Арфос-то, может, и промолчит, если Ливия сегодня не примет его. А вот его мать — другое дело.
Она не только не промолчит, а будет задавать вопросы. И если не найдет ответов честными средствами, то не сочтет ниже своего достоинства прибегнуть к нечестным. Ливия ни чуточки не сомневалась, что Дорис сможет найти сходную цену для приличного числа ее слуг, наверно даже для всех, кроме Резы.
Поэтому выбор был прост. Принять госпожу Дорис и ее сына так, словно у них все хорошо. Отменить прием и сказать им правду или отменить прием и рассказать им какую-нибудь байку, которая через месяц наверняка будет разоблачена как явная ложь.
О последнем не приходилось и думать. Если она не примет их, госпожа Дорис ни за что не поверит, что магическая атака была сущей мелочью.
Не оставалось ничего, кроме как проводить встречу как договаривались. Если гости проявят любопытство, то госпожа Дорис, может, даже посоветует что-нибудь дельное. Никто в Аргосе никогда не называл ее глупой, хотя многие говорили, что ее единственный сын не унаследовал ума своей матери.
Она, конечно, ничего не станет советовать, не попросив за это определенную цену. Возможно, даже соглашение о помолвке, которую нельзя будет разорвать без уплаты большого количества золота и без еще большего скандала, чем из-за этой магии.
Ливия внезапно похолодела, вспоминая, что помолвка даст также Арфосу и постельные права. Холодок этот живо прошел, когда она вспомнила про желание, вызванное у нее чарами колдуна. Сможет ли она разделить ложе с мужчиной, с мужем, который не мог пробудить такого желания, — а затем удовлетворить его?
И сможет ли она быть готовой к приему госпожи Дорис и Арфоса, если и дальше будет тратить время, беспокоясь из-за того, с чем ничего нельзя поделать? Ливия посмотрела на тени на коврах и устало покачала головой:
— Реза, а моей ванной можно воспользоваться?
— Если вы оденетесь, сударыня, я вызову кого-нибудь и пошлю узнать.
— Отлично. — Ливия хлопнула в ладоши, а затем натянула поданную ей горничными длиннополую рубашку.
Госпожу Дорис и ее сына ожидали примерно в пятом часу. Благодаря тому что все в доме работали как галерные рабы, дворец Дамаос находился к тому времени в приличном состоянии; что с ним что-то не так, мог бы определить любой тупица, но он больше не выглядел так, словно в нем разбила на ночь свой стан шайка казаков.
Стоявшая в тени портика Ливия знала, что она многим обязана своей челяди. Забыв свой страх, слуги заняли свои посты, словно солдаты. Даже горничные Ливии так упорно трудились, приводя в порядок ее покои, что ей пришлось напомнить им, чтобы они сменили свои испачканные платья. А Реза — ну, для него у нее не хватало ни слов, ни наград.
Ливия подняла руку пригладить выбившийся завиток волос. Ее волосы, не уложенные на заре, теперь поднимались над головой на ширину двух ладоней, расчесанные до высшего блеска и удерживаемые крупными жемчугами и золотыми гребешками ее матери. Она надела платье из тончайшего голубого кхитайского шелка, с оттенком под цвет ее глаз, а на шее у нее сверкало рубиновое ожерелье Дома Дамаос, с висящей посредине Тайной Звездой величиной с детский кулачок.
Будет совсем не вредно напомнить госпоже Дорис, что Дом Дамаос не нуждался ни в каком союзе с ее Домом, равно как и с любым другим. Если бы она наотрез отказалась выходить замуж, то это не привело бы ни к каким последствиям, за исключением необходимости жить целомудренной жизнью. Такая жизнь будет не самой лучшей, так как она помнила сотрясавшее ее желание, но все лучше, чем зависеть от прихоти мужчины вроде Арфоса.
У подножия холма заиграла труба, а затем вторая. Им ответил рог привратника. После небольшого интервала, труба заиграла вновь. Казалось, звук ничуть не приблизился. Ливия чуть склонила голову набок и подумала, что расслышала крики, наверно проклятия, и уж определенно рев ослов и мычание коров.
Она прочла короткую лукавую молитву, чтобы госпожа Дорис до ночи застряла среди направляющихся на рынок селян, а затем позвонила, вызывая Резу.
— Все готово?
— Все, чего могут просить боги или люди, сударыня.
— Ах, но будет ли этого достаточно для госпожи Дорис? Она ведь не просто человек, и я иногда гадаю, какое уважение она воздает богам.
Лицо Резы выразило красноречивое неодобрение такому легкомыслию.
— Прости меня, Реза. Ты знаешь, что я больше дочь своего отца, чем своей матери.
— Они оба сделали вас тем, что у них получилось. — Благослови тебя боги за добрые слова, Реза, и — о Митра, вот они!
Через ворота проходил самый настоящий караван — четверо конных воинов, два паланкина, каждый из которых несло восемь рабов, четверо пеших слуг и еще четверо конных стражей, замыкающих шествие с тыла.
— А конюху сказали изучить лошадей, пока он кормит и поит их, не так ли? — настойчиво спросила Ливия. Узнай она, ездили ли охранники госпожи Дорис на своих лошадях или на взятых в наем и хорошо или плохо накормлены их собственные лошади, — это сказало бы ей о многом. То, что Дом Лохри клонился к упадку, не составляло тайны. Но вот насколько быстро происходил этот упадок и насколько далеко зашло дело, еще требовалось узнать, и лошади могли бы кое-что подсказать.
— Это был первый приказ, который вы отдали конюху, госпожа, — успокаивающе сказал Реза.
Ливия хоть убей не могла припомнить, чтобы отдавала какой-то приказ. Она подозревала, что Реза сам отдал его, но если и так, его выполнят, словно он исходил от нее или и впрямь от самих богов.
Колдуны могли нагнать страху на ее слуг и устроить беспорядок в ее доме. Но людям пока неведомы чары, способные заставить кого-либо из дома Дамаос не подчиниться главному дворецкому.
Караван теперь двигался по извилистой дорожке к портику. Реза поднял руку, и с крыши подала свой сереброшейный голос еще одна труба. Лошади начали нервно прядать ушами и гарцевать, а всадники выглядели обеспокоенными.
Когда помощники конюха выбежали заняться лошадьми гостей, носильщики остановились и опустили свою ношу на землю. Первой выбралась госпожа Дорис. По закону главой Дома Лохри являлся ее сын, но госпожа Дорис мало считалась с законами и еще меньше — со злыми языками. Ее собственный язык был таким острым оружием, что даже те, кто называл себя другом юного Арфоса, не смели заикнуться бы о его правах, чтобы им не содрали заживо кожу, подобно разбойникам на Шелковом Пути в Кхитай.
Следующим на землю сошел Арфос. Как всегда, у него был такой вид, словно он, того и гляди, шмякнется ничком в пыль. Как всегда, он уберегся от этого недостойного падения. На этот раз, увидела Ливия, он сделал это не цепляясь за верх носилок, как утопающий за бревно. Он был, как всегда, коротко подстрижен, хотя такая прическа не шла к его длинному лицу, но туника, плащ и сапоги у него были не только новыми, но и почти в тон.
— Благословение нашего Дома вашему, госпожа Дорис, — церемонно поздоровалась Ливия.
Госпожа Дорис, припомнив о хороших манерах, неторопливо отвела взгляд от статуй за дорожкой, а затем поднялась на портик к Ливии. Ростом она уступала Ливии, но была довольно-таки полнее в бедрах и груди. В молодости она считалась одной из первых красавиц Аргоса, и даже теперь в ее иссиня-черных волосах не проглядывало ни одной седой нити.
Арфос подошел к двум женщинам, до такой степени не сводя глаз с Ливии, что чуть не споткнулся. Матери пришлось напомнить ему, что надо ответить на приветствие хозяйки. Ливия ненадолго отвернулась, неуверенная, что ей понадобится скрывать — слезы или улыбку. Мужчина из Арфоса был неважный, но никто не заслуживал пребывания под каблуком у госпожи Дорис, как пребывал там он!
— Я вижу, у вас есть одна из новых отливок "Бегуна" Полиэмиуса, — заметила госпожа Дорис. — Прекрасная работа для тех, кому по вкусу такие вещи.
Пальцы Ливии не совсем чтобы скрючились в когти. С тех пор как умер отец, ни одна встреча с госпожой Дорис не обходилась без какого-нибудь такого резкого замечания со стороны старшей женщины. Воистину Дом Дамаос владел одной из самых старых отливок шедевра Полиэмиуса, если вообще не оригиналом. Но госпожа Дорис предпочла бы скорее оказаться на дыбе, чем признать это, поскольку ее-то дом вот уж несколько лет был не в состоянии приобрести даже отливку менее известной статуи Полиэмиуса.
— О вкусах и многом другом мы можем побеседовать более неспешно и с большими удобствами в доме. И если на виду остался хоть один осколок фарфора, то да помилуют слуг боги, потому что Реза уж точно не помилует! Она подала руку Арфосу:
— Идемте, сударь. У нас есть вино нового урожая из Немедии, о котором мне бы очень хотелось узнать ваше мнение.
Пил-то Арфос мало, но должна же она была что-то сказать этому бедному шуту гороховому. Наградой ей была слабая улыбка Арфоса и широко раскрывшиеся глаза госпожи Дорис, когда Арфос взял предложенную ему руку Ливии.
Глаза у госпожи Дорис нисколько не сузились и когда они проходили через потрепанный дворец. Ливия положилась на суждение Резы и руки слуг и не делала никаких усилий провести гостей через непострадавшие комнаты. Госпожа Дорис слишком часто здесь бывала, чтобы такое поведение не вызвало у нее подозрений.
Розовые Покои были настолько чисты, насколько требовалось, и устремлявшаяся спиралями к отверстию в центре потолка ползучая роза распустилась прошлой ночью пышными соцветиями. Их тонкий аромат без большого успеха боролся с терпким ароматом заморских духов госпожи Дорис.
Слуги принесли подносы с фруктами и печеньем и большим кувшином охлажденного в снегу немедийского вина. Ливия как раз взяла кувшин, но вдруг замерла, держа сосуд на расстоянии вытянутой руки.
У кромки охлаждающего сосуда отсутствовал кусок величиной с детскую ладонь. Один из кухонных слуг это проглядел, и даже Реза не мог быть везде.
А раз так, то Ливия поклялась не поднимать скандала. Но ее остановка привлекла взгляд госпожи Дорис.
— Ваши слуги, похоже, менее вышколены, чем я их помню, — сказала старшая женщина. — Неужели неудача с подысканием хороших слуг одолела наконец даже Дом Дамаос?
Судя по ее лицу и голосу, она казалась готовой станцевать на столе, если это так. Ответ же самой Ливии был столь же прохладным, как горные снега:
— Нет. Всего лишь ряд несчастных случаев, которые могли произойти с кем угодно, пока мы готовили дом к вашему приему.
— Я б сказал довольно-таки много несчастных случаев, — вставил Арфос. — Я видел, где прибрали, — прибрали-то отлично, но тем не менее…
Он оборвал фразу, когда Ливия позволила сорваться со своих уст одному словечку, которое дамам ее звания и положения и знать не полагалось, а затем нервно рассмеялся:
— Извините, Ливия. Если это нечто, о чем вы предпочитаете не говорить…
— Ничего позорного тут нет, — улыбаясь, успокоила его она. Это было самым умным, что она услышала от него за много лет, и теперь он действительно оправдывался пред ней — без побуждения со стороны матери и, судя по выражению ее лица, возможно, и без ее одобрения!
— Тогда сделайте одолжение, давайте поговорим об этом, — живо предложила госпожа Дорис. — Мы, представители архонтских домов, должны вместе противостоять глупости, а то наши дворцы рухнут нам прямо на головы.
Если бестолковые слуги когда-нибудь погребут госпожу Дорис под обломками дворца Лохри, то Ливия призовет устроить в тот день общественный праздник. Но поскольку эта женщина была жива и к тому же гостьей под ее крышей, она оставила эту мысль при себе.
Они проболтали, перебрав утомительную вереницу рассказов об уроненных вазах, подгоревших блюдах и пролитых ночных горшках.
— Хотелось бы мне знать, не замешана ли как-то во всем этом магия, чары, наведенные с целью затуманить рассудок нашим слугам? — заключила Дорис.
К счастью, сказала она это, повернувшись взять себе еще винограда, и потому не увидела, как вздрогнула Ливия. С усилием овладев своим голосом, младшая из женщин переспросила:
— Магия? С таким же успехом можно обвинить и атлантов!
— Магия была изгнана из Аргоса не так уж и давно, — ответила Дорис. — И когда я два дня назад ужинала у господина Акимоса, то случайно услышала, как Четвертый Архонт говорит, что он не хотел бы тратить народные деньги на наем ведьмоискателей.
— Кто? Господин Акимос или архонт?
— Архонт конечно. Хотя теперь, когда я вспоминаю об этом, кажется, господин Акимос придерживался того же мнения. Он явился в дом с таким видом, словно очень устал и приуныл, но…
К тому времени, когда госпожа Дорис закончила перечислять, что носил, ел и говорил каждый из гостей, Ливия уже откровенно ерзала, а Арфос сидел с таким видом, словно и он заерзал бы, если б посмел. Ливия снова улыбнулась ему, и он рискнул ответить ей тем же.
— Хотел бы я знать, а правы ли архонт с господином Акимосом, — сказал Арфос. — Был ведь и тот речной дракон, которого убили несколько дней назад у Великого Моста через Хорот. Рыбаки потеряли из-за чего-то десяток женщин и детей, но никто и не представлял, что это из-за речного дракона, первого увиденного на Хороте за целый век, или так во всяком случае я слышал.
— Невозможно услышать правду на попойке с капитанами воителей, — резко сказала госпожа Дорис.
— Но, мать, они определенно говорили так, словно это произошло. Зверя убил один капитан вольных мечей. Он нырнул в реку после того, как один из его людей упал с моста, и застал зверя пожирающим…
— Не забывай, что ты находишься за столом с дамой, Арфос, — прервала госпожа Дорис. — Вспомни, чему я тебя учила насчет того, о чем тут можно говорить.
У Ливии возникло сильное искушение снова употребить то неподобающее даме слово или даже несколько таких. Если госпожа Дорис онемеет от шока, то, возможно, Арфос снова обретет дар речи.
А возможно, и рак свиснет. А еще более вероятно, госпожа Дорис оправится, вновь обретя способность и говорить, и соображать, и станет гадать, почему это Ливия проявляет такое любопытство к этой истории с речным драконом.
Век назад было то время, когда магию выбросили из Аргоса, или так во всяком случае утверждали свитки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32