https://wodolei.ru/catalog/dushevie_kabini/120x90/s-nizkim-poddonom/
Мазола родила ему девять рослых духов. Но настал день, и Сорхед узнал о Великом Кольце и о власти, которую оно принесет ему в его пути наверх. Забыв обо всем остальном, он забрал, несмотря на резкие, скрипучие протесты жены, своих сыновей из медицинского училища и прозвал их Ноздрулями.
Но Первая Война за Кольцо была проиграна. Сорхед и его окольцеванные сторонники едва остались в живых. С этого момента семейная жизнь Сорхеда начала становиться все хуже и хуже. Сорхед проводил все свое время на фабриках зла, а Мазола сидела дома, творила злые заклятья и смотрела многосерийные программы по МАЛЛОМАРУ. Она начала полнеть. И вот однажды Сорхед застал Мазолу и мастера по ремонту МАЛЛОМАРОВ в положении, которое устраивало их обоих, возбудил бракоразводный процесс и попутно добился присуждения ему опекунства над девятью Ноздрулями. Мазола, изгнанная теперь в мрачные подземелья Сол Гурока, лелеяла и разжигала свою жажду мести. Теперь ее называли Шлобой. Тысячелетиями вскармливала она свою ненависть карамельками, киножурналами и изредка спелеологами. Сначала Сорхед, повинуясь чувству долга, высылал ей ежемесячные алименты в виде дюжины, нарков-добровольцев, но эти посылки вскоре иссякли, ибо распространился слух о том, чем чревато приглашение на обед к бывшей супруге Сорхеда. Ярость ее не имела предела. Веками мечтала она об отмщении, бродя по своей темной, темной берлоге. То, что Сорхед отключил у нее электричество, стало последней каплей.
Фрито и Спэм спускались в подземелье Сол Гурока, следом за ними шел Годдэм. По крайней мере, они так думали. Глубже и глубже спускались они в темные, тяжелые пары изъязвленных проходов, спотыкаясь все время о пирамиды, сложенные из черепов, и о гниющие сундуки с сокровищами. Ничего не видящими глазами вглядывались они в черноту.
– По-моему, тут очень темно, – прошептал Спэм.
– Очень верное наблюдение, – тоже шепотом проговорил Фрито. – Ты уверен, Годдэм, что мы идем как надо? Ответа не было.
– Наверное, он ушел вперед, – оптимистично сказал Фрито.
Очень долго, дюйм за дюймом, пробирались они вперед по сумрачным туннелям. Фрито крепко сжимал Кольцо. Он услышал впереди в туннеле какой-то свистящий звук. Фрито остановился: и поскольку Спэм, шедший позади, держался за его хвостик, они оба упали с таким грохотом, который прогремел по всем уголкам пещеры. Свистящий звук смолк, затем возобновился, но уже громче. И ближе.
– Назад, бежим быстрее, – проскрежетал Фрито.
Болотники помчались, сворачивая то в одну, то в другую сторону, но свистящий звук нагонял их. Воздух наполнился вонью от прогорклых карамелек. Они бежали и бежали, пока какая-то возня впереди не преградила им путь.
– Берегись, – прошептал Фрито. – Это патруль нарков.
Скоро Спэм убедился в этом, ибо их подлый язык и звякающее вооружение нельзя спутать ни с чем. Нарки, как обычно, спорили о чем-то и отпускали скверно пахнущие шуточки. Фрито и Спэм прижались к стене, надеясь, что их не заметят.
– Крипстос! – прошипел голос во тьме. – У меня от этого места всегда мурашки по коже.
– Заткнись! – откликнулся второй. – Дозорные сообщили, что болотники с Кольцом здесь.
– Ага! – высказался третий. – И если мы их не поймаем, Сорхед загонит нас в какой-нибудь кошмарный сон.
– Удовольствие ниже среднего, – согласился четвертый.
Нарки приближались, и болотники затаили дыхание, когда она проходили мимо. Когда Фрито уже подумал, что они прошли, холодная слизистая лапа схватила его за грудь.
– Ого-го! – завопил нарк. – Я поймал их! Я поймал их!
Через секунду нарки набросились на них с резиновыми дубинками и наручниками.
– Сорхед обрадуется, увидев вас, – прокудахтал один из нарков, крепко обнимая Фрито.
Как вдруг громкий, желудочный стон потряс туннель, и нарки в ужасе шарахнулись назад.
– Е-к-л-м-н! – взвизгнул какой-то нарк. – Это ее милость!
– Шлоба! Шлоба! – заорал другой, невидимый во тьме.
Фрито выхватил свой Пинцет из футляра, но не видел, куда бы им ткнуть. Очень быстро поразмыслив, он вспомнил о волшебном «шаре со снежинками», подаренном ему Лавалье. Держа шар в вытянутой руке, он с надеждой нажал на маленькую кнопку внизу. Сразу же вспыхнула вольтовая дуга и залила ослепительным светом сырое помещение, задрапированное дешевым ситцем. И там, впереди, перед ними, была ужасная туша Шлобы.
Спэм закричал при виде этого страшного облика. Это была огромная, бесформенная масса колыхающейся плоти. Ее огненно-красные глаза тлели, как угли. Она, с трудом переваливаясь, приближалась к наркам. Сорочка с поблекшим узором волочилась по каменному полу. Наваливаясь всем жирным телом на застывших от страха нарков, она разрывала их когтистыми шлепанцами и острыми клыками, с которых капали крупные капли желтого куриного бульона.
– Мыть надо за ушами! – визжала Шлоба, разрывая нарка на кусочки и сдирая его доспехи как конфетную обертку.
– Ты никогда меня никуда не водишь! – клокотала она, запихивая в пасть извивающееся туловище. – Я отдала тебе лучшие годы своей жизни! – бесновалась она, протягивая острые красные когти к болотникам.
Фрито отступил на шаг и, прижавшись к стене, хлестнул по жадным когтям Пинцетом. Ему удалось лишь поцарапать эмаль. Шлоба, еще пуще разъярившись, завизжала. Когда жуткая тварь нависла над ним, Фрито, перед тем как потерять сознание, увидел, что Спэм отчаянно всаживает шприц с жидкостью от насекомых в беспредельную задницу Шлобы.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ. СУП ИЗ МИНАС ТРОНИ
Вечернее солнце садилось по своему обыкновению на западе, когда Гудгалф, Мокси и Пепси подскакали на своих утомленных мериносах к воротам Минас Трони. Болотников ошеломила прославленная столица всего Двудора, оплот Запада, крупнейшего в Нижней Средней Земле производителя нефти-сырца, точильных камней и йо-йо. Вокруг города раскинулись долины Пеллегранора. Их земля изобиловала залежами, не говоря об обширных пашнях, овечьих загонах, верндских и рилнах. Беспорядочный поток Эффмович смывал эти зеленые земли и год за годом обеспечивал неблагодарных обитателей сих мест обильным урожаем саламандр и комаров-анофелес. Неудивительно, что город привлекал множество остроголовых южан и толстогубых северян. Это было единственное место, где можно было получить паспорт на выезд из Двудора.
История города восходит к Давним Временам, когда Белтелефон Престарелый издал необъяснимый декрет о строительстве на этой плоской равнине королевской лыжной базы волшебной красоты. К несчастью, старый король окочурился еще до того, как начались строительные работы, а его страдающий гидроцефалитом сын Набиско Некомпетентный не так понял нечеткий эскиз покойного чудака и заказал чуть больше предварительно напряженного бетона, чем его требовалось по первоначальному проекту. В результате появился Минас Трони, или «Каприз Набиско».
Без каких бы то ни было веских оснований город был построен в виде семи концентрических кругов, которые были увенчаны статуей, изображавшей Белтелефона с его любимой наложницей по имени не то Нефрит, не то Филлипс. Так или иначе, архитектура города напоминала итальянский свадебный пирог. Каждый круг был выше соседнего, квартплата тоже. В самом нижнем, седьмом круге, проживали стойкие йомены, мелкие землевладельцы. Часто можно было видеть их наводившими блеск на свои яркие разноцветные наделы для того или иного идиотского празднества. В шестом круге жили торговцы, в пятом воины и так далее до первого и высшего уровня, где обитали Стюарды и зубные врачи. На каждый уровень можно было попасть с помощью эскалатора, приводимого в движение энергией ветра. Но эскалатор постоянно ремонтировался, поэтому, чтобы подняться наверх в этом обществе, нужно было по – настоящему карабкаться. Каждый круг гордился своей собственной историей и демонстрировал свое превосходство над нижележащим тем, что ежедневно закидывал его отбросами. Выражения типа «Дорогая, не будь такой третьекружной!» или «Пойдем, пошатаемся по седьмому» были общеупотребительны. (До сих пор неясно, на кого выкидывались отбросы из самого нижнего круга, однако существует предположение, что они вообще не выкидывались, а съедались). Каждый уровень защищался покосившейся зубчатой стеной. Местами, а таких мест было очень много, где стена, наклонившись, образовывала карниз или, точнее, свод над тротуарами, ее подпирали всяческие подпорки. Эти подпорки перегораживали узенькие улочки совершенно, так что нет нужды особо говорить о том, что обитатели города очень часто опаздывали, а иные и вовсе пропадали.
Пока наша троица медленно пробиралась извилистыми тропинками к дому Бенилюкса Стюарда, граждане Двудора, выпучившись на них, тут же бросались к ближайшему окулисту. Болотники с любопытством разглядывали горожан – людей, эльфов, гномов, башни, а также множество членов республиканской партии, затесавшихся среди них.
– Любой город, где проводятся партийные съезды, – объяснил Гудгалф, – представляет собой подобную мешанину.
Медленно взойдя на последний скрипучий пролет ступеней эскалатора, они оказались на первом уровне. Пепси недоверчиво тер глаза, вглядываясь в сооружение, стоявшее перед ними. Его роскошные очертания окружали просторные лужайки и шикарные сады. Дорожка под их ногами была вымощена дорогим мрамором, а струи многочисленных фонтанов звенели, как серебряные монеты. У дверей они получили довольно грубый ответ, что зубного врача нет дома, и что они, наверное, разыскивают этого старого кретина, который живет тут за поворотом.
Там они действительно обнаружили довольно обшарпанный дворец, высеченный из крепчайшего монолита, его стены сверкали сияющими вкраплениями ирисок и старых велосипедных фар.
На мощной фанере двери висела записка: «Стюард вышел». Под ней другая записка гласила: «Ушел на обед», а под ней – «Ушел на рыбалку».
– Должно быть, Бенилюкса здесь нет, если я верно понял эти знаки, – сказал Мокси.
– Я думаю, он блефует, – сказал Гудгалф, настойчиво дергая за ручку звонка, – ибо стюарды Минас Трони всегда предпочитают действовать тихомолком. Бенилюкс Балбес, сын Электролюкса Азартного, является потомком рода Стюардов, насчитывающего множество бесплодных поколений. Долгое время правят они Двудором. Первый Великий Стюард, Парафин Карьерист, служил при кухне короля Хлоропласта вторым помощником посудомойки, когда старый король трагически погиб. Очевидно, он случайно упал спиной на дюжину салатных вилок. Одновременно с этим законный наследник его сын Каротин загадочно бежал из города, ссылаясь на какой-то заговор и на то, что на его подносе с завтраком лежала куча писем с угрозами. В тот момент все это, особенно в связи со смертью его отца, показалось сомнительным, и Каротина заподозрили в нечестной игре. Но затем остальные родичи короля начали один за другим погибать при странных обстоятельствам. Одних удушили с помощью тряпки для мытья посуды, другие пали жертвой пищевого отравления. Некоторых из них находили утонувшими в суповом котле, а на одного напади неизвестные злоумышленники и забили до смерти ухватами. По меньшей мере трое бросились спиной на салатные вилки, возможно, выражая столь благородным жестом скорбь по безвременно почившему королю. В конце концов в Минас Трони не осталось никого, кто имел законные основания или смелость претендовать на проклятый трон и роковую корону. Никто не хотел править Двудором. Парафин, слуга из посудомоечной, храбро взял на себя обязанности Стюарда Двудора до того дня, когда кто-нибудь из потомков Каротина вернется, чтобы потребовать принадлежащий ему трон по праву, победить врагов Двудора и наладить почтовую службу.
Глазок в двери приоткрылся, и в нем показался похожий на бусинку глаз, разглядывающий их.
– Ч-ч-ч-чего надо? – потребовал голос за дверью.
– Мы – путники, призванные способствовать свершению предначертания судьбы Минас Трони. Я – Гудгалф Серозубый, – волшебник достал из бумажника мятый кусок бумаги и засунул его в отверстие.
– Ч-ч-что это?
– Моя визитная карточка, – ответил Гудгалф.
Карточка немедленно возвратилась к нему, но уже в виде дюжины обрывков.
– Стюарда нет дома. В отпуске. Б-б-бродячих торговцев н-не принимаем. – Глазок со стуком захлопнулся.
Но Гудгалфа не так-то легко осадить, и по его глазам болотники видели, что он рассердился от такой наглости. Его зрачки скрещивались и разбегались, как апельсины в руках жонглера. Он снова позвонил, на этот раз громче. Снова в глазке мигнул глаз, а в воздухе поплыл чесночный аромат.
– С-с-снова вы? Сказано вам, принимает д-д-душ, – глазок снова закрылся. Гудгалф не сказал ничего. Он залез в карман своей куртки а ля Мао и достал черный шар, который Мокси и Пепси сначала приняли за МАЛЛОМАР, с прикрепленной к нему веревочкой. Гудгалф поджег шнур своей сигарой, бросил шар в щель для писем и газет и побежал за угол, волоча за собой болотников. Раздалось громкое БУМ! Когда болотники выглянули из-за угла, увидели, что дверь волшебным образом исчезла.
Горделивой походкой троица вошла в дымящийся портал. Дорогу им преградил старый сморщенный дворцовый страж, дрожащими руками выковыривавший соринку из слезящегося глаза.
– Можете доложить Бенилюксу, что граф Гудгалф Премудрый ожидает аудиенции.
Трясущийся воин укоризненно поклонился и повел их по затхлым коридорам.
– Уп-п-правляющему эт-т-то не п-п-понравится, – каркал охранник. – Н-н – несколько лет, к-к-как он не в-в-выходит из д-д-дворца.
– Разве люди с годами не становятся своенравными? – спросил Пепси.
– Это их д-д-дело, – прослюнявил пожилой проводник.
Он провел их по оружейному залу, где стопки картонных луков и колчанов из папье-маше возвышались на целый фут над их головами. Обильно размноженные гобелены изображали давно умершего короля с козой, и он сказал об этом. Гудгалф отвесил ему звонкую оплеуху. Стены сверкали вмурованными в них пивными бутылками и елочной мишурой, доспехи из полированного алюминия отбрасывали яркие блики на уложенный вручную линолеум на полу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20
Но Первая Война за Кольцо была проиграна. Сорхед и его окольцеванные сторонники едва остались в живых. С этого момента семейная жизнь Сорхеда начала становиться все хуже и хуже. Сорхед проводил все свое время на фабриках зла, а Мазола сидела дома, творила злые заклятья и смотрела многосерийные программы по МАЛЛОМАРУ. Она начала полнеть. И вот однажды Сорхед застал Мазолу и мастера по ремонту МАЛЛОМАРОВ в положении, которое устраивало их обоих, возбудил бракоразводный процесс и попутно добился присуждения ему опекунства над девятью Ноздрулями. Мазола, изгнанная теперь в мрачные подземелья Сол Гурока, лелеяла и разжигала свою жажду мести. Теперь ее называли Шлобой. Тысячелетиями вскармливала она свою ненависть карамельками, киножурналами и изредка спелеологами. Сначала Сорхед, повинуясь чувству долга, высылал ей ежемесячные алименты в виде дюжины, нарков-добровольцев, но эти посылки вскоре иссякли, ибо распространился слух о том, чем чревато приглашение на обед к бывшей супруге Сорхеда. Ярость ее не имела предела. Веками мечтала она об отмщении, бродя по своей темной, темной берлоге. То, что Сорхед отключил у нее электричество, стало последней каплей.
Фрито и Спэм спускались в подземелье Сол Гурока, следом за ними шел Годдэм. По крайней мере, они так думали. Глубже и глубже спускались они в темные, тяжелые пары изъязвленных проходов, спотыкаясь все время о пирамиды, сложенные из черепов, и о гниющие сундуки с сокровищами. Ничего не видящими глазами вглядывались они в черноту.
– По-моему, тут очень темно, – прошептал Спэм.
– Очень верное наблюдение, – тоже шепотом проговорил Фрито. – Ты уверен, Годдэм, что мы идем как надо? Ответа не было.
– Наверное, он ушел вперед, – оптимистично сказал Фрито.
Очень долго, дюйм за дюймом, пробирались они вперед по сумрачным туннелям. Фрито крепко сжимал Кольцо. Он услышал впереди в туннеле какой-то свистящий звук. Фрито остановился: и поскольку Спэм, шедший позади, держался за его хвостик, они оба упали с таким грохотом, который прогремел по всем уголкам пещеры. Свистящий звук смолк, затем возобновился, но уже громче. И ближе.
– Назад, бежим быстрее, – проскрежетал Фрито.
Болотники помчались, сворачивая то в одну, то в другую сторону, но свистящий звук нагонял их. Воздух наполнился вонью от прогорклых карамелек. Они бежали и бежали, пока какая-то возня впереди не преградила им путь.
– Берегись, – прошептал Фрито. – Это патруль нарков.
Скоро Спэм убедился в этом, ибо их подлый язык и звякающее вооружение нельзя спутать ни с чем. Нарки, как обычно, спорили о чем-то и отпускали скверно пахнущие шуточки. Фрито и Спэм прижались к стене, надеясь, что их не заметят.
– Крипстос! – прошипел голос во тьме. – У меня от этого места всегда мурашки по коже.
– Заткнись! – откликнулся второй. – Дозорные сообщили, что болотники с Кольцом здесь.
– Ага! – высказался третий. – И если мы их не поймаем, Сорхед загонит нас в какой-нибудь кошмарный сон.
– Удовольствие ниже среднего, – согласился четвертый.
Нарки приближались, и болотники затаили дыхание, когда она проходили мимо. Когда Фрито уже подумал, что они прошли, холодная слизистая лапа схватила его за грудь.
– Ого-го! – завопил нарк. – Я поймал их! Я поймал их!
Через секунду нарки набросились на них с резиновыми дубинками и наручниками.
– Сорхед обрадуется, увидев вас, – прокудахтал один из нарков, крепко обнимая Фрито.
Как вдруг громкий, желудочный стон потряс туннель, и нарки в ужасе шарахнулись назад.
– Е-к-л-м-н! – взвизгнул какой-то нарк. – Это ее милость!
– Шлоба! Шлоба! – заорал другой, невидимый во тьме.
Фрито выхватил свой Пинцет из футляра, но не видел, куда бы им ткнуть. Очень быстро поразмыслив, он вспомнил о волшебном «шаре со снежинками», подаренном ему Лавалье. Держа шар в вытянутой руке, он с надеждой нажал на маленькую кнопку внизу. Сразу же вспыхнула вольтовая дуга и залила ослепительным светом сырое помещение, задрапированное дешевым ситцем. И там, впереди, перед ними, была ужасная туша Шлобы.
Спэм закричал при виде этого страшного облика. Это была огромная, бесформенная масса колыхающейся плоти. Ее огненно-красные глаза тлели, как угли. Она, с трудом переваливаясь, приближалась к наркам. Сорочка с поблекшим узором волочилась по каменному полу. Наваливаясь всем жирным телом на застывших от страха нарков, она разрывала их когтистыми шлепанцами и острыми клыками, с которых капали крупные капли желтого куриного бульона.
– Мыть надо за ушами! – визжала Шлоба, разрывая нарка на кусочки и сдирая его доспехи как конфетную обертку.
– Ты никогда меня никуда не водишь! – клокотала она, запихивая в пасть извивающееся туловище. – Я отдала тебе лучшие годы своей жизни! – бесновалась она, протягивая острые красные когти к болотникам.
Фрито отступил на шаг и, прижавшись к стене, хлестнул по жадным когтям Пинцетом. Ему удалось лишь поцарапать эмаль. Шлоба, еще пуще разъярившись, завизжала. Когда жуткая тварь нависла над ним, Фрито, перед тем как потерять сознание, увидел, что Спэм отчаянно всаживает шприц с жидкостью от насекомых в беспредельную задницу Шлобы.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ. СУП ИЗ МИНАС ТРОНИ
Вечернее солнце садилось по своему обыкновению на западе, когда Гудгалф, Мокси и Пепси подскакали на своих утомленных мериносах к воротам Минас Трони. Болотников ошеломила прославленная столица всего Двудора, оплот Запада, крупнейшего в Нижней Средней Земле производителя нефти-сырца, точильных камней и йо-йо. Вокруг города раскинулись долины Пеллегранора. Их земля изобиловала залежами, не говоря об обширных пашнях, овечьих загонах, верндских и рилнах. Беспорядочный поток Эффмович смывал эти зеленые земли и год за годом обеспечивал неблагодарных обитателей сих мест обильным урожаем саламандр и комаров-анофелес. Неудивительно, что город привлекал множество остроголовых южан и толстогубых северян. Это было единственное место, где можно было получить паспорт на выезд из Двудора.
История города восходит к Давним Временам, когда Белтелефон Престарелый издал необъяснимый декрет о строительстве на этой плоской равнине королевской лыжной базы волшебной красоты. К несчастью, старый король окочурился еще до того, как начались строительные работы, а его страдающий гидроцефалитом сын Набиско Некомпетентный не так понял нечеткий эскиз покойного чудака и заказал чуть больше предварительно напряженного бетона, чем его требовалось по первоначальному проекту. В результате появился Минас Трони, или «Каприз Набиско».
Без каких бы то ни было веских оснований город был построен в виде семи концентрических кругов, которые были увенчаны статуей, изображавшей Белтелефона с его любимой наложницей по имени не то Нефрит, не то Филлипс. Так или иначе, архитектура города напоминала итальянский свадебный пирог. Каждый круг был выше соседнего, квартплата тоже. В самом нижнем, седьмом круге, проживали стойкие йомены, мелкие землевладельцы. Часто можно было видеть их наводившими блеск на свои яркие разноцветные наделы для того или иного идиотского празднества. В шестом круге жили торговцы, в пятом воины и так далее до первого и высшего уровня, где обитали Стюарды и зубные врачи. На каждый уровень можно было попасть с помощью эскалатора, приводимого в движение энергией ветра. Но эскалатор постоянно ремонтировался, поэтому, чтобы подняться наверх в этом обществе, нужно было по – настоящему карабкаться. Каждый круг гордился своей собственной историей и демонстрировал свое превосходство над нижележащим тем, что ежедневно закидывал его отбросами. Выражения типа «Дорогая, не будь такой третьекружной!» или «Пойдем, пошатаемся по седьмому» были общеупотребительны. (До сих пор неясно, на кого выкидывались отбросы из самого нижнего круга, однако существует предположение, что они вообще не выкидывались, а съедались). Каждый уровень защищался покосившейся зубчатой стеной. Местами, а таких мест было очень много, где стена, наклонившись, образовывала карниз или, точнее, свод над тротуарами, ее подпирали всяческие подпорки. Эти подпорки перегораживали узенькие улочки совершенно, так что нет нужды особо говорить о том, что обитатели города очень часто опаздывали, а иные и вовсе пропадали.
Пока наша троица медленно пробиралась извилистыми тропинками к дому Бенилюкса Стюарда, граждане Двудора, выпучившись на них, тут же бросались к ближайшему окулисту. Болотники с любопытством разглядывали горожан – людей, эльфов, гномов, башни, а также множество членов республиканской партии, затесавшихся среди них.
– Любой город, где проводятся партийные съезды, – объяснил Гудгалф, – представляет собой подобную мешанину.
Медленно взойдя на последний скрипучий пролет ступеней эскалатора, они оказались на первом уровне. Пепси недоверчиво тер глаза, вглядываясь в сооружение, стоявшее перед ними. Его роскошные очертания окружали просторные лужайки и шикарные сады. Дорожка под их ногами была вымощена дорогим мрамором, а струи многочисленных фонтанов звенели, как серебряные монеты. У дверей они получили довольно грубый ответ, что зубного врача нет дома, и что они, наверное, разыскивают этого старого кретина, который живет тут за поворотом.
Там они действительно обнаружили довольно обшарпанный дворец, высеченный из крепчайшего монолита, его стены сверкали сияющими вкраплениями ирисок и старых велосипедных фар.
На мощной фанере двери висела записка: «Стюард вышел». Под ней другая записка гласила: «Ушел на обед», а под ней – «Ушел на рыбалку».
– Должно быть, Бенилюкса здесь нет, если я верно понял эти знаки, – сказал Мокси.
– Я думаю, он блефует, – сказал Гудгалф, настойчиво дергая за ручку звонка, – ибо стюарды Минас Трони всегда предпочитают действовать тихомолком. Бенилюкс Балбес, сын Электролюкса Азартного, является потомком рода Стюардов, насчитывающего множество бесплодных поколений. Долгое время правят они Двудором. Первый Великий Стюард, Парафин Карьерист, служил при кухне короля Хлоропласта вторым помощником посудомойки, когда старый король трагически погиб. Очевидно, он случайно упал спиной на дюжину салатных вилок. Одновременно с этим законный наследник его сын Каротин загадочно бежал из города, ссылаясь на какой-то заговор и на то, что на его подносе с завтраком лежала куча писем с угрозами. В тот момент все это, особенно в связи со смертью его отца, показалось сомнительным, и Каротина заподозрили в нечестной игре. Но затем остальные родичи короля начали один за другим погибать при странных обстоятельствам. Одних удушили с помощью тряпки для мытья посуды, другие пали жертвой пищевого отравления. Некоторых из них находили утонувшими в суповом котле, а на одного напади неизвестные злоумышленники и забили до смерти ухватами. По меньшей мере трое бросились спиной на салатные вилки, возможно, выражая столь благородным жестом скорбь по безвременно почившему королю. В конце концов в Минас Трони не осталось никого, кто имел законные основания или смелость претендовать на проклятый трон и роковую корону. Никто не хотел править Двудором. Парафин, слуга из посудомоечной, храбро взял на себя обязанности Стюарда Двудора до того дня, когда кто-нибудь из потомков Каротина вернется, чтобы потребовать принадлежащий ему трон по праву, победить врагов Двудора и наладить почтовую службу.
Глазок в двери приоткрылся, и в нем показался похожий на бусинку глаз, разглядывающий их.
– Ч-ч-ч-чего надо? – потребовал голос за дверью.
– Мы – путники, призванные способствовать свершению предначертания судьбы Минас Трони. Я – Гудгалф Серозубый, – волшебник достал из бумажника мятый кусок бумаги и засунул его в отверстие.
– Ч-ч-что это?
– Моя визитная карточка, – ответил Гудгалф.
Карточка немедленно возвратилась к нему, но уже в виде дюжины обрывков.
– Стюарда нет дома. В отпуске. Б-б-бродячих торговцев н-не принимаем. – Глазок со стуком захлопнулся.
Но Гудгалфа не так-то легко осадить, и по его глазам болотники видели, что он рассердился от такой наглости. Его зрачки скрещивались и разбегались, как апельсины в руках жонглера. Он снова позвонил, на этот раз громче. Снова в глазке мигнул глаз, а в воздухе поплыл чесночный аромат.
– С-с-снова вы? Сказано вам, принимает д-д-душ, – глазок снова закрылся. Гудгалф не сказал ничего. Он залез в карман своей куртки а ля Мао и достал черный шар, который Мокси и Пепси сначала приняли за МАЛЛОМАР, с прикрепленной к нему веревочкой. Гудгалф поджег шнур своей сигарой, бросил шар в щель для писем и газет и побежал за угол, волоча за собой болотников. Раздалось громкое БУМ! Когда болотники выглянули из-за угла, увидели, что дверь волшебным образом исчезла.
Горделивой походкой троица вошла в дымящийся портал. Дорогу им преградил старый сморщенный дворцовый страж, дрожащими руками выковыривавший соринку из слезящегося глаза.
– Можете доложить Бенилюксу, что граф Гудгалф Премудрый ожидает аудиенции.
Трясущийся воин укоризненно поклонился и повел их по затхлым коридорам.
– Уп-п-правляющему эт-т-то не п-п-понравится, – каркал охранник. – Н-н – несколько лет, к-к-как он не в-в-выходит из д-д-дворца.
– Разве люди с годами не становятся своенравными? – спросил Пепси.
– Это их д-д-дело, – прослюнявил пожилой проводник.
Он провел их по оружейному залу, где стопки картонных луков и колчанов из папье-маше возвышались на целый фут над их головами. Обильно размноженные гобелены изображали давно умершего короля с козой, и он сказал об этом. Гудгалф отвесил ему звонкую оплеуху. Стены сверкали вмурованными в них пивными бутылками и елочной мишурой, доспехи из полированного алюминия отбрасывали яркие блики на уложенный вручную линолеум на полу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20