Я позвоню Кошкарту, отменю ультиматум: надобность отпала. Мы изберем нового ректора. Такого, который действительно будет принимать интересы Покерхауса близко к сердцу. Только бы не повторить ошибку.
– Какие выборы? Ректор назвал преемника. Только теперь до стариков дошла чрезвычайная важность последнего слова сэра Богдера. Немыслимо, а все же...

***
Они засели в профессорской. Стены, обшитые деревом, потолок с гипсовыми лепными украшениями, геральдические девизы, диковинные животные, портреты ректоров, серебряные подсвечники – все это наводило на мысль, что следует строить планы на будущее, сообразуясь с прошлым.
– Прецеденты имеются, – сказал Старший Тьютор. – Томас Уилкинс был кондитером.
– А также выдающимся богословом.
– Доктор Кокс начал карьеру цирюльником, – порылся в памяти Тьютор. – Его выбрали из-за богатства.
– Вы правы. В нашем случае не стоит игнорировать этот пример.
– Надо учитывать настроение общества, – продолжал Тьютор. – Это обезоружит критиков. А кандидат наш достаточно популярен.
– Безусловно. Но Совет колледжа...
– Возражений не будет. По обычаю, предсмертная воля Ректора – закон.
– Если засвидетельствована двумя или более членами Совета. Так, все в порядке.
Пауза.
– Уверен, что долго уламывать его не придется, – заговорил Тьютор.
Декан кивнул:
– Сказать по правде, я того же мнения.
Они поднялись и задули свечи.

***
Кухмистер сидел в темной кухне и дрожал. Ночь была холодная, но дрожал он совсем по другой причине. Он угрожал Ректору, скорее всего, он убил его. Перед глазами привратника снова и снова вставала картина: сэр Богдер плавает в луже крови у камина. Кухмистер и помыслить не мог о том, чтобы лечь спать. Он сидел за столом и дрожал от страха. Он никак не мог собраться с мыслями. Правосудие найдет его. Врожденное законопослушание Кухмистера не позволяло предположить, что преступление может остаться нераскрытым. Почти столь же ужасно было сознавать, что он убийца.
В восемь утра Декан и Старший Тьютор постучали в дверь. Они привели с собой Прелектора, как всегда в роли статиста.
Кухмистер, сидевший на том же месте, услышал стук, но не сразу пошел открывать. Но в конце концов привратницкая привычка взяла верх. Он отпер, стал на пороге, щурясь на солнечный свет, с побагровевшим от напряжения лицом, но с соответствующей торжественностью.
– Если позволите, мы хотели бы переговорить с вами, мистер Кухмистер, – сказал Декан.
Это «мистер» подтвердило худшие опасения Кухмистера. С висельником положено говорить вежливо. Он повел посетителей в парадную гостиную. Солнечный свет, проникая сквозь кружевные занавески, словно украсил салфетки на мебели яркими узорами.
Члены Совета сняли шляпы и чинно разместились на нескладных викторианских стульях. Как и большая часть обстановки, они были позаимствованы со складов Покерхауса, где хранилась списанная мебель.
– Сядьте, пожалуйста, – взмолился Декан, поскольку Кухмистер продолжал стоять перед ними. – Наше сообщение, вероятно, поразит вас. Кухмистер послушно сел в полной уверенности, что поразить его ничем не возможно. Он приготовился к худшему.
– Мы пришли сообщить вам горестную весть: Ректор умер. Лицо Кухмистера было как каменное. Члены Совета втайне порадовались, что будущий Ректор обладает такой выдержкой.
– На смертном одре сэр Богдер назвал вас своим преемником, – отчеканил Декан.
Кухмистер расслышал, но не понял ни слова. То, что показалось вначале маловероятным Декану и Старшему Тьютору, для Кухмистера было абсолютно невероятно. Он бессмысленно уставился на Декана.
– Он назвал вас новым Ректором Покерхауса. Мы пришли просить вас от имени Совета колледжа принять назначение. – Декан подождал, давая привратнику время обдумать предложение.
– Конечно, мы понимаем – для вас это неожиданность. И для нас тоже, но мы просим вас дать ответ как можно скорее.
Воцарилась тишина. С Кухмистером стали происходить ужасающие метаморфозы. Дрожь сотрясала его тело, а лицо, и без того багровое, побагровело еще сильнее. Безумие захлестывало привратника. Он убил Ректора, а теперь этот пост предлагают ему. Это не торжество справедливости, нет, это катастрофа, мир перевернулся, реки потекли вспять. Ему показалось, что он сходит с ума.
– Мы ждем вашего ответа, – сказал Декан.
Тело Кухмистера дергалось, казалось, его разобьет паралич. Вдруг голова привратника мотнулась вперед.
– Мы можем истолковать ваш жест как согласие? – осведомился Декан.
Кухмистер кивал как заведенный.
– Тогда позвольте мне первому поздравить вас, Ректор. – Декан завладел конвульсивно вздрагивающей рукой Кухмистера. Затем его примеру последовали Тьютор и Прелектор.

***
– Бедняга совсем потерялся, – заметил Декан. Они садились в машину. – Похоже, у него язык отнялся.
– Неудивительно. Я и сам не нахожу слов. Кухмистер – Ректор Покерхауса. Дожили, – изумлялся Прелектор.
– По крайней мере, мы избавлены от речей на банкете, – вставил Старший Тьютор.
– Да уж, нет худа без добра, – отозвался Прелектор.

***
В парадной гостиной своего старенького дома новый Ректор Покерхауса полулежал на стуле и не отрываясь смотрел на линолеум. Спокойствие снизошло на Кухмистера. Он выбрался из хаоса последних минут, но сейчас он не отличил бы правильное от не правильного, господина от слуги, осталась только странная неподвижность левой половины тела.
Кухмистера хватил удар – фирменный недуг Покерхауса.

21

– Вот и на нашей улице праздник. Даже немногословный Ректор был сегодня в ударе, – говорил Декан за завтраком после торжественной церемонии в зале заседаний, на которой председательствовал новый Ректор.
Артур тем временем доставил Кухмистера обратно, в дом Ректора.
– Насчет удара – это вы зря, – поморщился Прелектор. – У человека несчастье, а вы... Какой уж тут праздник.
– Я просто хотел сказать, что все складывается очень удачно. В конце концов, Кухмистер тоже кое-что получил, а мы...
– Управляем делами, – подхватил Тьютор.
– Точно.
– Реформы сэра Богдера сорвались. А леди Мэри, по-моему, уж слишком расходилась.
Декан вздохнул:
– Либералы вообще склонны к буйству. Прогрессивному мышлению присуща истеричность. Но обвинять полицию в некомпетентности – это уж никуда не годится. «Сэра Богдера убили» – надо же такое выдумать! Мне показалось, она готова и нас с Тьютором обвинить.
– Он просто напился, сказал Прелектор.
– Но экспертиза не подтвердила этой версии, – запротестовал Казначей.
Декан фыркнул:
– И вы придаете значение их мнению? Я-то чувствовал, чем от него пахнет. Он был пьян как сапожник.
– Как иначе объяснить выбор в преемники Кухмистера?! – воскликнул Прелектор. – Сэр Богдер ведь не жаловал его.
– Увы, это так, – сказал Казначей. – Леди Мэри...
– Обвинила нас во лжи, – хором закончили Декан и Старший Тьютор.
– Вы сами сказали. Декан, она в истерике, – утешил Прелектор. Декан нахмурился. Обвинения леди Мэри все же мучили его. – Мерзкая баба. Она позорит свой пол. Картошка подгорела, – сорвал он раздражение на новом официанте.
– Кстати, о горении. Кто знает, что случилось в крематории? Почему так долго возились? – спросил Тьютор.
– Электричество отключили. Из-за забастовки, – пояснил Декан.
– А, вот в чем дело. Надо понимать, забастовка солидарности.
Члены Совета отправились пить кофе в профессорскую.
– Необходимо решить вопрос с портретом сэра Богдера, – сказал Тьютор.
– Кому бы его заказать?
– Только Бэкону <Фрэнсис Бэкон (р. 1909) – ирландский художник-авангардист>, никто лучше, чем он, не сможет передать сходство.
Члены Совета снова развеселились.

***
Кухмистер жил в доме Ректора, как в заколдованном круге. Весь день его возили из комнаты в комнату вслед за солнцем; посмотрев, у какого окна он сидит, можно было точно определить время. Каждый день Артур катал его по саду и провозил по новому двору к главным воротам. Иногда поздним вечером кресло на колесах с сумрачным седоком в котелке видели у задних ворот. Кухмистер сидел в тени, упрямо и бесцельно уставившись на усаженную шипами стену, на которую никогда больше не забирались студенты. Горизонт Ректора был ограничен тесными пределами колледжа, зато время подчинялось ему всецело. Каждый уголок Покерхауса хранил дорогие ему воспоминания. И это мирило Кухмистера с его увечьем. Удар зашил прорехи памяти, и теперь он мог обходить дозором всю прожитую жизнь, как прежде обходил коридоры и закоулки Покерхауса. Сидя на новом дворе, Кухмистер припоминал обитателей всех комнат, их лица, имена, страны, откуда они приехали. Двор наполнялся невидимыми призраками, как будто вернувшимися с каникул. На каждой лестничной площадке жили люди, которых уже не было в живых и которые когда-то удостоили его своим пренебрежением. «Кухмистер!» – окликали они. Голоса и приказания их сладким эхом отдавались в ушах привратника. А эти, нынешние, звали его Ректором, и Кухмистер молча страдал от их уважения.

***
Жизнь колледжа шла своим чередом. На наследство лорда Вурфордареставрировали башню: распоряжение об этом было заверено отпечатком пальца безропотного Кухмистера. Чтоб заткнуть рот сторонникам научных исследований, взяли нескольких ученых, они что-то писали, в основном по юриспруденции и прочим безобидным наукам. Не считая этой маленькой уступки, все оставалось по-прежнему. Студенты ложились позже, волосы стали отращивать длиннее и щеголяли эффектными банальностями, перед которыми не могла устоять ни одна продавщица. В сущности, они не изменились. Во всяком случае. Кухмистер не принимал этих изменений в расчет. Он перевидал много ученых на своем веку, он знал, что изменить порядок вещей им не дано. Лишь бы сохранялись обычаи и уклад жизни. Главное, какие люди в действительности, а не их слова, И, оглядываясь вокруг, Кухмистер с удовлетворением видел – люди те же. Видел их лица, пусть и скрытые длинными патлами, слышал их голоса, пусть и выговаривающие слова на простонародный манер, все равно их не перепутаешь с другими классами, пусть надменность и высокомерие сменились добродушием, которое Кухмистер презирал, лишь бы они не забывали: «они – это они, а мы – это мы». Даже выражать сочувствие надлежит только ровне. И когда кто-нибудь из студентов предлагал повезти Ректора на прогулку, Кухмистер одарял смельчака таким презрительным взглядом, что язык не поворачивался напомнить о его болезни.
Изредка Старший Тьютор, подавив отвращение к физическим недостаткам, навещал Ректора, пил чай и рассказывал о восьмерках и победах в регби. Декан же своей неторопливой, вперевалочку походкой заходил каждый день с докладом о событиях дня. Роли, таким образом, поменялись. Кухмистер не одобрял этой рокировки, но Декану процедура, видимо, нравилась. Изображая раболепство, он избавлялся от угрызений совести.
– Мы перед ним в долгу, – объяснил Декан Тьютору, когда тот полюбопытствовал, ради чего он старается.
– Но о чем вы с ним говорите?
– Я справляюсь о его здоровье, – безмятежно отозвался Декан.
– Но он не может ответить.
– И это самое утешительное, что только может быть, – сказал Декан. – Ведь никаких новостей – тоже хорошие новости, не так ли?

***
По четвергам Артур ввозил Ректора в столовую во главе процессии членов Совета, и Кухмистер критическим оком наблюдал древний ритуал накрывания на стол и произнесения благодарственной молитвы. Пока члены Совета объедались, Артур тоже успевал покормить его – отборными кусочками. Это было унизительней всего. Это и то, что ботинки недостаточно блестели, никто не начищал их так терпеливо, как заботливый хозяин в прежние времена.
Итог подвел, по обыкновению, бесчувственный Декан. После одной такой трапезы в профессорской он заметил:
– Он не родился с серебряной ложкой во рту, но, дай Боже, умрет с ней.
Сидевший у камелька Ректор всем видом старался показать, что забавляется шуточками на свой счет. Оно и понятно: Кухмистер знал свое место.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29