Но никто ни с кем не здоровается, а на секунду встретившиеся взгляды сразу же отводятся в сторону в поисках других взглядов и ни на чем не останавливаются.
Вот проходит девушка, слегка покачивая бедрами и зонтиком. Проходит женщина, одетая во все черное и выставляющая напоказ свои года: в ее глазах под вуалью можно прочесть беспокойство, а губы дрожат. Проходят татуированный гигант, молодой человек с седыми волосами, карлица, сестры-близнецы в коралловых ожерельях. Между ними что-то пробегает, происходит обмен взглядами так, словно пространство пересекают линии, рисующие стрелы, звезды, треугольники, и так до тех пор, пока за какую-то секунду все их сочетания не оказываются исчерпанными, и на сцене не появятся другие действующие лица: слепец с гепардом на поводке, придворная дама с веером из страусиных перьев, эфеб, толстая женщина. Вот так, без единого слова, взгляда, движения мизинца происходят здесь встречи, обольщения, объятия, оргии тех, кто укрывается от дождя под арками, толкается у базарных палаток либо останавливается на площади, чтобы послушать оркестр.
По Хлое, самому целомудренному из городов, постоянно пробегает сладострастная дрожь. Если бы мужчины и женщины принялись бы осуществлять свои тайные желания, каждая фантазия нашла бы свое воплощение в каком-то определенном человеке, с которым можно было бы хитрить, ссориться, недопонимать, притеснять, преследовать друг друга, и тогда мир их фантазий перестал бы существовать.
Города и взгляд. 1
Люди построили Вальдраду на берегу озера; ее дома с верандами громоздятся друг над другом, а высокие парапеты с балюстрадами отделяют улицы от воды. Прибывший сюда путешественник видит как бы два города: один, возвышающийся над озером, и второй, отражающийся в нем. Не существует ничего такого, что могло бы происходить в одной Вальдраде, не отражаясь в другой, потому что город построен так, что полностью отражается в этом зеркале, и в воде нижней Вальдрады видны не только все фасады домов, стоящих над озером, но также и интерьеры квартир с потолками и полами, коридорами и зеркалами.
Жителям Вальдрады известно: все, что они делают, состоит из самого действия и его отражения, поэтому они не могут позволить себе расслабиться даже случайно или по забывчивости. Даже когда нагие любовники ищут наиболее благоприятного для получения удовольствия положения, даже когда убийцы вонзают нож в шею жертвы, и чем больше течет крови, тем глубже они вонзают его лезвие, значение имеет не сам акт любви или убийства, а любовь или убийство прозрачных и холодных отражений в этом зеркале.
Иногда зеркало преувеличивает значение событий, иногда сводит их на нет. То, что вроде бы важно над озером, теряет смысл в его отражении. Между двумя городами-близнецами нет равенства, так как все, что существует или происходит в Вальдраде, лишается симметрии, а всякому лицу или движению соответствует такое же лицо или движение в перевернутом виде. Обе Вальдрады живут друг для друга, глядя друг другу прямо в глаза, но при этом между ними нет любви.
Великий хан придумал город и дал Марко Поло его описание:
– Порт расположен с северной, тенистой стороны. Над черной водой, бьющей в берега, стоят очень высокие набережные, с которых вниз ведут ставшие скользкими от водорослей лестницы. Проконопаченные смолой лодки ждут на якоре отъезжающих, которые прощаются с семьями, прощание происходит без слов, но со слезами на глазах. Холодно; головы у всех покрыты. Лодочник призывает людей к порядку, и они торопятся к лодкам; устроившись на носу, путники смотрят, как удаляются те, кто остался на берегу, и вот уже полоска берега скрылась из виду, вокруг стелется туман, лодка подходит к кораблю, маленькие фигурки взбираются по трапу и исчезают, и слышно, как в клюзе гремит заржавленная цепь. Оставшиеся перегибаются через парапет набережной и наклоняете я над бурунами волн, чтобы проследить взглядом за кораблем, пока тот не скроется за мысом, и в последний раз взмахивают кусочками белой ткани.
– Отправляйся в дорогу, исследуй все побережья и найди этот город, – сказал Марко хан. – А потом возвращайся и скажи мне, соответствует ли придуманное, мной действительности.
– Рано или поздно я отчалю от этой пристани, – ответил Марко, – но прости, повелитель, я не вернусь, чтобы поведать тебе об этом. Этот город существует, но у него есть одна тайна: в нем происходят только отъезды, и обратно нет возврата.

IV

Кубла-хан с погасшим взглядом слушал рассказ Марко Поло, зажав в зубах янтарный мундштук трубки; на его груди сверкало аметистовое ожерелье, а ноги были обуты в шелковые, расшитые золотом туфли с загнутыми носами. Теперь им по вечерам овладевала ипохондрия.
– Твои города не существуют. Возможно, их никогда и не было. В любом случае, их не будет в будущем. К чему ты рассказываешь эти утешительные сказки? Мне хорошо известно, что моя империя загнивает, словно труп в болоте, который отравляет в равной степени как клюющих его воронов, так и бамбук, который растет, пропитываясь его ядом. Почему ты об этом ничего мне не говоришь? Зачем ты лжешь мне, чужестранец?
Но Марко знал, как можно развеять мрачное настроение владыки.
– Да, империя больна, и что хуже всего, она пытается приспособиться к своим язвам. К такому выводу я пришел, беседуя с немногими счастливыми людьми, и обратил внимание на то, как редко они встречаются. Если хочешь знать, какой мрак сгустился вокруг тебя, всмотрись в слабые огни дальнего света.
Но временами хана охватывала надежда. Тогда он вставал с подушек и принимался вышагивать по ковру, расстеленному прямо на траве; он перегибался через балюстрады террас, чтобы воспаленным взглядом вглядеться в пространство дворцовых садов, освещенных подвешенными на кедрах фонарями.
– Я хорошо знаю, – говорил он, – что моя империя создана наподобие кристалла, молекулы которого расположены в безупречном порядке. В кипении ее составных частей зарождается великолепный алмаз небывалой твердости, огромная, совершенно прозрачная гора с бесчисленным количеством граней. Почему в твоих путевых впечатлениях присутствуют только внешние отрицательные признаки, и ты не замечаешь этого неотвратимого процесса? Зачем ты погружаешься во второстепенное, не главное? Почему скрываешь от меня величие моих деяний?
И Марко отвечал:
– О господин, в то время как по твоему повелению поднимаются стены одного города, я отыскиваю прах других городов, которыедля того, чтобы освободить для него место, исчезают с лица земли и никогда не смогут быть ни восстановлены, ни возвращены в человеческую память. Но ни один драгоценный камень не сможет заменить знания причины всех зол, благодаря чему тебе будет известно точное количество карат, которыми должен измеряться твой драгоценный камень, и ты не ошибешься в расчетах своих планов.
Города и знаки. 5
– Мудрый Кубла-хан, никто, кроме тебя, лучше не знает, что не следует путать город с его словесным описанием. И все же между ними существует определенная связь. Если я стану описывать тебе Оливию, город, известный своими товарами и богатством, у меня будет только один способ поведать о его процветании – говорить о его узорчатых дворцах, высоких стрельчатых окнах, те на подоконниках лежат бархатные подушки с золотой бахромой, где за решетками патио снопы водяных струй из фонтанов орошают лужайку, на которой белый павлин распускает свой хвост. Но ты сразу же поймешь, что при этом Оливия окутана облаком копоти и жира, которые въедаются в стены домов, что движущиеся по узким улицам экипажи давят прохожих у стен. Если говорить о занятиях жителей города, я должен рассказать о пропитанных запахом кожи лавках шорников, о женщинах, болтающих за плетением ковров, о подвесных каналах, вода которых, срываясь в водопады, заставляет вращаться колеса мельниц-, но все эти образы, которые мои слова вызывают в твоем просветленном сознании, окажутся не более чем движением патрона станка, направляемого между зубьями фрезы, тысячу раз повторяемого движениями тысяч рук за одну рабочую смену. Если я должен поведать, насколько в Оливии жизнь стремится к свободе и изысканности цивилизации, я должен буду рассказать о женщинах, которые по вечерам плывут в освещенных огнями лодках вдоль берегов лимана и напевают при этом песни; но это лишь послужило бы напоминанием о том, что в пригородах, куда, как лунатики, каждый вечер возвращаются с работы усталые мужчины и женщины, с наступлением темноты обязательно найдется кто-то, кто не будет стесняться в выражениях, отпускать грубые шутки и громко смеяться.
А вот этого ты, возможно, не знаешь: чтобы описать Оливию, я не смог бы подобрать других слов. Если речь действительно шла бы только об Оливии, состоящей из окон с подушками на подоконниках и павлинов в саду, из шорников и ковроделов или из лодок, плывущих по лиману, то это была бы только несчастная дыра с суетящимися в ней мухами, и мне пришлось бы прибегнуть к сравнениям, чтобы описать копоть, скрип колес, одни и те же повторяющиеся движения, грубую речь. Не повествование, а вещи таят в себе обман.
Города-загадки. 4
Город Софрония состоит из двух частей. В одной есть большая летающая восьмерка с грубыми горбами своих окружий, манеж с цепями в виде лучей солнца, колесо с движущимися клетями, колодец смерти с мотоциклистами, несущимися головой вниз, купол цирка со свисающей гроздью трапеций. Вторая часть города построена из цемента и камня, и в ней находится банк, заводы, дворцы, скотобойня, школа и все остальное. Одна часть города постоянная, а другая – временная, и когда приходит конец срока ее стоянки на одном месте, жители разбирают ее и переносят на другие участки города.
Таким образом, каждый год наступает тот день, когда для переезда приходится снимать мраморные фронтоны, разбирать каменные стены и цементные пилоны, здание министерства, памятник, доки, нефтеперерабатывающий завод и больницу, а затем грузить их на транспорт и перевозить на место, предназначенное для города в этом году. На прежнем месте остается только полу-Софрония, состоящая из тиров и манежей, с воплями, несущимися из корзины летающей кверху ногами восьмерки, и жители этого полугорода принимаются подсчитывать, сколько месяцев или дней осталось до возвращения каравана, чтобы жизнь опять началась в полную силу.
Города и обмены. 3
Попав в земли, столицей которых является Евтропия, путник видит не один, а множество городов одних и тех же размеров, которые расположены на большом волнистом плато и ничем не отличаются друг от друга. Евтропия – это не один, а целый ансамбль городов, где люди обитают только в одном, а остальные по очереди пустуют. Теперь я расскажу вам, как это происходит. В тот день, когда жителей Евтропии одолевает непомерная усталость, и никто больше не способен выносить ни своей работы, ни своих родственников, ни своего дома, ни своей жизни, ни долгов, ни здоровающихся людей, на приветствия которых нужно отвечать, все обитатели решают перебраться в другой город, который поджидает их в почти нетронутой новизне и где каждый выберет себе другую работу, другую жену, а отворив окно, увидит другой пейзаж; будет коротать вечера за другими занятиями, с другими друзьями, злословить по другому поводу. Так и протекает жизнь от одного места к другому, в городах, которые своим пейзажем, склонами или течением ручья лишь немного отличаются друг от друга. В обществе не существует большой имущественной или социальной разницы между людьми, и поэтому безболезненно осуществляются переходы от одного занятия к другому, которых в городе столько, что редко кто возвращается к профессии, которой он уже занимался однажды.
Таким образом, прежняя жизнь продолжается в городе, который перемещается то выше, то ниже, словно по незанятой шахматной доске. Его жители повторяют те же самые сцены, играя в них иные роли, в которых говорят те же самые фразы, смещая по-другому акценты, и по очереди зевают. Среди всех городов всей империи одна лишь Евтропия не имеет своей индивидуальности. Бог непостоянства Меркурий, святой покровитель города, – вот создатель этого двойственного чуда.
Города и взгляд. 2
Впечатление, которое оставляет Земруда, зависит от настроения осматривающего ее человека. Если ты проходишь по ее улицам, насвистывая, ведомый мелодией, которая звучит внутри тебя, ты смотришь на нее снизу вверх: ты замечаешь балконы, развевающиеся занавеси, фонтаны. Если же ты идешь, понурив голову и со сжатыми кулаками, то замечаешь только потоки воды, сточные желоба, рыбные кости и обрывки грязной бумаги. Нельзя сказать, чтобы какое-то одно из этих впечатлений было бы вернее другого, и все же чаше о верхней Земруде говорят те, кто больше знает ее нижнюю часть, каждый день проходя по одним и тем же улицам и по утрам обнаруживая у стен домов скверное настроение, оставшееся от прошедшего дня. Рано или поздно в жизни каждого наступает день, когда его взгляд опускается к земле и больше не отрывается от мостовой и водосточных труб. Противоположность этому тоже нельзя исключать, но она встречается реже-, вот почему мы продолжаем ходить по улицам Земруды со взором, который отныне обращен в глубины подвалов, вплоть до фундаментов домов и колодцев.
Города и названия. 1
Я ничего не смогу тебе сказать об Аглорее помимо того, что постоянно твердят о ней ее жители: они приводят целую вереницу поговорок о добродетелях и недостатках, также ставших притчей во языцех, о некоторой ее странности и о неукоснительном соблюдении в ней правил. Старейшины, в правдивости которых не приходится сомневаться, после долгих наблюдений и сравнений с городами разных эпох наделили Аглорею многими достоинствами. Ни та Аглорея, о которой говорят, ни та, которая существует в действительности, возможно, не очень отличаются от тех, какими они были прежде, однако то, что прежде было исключительным, стало обыденным, а добродетели и недостатки растворились среди прочих добродетелей и недостатков и утратили свое значение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11