Но лучше бы Фарук оставил пиво дома. В жаркие душные часы раннего вечера карлики цирка «Большой Голубой Нил» перебрали пива «Кингфишер». Два карлика потеряли сознание, когда. доктор брал у них кровь, что еще больше укрепило Вайнода в его нежелании расстаться хоть с ее каплей.
Даже бедная Дипа выпила пива «Кингфишер». Перед своим номером она пожаловалась на небольшое головокружение, которое усилилось, когда она повисла вниз головой, держась согнутыми коленями за высокую трапецию. Тогда Дипа попыталась махом сесть верхом на трапеции, однако вверху циркового шатра жена карлика почувствовала, будто ее голова попала в капкан самого жаркого воздуха, который только может быть. Взявшись обеими руками за перекладину качелей, она стала все сильнее раскачиваться, и ощутила облегчение.
Ее номер был довольно простым: один артист прыгает, другой член труппы в прыжке ловит его. Однако у Дипы до сих пор не получалось, чтобы этот член труппы. ловил ее за запястья рук — она сама пыталась схватиться за него. Тогда Дипа просто выпускала перекладину качелей в момент, когда ее тело оказывалось параллельно земле, лотом запрокидывала назад голову, плечи, ее оказывались ниже уровня ног, и партнер ловил ее за лодыжки. Голова Дипы оказывалась примерно в восьми метрах над страхующей сеткой.
Жена карлика была только начинающей артисткой, поэтому она рано оторвалась от трапеции, тело ее еще не успело вытянуться параллельно земле. Партнер, которому пришлось сильно наклониться вперед, поймал только одну ее ногу, причем под очень неудобным углом. В момент захвата бедренный сустав Дипы вывернулся, и она так закричала, что партнер счел за наилучшее разжать руки и дать ей возможность упасть на страхующую сетку. Доктор Дарувалла в жизни не видел более неуклюжего падения. Маленькой темнокожей девушке из штата Махараштра было, должно быть, лет восемнадцать, однако доктору казалось, что шестнадцать. Ее сыну-карлику Шивайи еще не исполнилось и двух лет. Мать Дипы продала девочку цирку «Большой Голубой Нил», когда ей было лет одиннадцать-двенадцать, то есть в возрасте, когда у матери могло возникнуть искушение продать дочь в бордель. Дипа знала, как ей повезло, что ее продали в цирк.
Она была такой тонкой, что ее начали тренировать для номера «человек-змея» или, как еще говорят, «девочка без костей». Однако по мере того, как Дипа взрослела, она теряла гибкость и переставала быть «бескостной». Даже Вайнод понимал, что Дипа слишком стара и для тренировок в качестве воздушной гимнастки, так как большинство артистов на трапеции учатся прыжкам еще детьми.
Жена карлика если и не была красивой, то, по крайней мере, с определенного расстояния казалась хорошенькой. На лбу у нее были ямки от перенесенной оспы, и кроме того она несла на себе печать рахита, рахитичный «розарий» на груди. Это так называется «розарий», а на самом деле это похожие на бусинки выпуклости цвета мрамора во всех местах соединения ребер и хрящей. Грудь у Дипы была так мала, что казалась плоской грудью мальчика, однако бедра у нее были по-женски округлы.
Страхующая сетка вытянулась под ее весом, упав, они лежала лицом вниз, и зад Дипы был устремлен вверх, туда, где раскачивалась пустая трапеция.
Исходя из своих впечатлений о падении и из того, как женщина лежала в страхующей сетке, Фарук предполагал, что причиной травмы могло быть только бедро Дипы, а не шея или спина. Однако до тех пор, пока кто-нибудь не остановил бы качающуюся сетку, доктор не осмеливался к ней подобраться. Вайнод сразу же взобрался на сетку, после чего Фарук дал ему указание зажать голову Дипы между ног, а плечи ее поддерживать руками. Только убедившись в том, что Дипа не могла двигать ни шеей, ни спиной или плечами, доктор Дарувалла осмелился штурмовать сетку.
В течение всего времени, пока Вайнод забирался к жене, пока крепко держал ее голову своими коленями, пока доктор Дарувалла медленно и неуклюже двигался к ним по прогибающейся сетке, она все еще продолжала раскачиваться, а пустая трапеция наверху качалась в другом ритме.
Фарук никогда не был спортсменом и даже пятнадцать лет назад имел липший вес. Ему требовались колоссальные усилия для того, чтобы попасть в страхующую сетку, и двигало им только чувство признательности за первые образцы крови карликов. Когда доктор Дарувалла на четвереньках полз по прогибающейся и покачивающейся сетке к бедной Дипе, он напоминал толстую и осторожную мышь, пересекающую огромную паутину.
Слепой страх перед тем, что упругая сетка вот-вот выбросит его, отвлекал Фаруха от ропота людей, заинтересованных в том, чтобы процесс спасения артистки ускорился. По громкоговорителю беспокойной толпе было объявлено, что в зале есть доктор,
— Вот идет доктор! — в мелодраматической попытке сдержать толпу объявил инспектор манежа.
Однако это не облегчило доктору его задачи и не помогло быстрее достичь цели. Добавочный вес Фарука привел к тому, что страховочная сетка опустилась ниже. Сюжет уже можно было, сравнить с тем, как неуклюжий любовник подбирается к своей добыче, оказавшейся в центре мягкой постели.
Внезапно сетка прогнулась настолько глубоко, что доктор потерял равновесие и неуклюже повалился вперед. Протянув руки и просунув пальцы в ячейки сетки, толстый доктор попытался проделать то же самое со своими ногами — перед тем, как идти на штурм сетки, он снял сандалии. Однако несмотря на все желание замедлить падение, которое весьма заинтересовало публику, сила земного притяжения победила: доктор Дарувалла рухнул головой вперед и уткнулся в нижнюю часть живота Дипы, обтянутую майкой с блестками.
Ни шея, ни спина Дипы не были повреждены, доктор правильно поставил диагноз, наблюдая ее падение, — смещение тазобедренного сустава, а сам он всей своей массой упал ей на живот. Лоб доктор расцарапал розовыми и красными блестками, похожими на окраску пожарной машины. Эти блестки составляли яркий узор — звезду на спине Дипы. Переносицей доктор Дарувалла сильно ударился о лобковую кость женщины.
В других обстоятельствах их столкновение могло бы быть сексуально захватывающим, однако не для женщины с вывихом тазобедренного сустава, голову которой плотно сжимали колени карлика. Для доктора Даруваллы неожиданная встреча с лобковой костью упавшей артистки, его боль и ее вопль запомнились как единственное сексуальное переживание вне брака. Фарук никогда не забудет его.
Вызванный из рядов публики, чтобы помочь попавшей в беду жене карлика, на виду у скучающей толпы доктор закончил свое восхождение тем, что врезался лицом в промежность пострадавшей женщины. Стоит ли удивляться, что он не забыл ни ее, ни те смешанные чувства, которые возникли от их столкновения?
Даже сегодня, много лет спустя, Фарук чувствовал внезапный прилив приятных чувств и смущения, поскольку воспоминания об упругом животе артистки все еще возбуждали его. Там, где его щека уперлась во внутреннюю часть женского бедра, все было влажным от пота. Пока Дипа вскрикивала от боли, пока он неуклюже пытался слезть с ее тела, прислушиваясь к хрусту своей переносицы, так как лобок Дипы по твердости не уступал калеку или локтю, в тот момент, вдыхая опасный аромат, доктор Дарувалла подумал, что узнал наконец запах секса, и он предстал перед ним как земная смесь запахов смерти и цветов.
Именно там, в прогибающейся страховочной сетке, Вайнод впервые и обвинил его:
— Все это происходит оттого, что ты хочешь крови карликов, — сказал он.
Доктор рассуждает о грудях леди Дакуорт
За пятнадцать лет индийская таможня задержала доктора Даруваллу лишь дважды, и оба раза ее внимание привлекли до сотни игл для инъекций. Доктор долго объяснял разницу между шприцами для подкожного впрыскивания и иголками для забора крови, доказывая, что везет с собой не шприцы для наркотиков, а системы для забора крови.
— Чью кровь вы берете? — спросил таможенник.
Ответить даже на этот вопрос было проще, чем решить проблему, стоявшую сейчас перед доктором. Ему предстояло сообщить плохие новости и известному актеру с необычным именем Инспектор Дхар. Доктора беспокоило, как поведет себя Дхар, услышав от него плохую новость, поэтому он решил встретиться с кинозвездой в общественном месте. Поскольку Инспектор Дхар привык играть ни публику, Фарук полагал, что в общественном месте актер сохранит самообладание. Он остановился на частном клубе. Ни один человек в Бомбее не мог представить частный клуб в виде общественного места, однако доктор Дарувалла верил, что выбранное им место в достаточной мере частное и одновременно общественное в свете тех кризисных событий, которые неотвратимо приближались.
В то утро, когда доктор Дарувалла подъехал к спортивному клубу Дакуорт, он подумал, что никакое это не предзнаменование — гриф-стервятник, паривший высоко в небе над площадкой для игры в гольф. Он не считал птицу смерти знаком, имевшим отношение к его плохой вести. Клуб находился в районе Махалакшми, недалеко от горы Малабар. Каждый в Бомбее знал, почему стервятники собирались около горы Малабар. Из-за Башен Безмолвия. Когда туда помещали тело умершего, все стервятники на расстоянии тридцати миль от Бомбея чувствовали запах разлагающихся останков.
Фарук знал, что такое Дунгарвади, так называемые Башни Безмолвия. Это семь пирамид из камней, куда потомки персов (парси) кладут обнаженные тела своих умерших, чтобы их обглодали пожиратели падали, Фарук сам был потомком персов. Его род вел начало от персидских последователей Зороастра, которые пришли в Индию в седьмом и восьмом веках, чтобы избе жать преследований мусульман. Однако отец Фарука был таким убежденным, резким атеистом, что доктор избегал культового почитания Зороастра. Переход Фарука в христианство несомненно убил бы его безбожника-отца, однако к тому времени отец уже скончался. К моменту крещения доктору почти исполнилось сорок.
Поскольку он стал христианином, его смертное тело никогда не попадет в Башни Безмолвия. Однако сам Фарук, несмотря на зажигательный атеизм отца, уважал обычаи своих предков, поэтому он ожидал, что увидит грифов-стервятников, летающих в районе Риджроуд. Не удивило его и то, что стервятник кружил над полем для гольфа клуба Дакуорт и отнюдь не торопился долететь до Башен Безмолвия. Местность вокруг была увита виноградом. Здесь никогда не встречали с радушием потомков персов, за исключением тех случаев, когда их брали, чтобы положить в колодцы для мертвецов. Пирамиды из глыб известняка способствовали быстрому разложению даже больших костей, а те части тела потомков персов, которые оставались целыми, смывались водой в сезон муссонных дождей. По мнению доктора, в вопросе избавления от мертвых потомки персов нашли восхитительное решение.
Что же до живущих на этом свете, то доктор Дарувалла встал как всегда рано. В госпитале для детей-калек день для него начался с двух операций — на изуродованной ступне и кривой шее. Последняя в наши дни вообще редкость и не отражала главные интересы Фарука как хирурга-ортопеда, хотя он и носил в госпитале звание хирурга-консультанта. Доктор Дарувалла интересовался инфекционными поражениями костей и суставов. В Индии они обычное следствие автомобильной аварии и сложных переломов: уже через пять недель рана начинает загнаиваться и заболевание приобретает хронический характер, поскольку кость мертва, а будучи мертвой, ведет себя как инородное тело. Омертвевшая кость по-латыни называется «секвеструм». В Бомбее коллеги называли Даруваллу Мертвая кость, те же, кто знал его лучше, именовали доктора Кровь карликов. Шутки шутками, однако инфекции костной и суставной ткани были тем делом, которым он занимался как специалист.
Занимаясь ортопедической практикой в Канаде, он одинаково часто сталкивался и со спортивными травмами, и с дефектами, полученными при родах. В Торонто Дарувалла тоже занимался детской ортопедией, однако там его не воспринимали так заинтересованно и радостно, как в Бомбее, где ортопедические больные встречались на каждом шагу — ноги у них были перевязаны маленькими платочками. Эти платочки скрывали раны, из которых годами сочился гной. В Бомбее Дарувалла наблюдал гораздо большую готовность — и больных, и врачей — на проведение ампутации, подборку простейших протезов. Такое решение проблем было невозможно в Торонто. Там у доктора Даруваллы была репутация специалиста, применявшего новые методы микрохирургии сосудов.
В Индии больному приходилось удалять омертвевшую кость, иногда очень. значительную ее часть, после чего конечность уже не выдерживала вес тела. В Канаде же одновременно с удалением мертвой ткани на ее место Фарук мог вживлять пластиковый протез, используя для этого целый ряд современных методик. В Канаде, но не в Бомбее. Здесь Дарувалла мог бы лечить так только богатых пациентов в специальных госпиталях. А в госпитале для детей-калек, где требовалось быстрое восстановление функций конечностей, он часто проводил ампутации и помогал устанавливать протезы. Гной, истекающий из ран, его не пугал. Индия приучила его к этому.
Подобно другим людям, только перешедшим в христианство и являющимися религиозными энтузиастами, Дарувалла причислял себя к убежденным последователям англиканской церкви. К католикам он относился с подозрением и благоговейным страхом. Сейчас он радовался предстоящему Рождеству, которое в Бомбее не связано так с коммерческими предприятиями, как это стало нормой в христианских странах. Рождество для доктора было наполнено осторожной радостью: он присутствовал на католической мессе накануне Рождества, а также был на службе в англиканской церкви в день Рождества. Обычно Фарук ходил в церковь по воскресеньям, но нерегулярно. Посещение двух церквей одновременно его жене казалось необъяснимой передозировкой и вызывало беспокойство Джулии.
Жена доктора родом была из Вены и в девичестве носила фамилию Зилк. Она не имела ничего общего с фамилией мэра Вены.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17