы, – все подчинялись ему. Но сломлены были духом люди, не пели своих прекрасных песен сидхи, а угрюмые гномы вообще не показывали носа из своих глубоких горных нор. Дракон был жесток, и жить под его владычеством было очень грустно. Никто не жил хорошо при драконе, даже его слуги и стража, которым он хорошо платил. Все ненавидели дракона, но еще больше боялись его.
Мать пристально смотрела на него, но не видела колебаний ауры мальчика, свидетельствующих о том, что он проникает своей Чи в текст. И это обрадовало Адриану. Если бы из Михея полезли магические способности, с мечтой о карьере жреца Ярилы пришлось бы распрощаться.
Миндалем пахло все сильнее. Адриана бросила окурок.
– Ну что ты все мусолишь: сломлены, носа не показывали... – морщась, сказала она. – Ненавидели, плохо жили...
– А разве не так? – спросил Михей. Мать пожала плечами.
– По-разному, – сказала она. – Многие и сейчас тоскуют по тем временам. По-настоящему ненавидел Черное Пламя только Лайтонд, Верховный маг Фейре. Никто не знает почему, правда.
Михей развернул свиток, но мать остановила его руку.
– Оставь как есть, – сказала Адриана. – Вас ведь так сейчас учат?
– Ну да, – сказал Михей. – Учитель Святовит так и сказал: ненавидели, мол, все, мучились, но терпели, потому что не след против верховной власти бунтовать, грех это...
– Понятно, – усмехнулась мать. – Вот ты ему так и ответь. Но помни, что я тебе сказала.
– У дракона был магический жезл, который обладал могучей волшебной силой Объединения, и поэтому все были вынуждены повиноваться чудовищу, – вернулся к своей песне Михей. – Люди называют его Жезлом Единства или Жезлом Власти, а сидхи – Эрустимом. Но однажды пришел конец терпению. Люди и сидхи, самые мудрые из сидхов и самые смелые из людей, сговорились между собой, ворвались в замок к дракону. Вел их Искандер, наш любимый император. Больше никто не осмелился возглавить столь опасное дело. Ведь не изнеженные сидхи же...
Адриана взглянула на замок. Черная спица протыкала ярко-синее небо. Бывшая резиденция дракона располагалась на высоком утесе в самом центре Рабина, в той части залива, где море глубже всего вдавалось в сушу.
– Что было дальше, никто не знает, – продолжал Михей. – Люди слышали звуки жестокой битвы, замок шатался от бросаемых сидхами заклинаний, как былинка под ветром, а затем на двор выкатились головы дракона.
– Ничего не выкатывалось, – с усилием сказала Адриана. Перед глазами женщины все плыло, голос сына доносился, как из глубокого колодца. – Вообще никто не видел Черное Пламя мертвым. Но и живым тоже.
Михей уже не стал ничего поправлять.
– Однако из замка так никто и не вышел. Ни люди, ни сидхи, ни дракон, ни его слуги. Страх перед бывшим повелителем был так силен, что никто не решился зайти внутрь замка, где, судя по всему, лежало его мертвое тело. К тому же магический огненный ров погас. Все решили, что дракон погиб, и смелые освободители тоже...
Но Адриана уже не слышала сына. Не видела хмурого, помятого Радагаста, остановившегося за спиной Михея. Тело Адрианы обмякло.
...Замок полыхал в ночи, как огромный факел. Раздался треск ломающегося камня. Половина утеса величаво подалась вперед и рухнула в воду. Длинная лента пламени упала в залив вслед за изуродованным, но все еще узнаваемым телом дракона, похожим на раздавленную ящерицу...
Радагаст сделал шаг вперед и вырвал свиток из рук Михея. Мальчик в ужасе сжался. Когда отца охватывали такие вспышки гнева, успокоить его могла только мать. Но сейчас на ее помощь рассчитывать не приходилось. Адриана лежала с закрытыми глазами, по расслабленному лицу то и дело прокатывались волны тика. Михей знал, что это. С матерью говорила богиня врачей – Парвата, исцеляющая раны.
– Что за бред ты несешь? – яростно воскликнул отец. – Все было не так! Нас вел не Искандер, а Лайтонд!
Радагаст развернул свиток, пробежал глазами по строчкам.
– И почему ты не сказал ни слова о бунте Танцоров Смерти, о том, как сидх приходил сюда в первый раз? Если бы не Королева Без Имени, Лайтонд бы прикончил Черное Пламя еще тогда!
– Но учитель Святовит... – пискнул Михей.
Радагаст кратко и грязно высказался насчет учителя Святовита, смял свиток в руках. Михею показалось, что отец сейчас разорвет его. Мальчик снова посмотрел на мать, но та все еще была в трансе – глазные яблоки ее бешено вращались под сомкнутыми веками.
...Михей вложил в руку деревянного солдатика игрушечную сабельку и улыбнулся. Жилистая рука схватила маленькую детскую ручку, резко вывернула ее. Раздался хруст...
Радагаст захлебывался в собственной блевотине, а рядом стояли два сидха. По лицу одного из них текла кровь. Второй улыбался. И у смешливого была только одна рука...
Наташа испуганно заплакала. Радагаст увидел лицо Адрианы и осекся.
– Опять, – сочувственно пробормотал он.
Сунув свиток в карман, Радагаст поднял жену на руки. Михей поспешно вскочил и распахнул дверь.
– Успокой сестру, – сказал отец и скрылся в доме.
Мальчик взял Наташу на руки, покачал.
– Привет, Михей, – раздался голос от калитки. – А где папанька твой?
Михей увидел соседа Толяна, бывшего шахтера. Толян очень дружил с соседом, поскольку у того всегда водилась денежка на выпивку.
– Спит, – неприязненно соврал мальчик, но в этот момент Радагаст вернулся на крыльцо.
– Твой дед четвертовал тех экен, которые остались в живых после штурма замка Черного Пламени, – сказал отец, обращаясь к Михею. – И это была утомительная работенка! Четвертовать двести человек – это тебе не чернила переводить! Так вот, твой дед сам видел, как дракон помиловал Лайтонда уже на эшафоте. А ты что пишешь? «Изнеженные сидхи», «великий Искандер...».
– Брось горячиться, Радик, – сказал Толян. – Так совсем замучишь пацана, а ему ведь отдохнуть надо. Да и сам-то не хочешь пойти прогуляться?
Отец задумчиво посмотрел на свиток, и на лице Радагаста мелькнуло хорошо знакомое сыну выражение. Михей мысленно застонал. Мальчик знал, о чем думает отец. Идти «прогуливаться» без денег смысла не имело. Пергамент стоил не так уж дорого, но денег на пару бутылок вина за него можно было выручить. В отличие от бумаги, которой пользовались сидхи, с пергамента можно было бесконечное количество раз соскоблить ненужные слова и записать поверх новые.
– Только зря пачкаешь пергамент, а он денег стоит! – сказал Радагаст. – Так что он тебе ни к чему! Матери скажи, что к вечеру буду, – сказал отец на прощание и вышел со двора.
* * *
Зимой и большую часть весны крылья не брали заказов. Снежный буран или весенняя гроза на высоте пятидесяти саженей над землей означали верную смерть для того, кто в них попадал. Первый раз в этом году ведьма поднялась в небо за неделю до Купайлы. Карина надеялась, что эйфория от полета притупит боль. Но веселая зелень полей Нудайдола, по которым прокатывались волны от ветра, только усилила отвращение ведьмы к себе. А острые, обглоданные ветром и лавинами вершины Черных гор превратили страдание в острый черный клинок, все глубже погружавшийся в душу Карины.
Осколок Льда.
Так Светлана, вторая целительница крыла «Змей», назвала артефакт, блуждающий в теле подруги.
Первая целительница крыла, Анастасия, погибла в битве за Долину Роз, так и не заметив ничего подозрительного в отношениях старшей крыла «Змей» с мужчинами. После физической близости ведьму охватывало необоримое отвращение к объекту страсти. Сила отвращения была прямо пропорциональна испытанному наслаждению. Ум Карины становился странно искаженным, ведьму охватывало безудержное желание высмеять, оскорбить бывшего властелина своего сердца и тела. Карина с самой первой влюбленности, закончившейся постыдно и горько, списывала такую перемену в чувствах на свой скверный характер. Светлана смогла распознать Проклятие Ледяного Сердца, но только после того, как Карина убила своего очередного любовника, первого и последнего сидха, с которым ведьма была близка. Светлана увидела в теле подруги артефакт, наполненный мертвой силой. Именно этот артефакт искажал внутренние жизненные каналы Карины, каналы разума и чувственности. Снять проклятие мог только тот, кто владел магией Подземного мира. Или тот, кто проклял Карину. Ведьма давно уже догадалась, кто это сделал. Способности самой Карины к магии были ниже среднего. Буровей, создатель Горной Школы, не хотел брать Карину в боевые ведьмы даже по протекции своей старой подруги Кертель. Наставница передала Карине свой дар – вместе с проклятием – и умерла.
Карина не побоялась бы вызвать духа Кертель. Но у боевой ведьмы не осталось ни одной вещи, в которой бы сохранилось Чи ее наставницы, без чего ритуал был невозможен. Искать другого мага, владеющего мертвой силой, было опасно. Люди с такими способностями рождались редко и обычно вставали на путь Нави.
Карина смирилась с тем, что ей придется носить проклятый артефакт в себе до самой смерти. Ведьма стала сторониться мужчин, а сидхов особенно. Мужчины и так гибнут слишком часто, чтобы приносить их в жертву похоти и проклятию. Когда начался роман Светланы и Ивана, князя Рабина и Черногории, целительница познакомила Карину с Владиславом, бароном Ревена.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10