Пара дней до золотых медалей. Больших, круглых, блестящих, тяжелых!
– Ой, парни! – сказал Руслан. – У меня такое настроение! Мы «зеркало» прошли!
– Ты, Саш, гений, гений! – сказала Лида, – Ты «зеркало» прошел.
– Гению хочется пересмотреть всю свою жизнь, – тихо сказал Саша. – Со мной это случается каждый раз после хорошей горы. Все проблемы кажутся пустяковыми. Даже чудится, что еще смогу полюбить… После горы какое-то необыкновенное вдохновение чувствуешь, что ли…
– Гора еще не всё, – вставил Володя.
– Нет, никаких медалей не нужно! – горячо сказал Руслан. – Ничего не нужно. Что нужно – уже было! Мы состаримся. Мы разойдемся. Мы разъедемся. И всегда будет этот день. Наш тайный праздник. Победа, которую не видел никто, кроме нас четверых. И никто даже не поймет, что это было такое. Да и рассказать нельзя.
– Один человек поймет, – сказал Саша.
– Кто – горячился Руслан. – Кто это может по-настоящему оценить?
– Сеня Чертынский, – сказал Саша. – Боролся он здесь по-настоящему.
– Вот странно, – сказал Володя, грызя сухарь, – есть люди, которые испытывают в горах чувство подавленности. Человек – муравей, песчинка. А я чувствую в горах силу. Но не потому, что я побеждаю их. Потому, что я побеждаю себя. И потом, уже в равнинной жизни, я опираюсь на это чувство, как… как… на прочную зацепку.
– Что значит – капитан! – сказал Руслан. – Скажет – плакать хочется…
– Ладно! – Володя махнул рукой.
– Нет, правда, капитан! – говорил Руслан. – Я вот здоровый, да? Самбо знаю, бегаю, стреляю прилично. В трех делах участвовал, орден дали. А за тобой иду как за каменной стеной. Истинная правда!
– Это уже что-то вроде тоста, – сказал Володя. – Но время застолья еще не пришло. Так что прошу не расслабляться. У нас еще впереди вершина и спуск.
– Это – семечки, – сказал Руслан.
– А за что орден? – спросил Саша.
– А… – сказал Руслан. – Сопровождал колонну автобусов с детьми в пионерлагерь. Ехал в патрульной машине, в голове колонны. Дальний свет, понимаешь, мигалка – все как надо. Встречаем плотный поток грузовиков. Вдруг из-за них вырывается «Волга» и на большой скорости идет навстречу нам по полосе встречного движения. А у меня за спиной маленький отряд, четырнадцатый, в стареньком пазике.
– Ну, и ты что – подставился? – спросил Саша.
– Да. А что было делать? Там у них окна у всех были открыты…
– Где «у них»?
– У детей в автобусе. Повылетели бы ребятки оттуда как горох…
– И как же ты – живой? – изумился Саша. – После лобового столкновения?
– У меня лобового не было, – сказал Руслан. – Я откинул его своим багажником. Сделать это, между прочим, не так просто. При лобовом он бы меня бросил назад, на автобус.
– Сколько ему было лет? – спросила Лида.
– Почему «было»? – ответил Руслан. – Сейчас ему двадцать два, а тогда было двадцать. Панюшкин Вячеслав Сергеевич. Папин сын на «Волге». За него и получил выговор – единственный за всю службу.
– Папаша выхлопотал? – спросил Володя.
– Нет, – ответил Руслан. – Начальник отделения дал мне своей властью. Когда Вячеслав Сергеевич Панюшкин вышел из своей машины, через заднюю дверь – передняя не открывалась, весь в джинсовом, магнитофон орет… и дыхнул на меня перегаром – тут я и врезал ему. Не выдержал.
– Это нехорошо, – сказала Лида.
– Я ж и говорю – не выдержал, – сказал Руслан.
– Нехорошо ты поступил, – сказал Володя. – Врезал! Надо его было в клочки разорвать.
Все засмеялись, но Руслан не улыбнулся.
– Знаешь, капитан, – сказал он, – они себя иногда сами в клочки разрывают.
– Господи, – сказал Саша, – только сейчас я понял, как я устал. Руки не устали, ноги не устали. Душа устала.
– Ты – гений, Саш, – сказала Лида, – ты «зеркало» прошел.
– Знаете, ребята, – сказал Саша, – не надо больше так говорить. Это мы «зеркало» прошли. Мы.
Все помолчали.
– Это правильно, – сказал Володя, – но мы-то знаем, что первым «зеркало» пролез ты, Саша.
– Взаимный обмен комплиментами, – сказал Саша. – Лид, как там насчет деликатеса французской кухни?

К ночи поднялся ветерок, стенки палатки хлопали, пламя свечи металось из стороны в сторону. Все уже почти спали, Володя лежал с радиостанцией в руке и, поглядывая на часы, ждал связи. Наконец он услышал, как в эфире стали щелкать переключателями, и голос Спартака раздался в палатке:
– Ключ, я База-Ключ, как слышно, прием.
Стараясь говорить тихо, чтобы не тревожить засыпающих друзей, Володя отвечал. Без всякого вступления Спартак сказал, что он получил радиограмму со строительства, и зачитал ее текст.
Когда он читал, проснулся Руслан и приподнялся на локте, села в мешке Лида, и лишь Саша лежал на спине с закрытыми глазами. Он будто спал, но под закрытыми его веками бегали глазные яблоки… Спартак закончил чтение и сказал:
– Сегодня днем мы получили вторую радиограмму: «Ключ, Садыкову, подтвердите получение нашей радиограммы. Обстановка ухудшается с каждым часом. Вертолет находится в готовности. Просим ответить немедленно по получении этой радиограммы. Сидурс, Воронков, Ковальская». Конец радиограммы. Капитан, мы на связи с ними уже шесть часов, и они все время запрашивают, была ли с вами связь. Что ответить им? Вот и сейчас вызывают… Минутку! – Было слышно, как он кричал в другой микрофон: «Я База-Ключ, связь установлена… минутку!» – Капитан, что им ответить?
– У вас там все в порядке? – мрачно спросил Володя.
– Да, у нас все в порядке, – ответил Спартак.
– Сообщи, что мы дадим ответ через час. Через час выходи на связь. Конец.
Он выключил радиостанцию, и в палатке стало тихо.
– Нет, – сказал Саша. Он все так же лежал, не открывая глаз.
– Моряки! – сказал Володя. – Давайте немного подумаем. Молча. Подумаем минут десять, потом будем разговаривать.
Руслан тут же отвернулся от всех, Саша все так же неподвижно лежал, а Лида полезла в рюкзак. Стала там что-то долго искать. Наконец достала четыре таблетки.
– Что это? – буркнул Володя.
– Снотворное, – сказала Лида. – Что бы вы ни решили, бессонная ночь гарантирована.
– Как это – вы? А ты?
– Я, как ты, Володя.
Володя поблагодарил ее кивком головы. И снова в палатке наступила тишина.
– Капитан, – тихо сказал Саша. Я пойду за тобой наверх, как пес. Но вниз за тобой не пойду. Даже если останусь один. Я прошел «зеркало». Больше я его никогда не пройду.
– Мы прошли «зеркало», – сказала Лида.
– Да при чем тут это? – сказал Саша. – Я, мы…
– Это вся твоя речь? – спросил Володя.
– Нет. Я так устроен, капитан, что не могу совершать восхождение с первым попавшимся, даже если он обладает высокой техникой. Я могу идти с людьми, которые… которых люблю!
Все замолчали.
– У меня была мечта, – продолжал Саша. – Ты, Володя, тоже не знаешь, что это была за мечта. За нее я могу расплатиться всем. Даже тобой.
– Минуту, дорогие, – не выдержал Руслан. – Я скажу. Во-первых, все это может быть блефом. Может, твоя знакомая просто захотела повидать тебя.
– Не исключено, – сказала Лида.
– Во-вторых, Петр. Петр может быть! Он был обижен! Он мог все просто… преувеличить!
– Странно, – грустно сказал Володя, – ты рисковал своей жизнью за других и считаешь возможным так думать о товарище. Это исключено, потому что я, ты, Саша, Лида – все мы знаем Петра. Это исключено и потому, что вторую радиограмму подписал Сидурс.
– А кто это такой? – спросил Руслан.
– Начальник строительства, – ответил Володя. – Впрочем, и без его подписи телеграмма Петра была бы важной.
Помолчали. Володя взглянул на часы.
– Ну разве ты не понимаешь, что отступать невозможно?! – взорвался Саша. – Вчера это было возможно, сегодня – уже нет!
– Понимаю, – ответил Володя. – Я не принял еще никакого решения. Но я совершенно не представляю, как мы завтра полезем вверх.
– Старым способом, – сказал Саша. – На крючьевой страховке.
– …как завтра полезем вверх, зная при этом, что халтура, сработанная нами, может стоить жизни людям. Вот если кто-нибудь из вас мне внятно объяснит этот способ передвижения, я бы ему был крайне благодарен.
– Я хотел бы, – сказал Саша, – чтобы ты мне объяснил… нам объяснил: каким образом мы завтра пойдем вниз? Во что ты оцениваешь нашу любовь к тебе? Как ты можешь предать нашу общую… общую идею? Из-за какого-то вонючего цемента?
– Ребята! – воскликнул Руслан. – Есть гениальная идея! Давайте сейчас в темпе встанем и пойдем наверх! Без ночевки, без еды, завтра к вечеру будем на вершине! А, капитан?
– Я думал над этим, – сказал Володя. – Нет, мы никуда не побежим. Несчастья в альпинизме начинаются там, где начинаются спешка и импровизация.
– Как все нелепо! – сказала Лида. – Все, просто все!
– Вот я сейчас лежу и думаю, – продолжал Володя, – что же это – век такой, что ли? Что же мы не можем ни от чего отказаться? В нас пропало даже гусарство, не говоря уже о рыцарстве. Кому сейчас в голову взбредет из-за слова подставить свой лоб под пулю? Или трястись двести верст в санях, чтобы просто вечер поболтать с другом?
– Капитан? – тихо сказал Саша. – Разве мы не рискуем?
– Рискуем, но во имя чего?… – ответил Володя. – Странно, но иногда самые простые вещи всё ставят на место. Альпинизм ведь спорт. Просто спорт. Не более.
– Я пойду наверх, – твердо сказал Саша, – какие бы мы высокие слова ни говорили. Ты прав, капитан: альпинизм – это спорт. А спорт предполагает борьбу. Я так привык жить. Кто-то когда-то сказал, что архитектура – это застывшая музыка. Это очень красиво. Но тогда не было массовой застройки. Архитектура сегодня – это битва. И я так привык жить. Я не могу – просто так, за здорово живешь, за какую-то хозяйственную неразбериху, путаницу в снабжении отдать лучший день своей жизни. Высшее достижение, которое мы совершили. Не могу, хоть режь меня!
– Решим так, – сказал Володя. – Завтра я пойду вниз. Так мне велит совесть. Вы можете идти со мной и можете идти вверх. В конце концов, мы и с Петром вдвоем можем управиться.
– Это нечестно! – воскликнул Руслан. – Мы все должны принять коллективное решение!
– Коллективного не получается, – сказал Володя.
– Ты можешь приказать! – настаивал Руслан.
– Не хочу, – ответил Володя, – есть минуты, когда каждый сам должен выбрать дорогу.
– Извини, – сказал Саша, – но моя дорога – вверх. Я – прагматик.
Володя улыбнулся.
– Саш, – спросил он, а что такое прагматик? Я не знаю.
– Это философия такая есть, – ответил Саша. – В общем, это тот, кто идет к цели кратчайшим путем. И всегда делает то, что, с его точки зрения, наиболее целесообразно.
– Как ты сейчас? – спросил Володя.
– Как я сейчас, – ответил Саша.
Наступила пауза. Хлопала под ветром стенка палатки.
– Я чай поставлю, – сказала Лида.
– Кофе, – попросил Саша.
Руслан полез за флягой с бензином, достал ее, стал разжигать примус. Саша заерзал в мешке, все пытался поудобнее устроиться.
– Я понимаю, – глухо сказал он, – меня можно осудить. Может быть, даже и нужно. Но то, что сегодня я пережил на этом маятнике… В первую секунду мне показалось, что веревка сорвалась и я падаю. Просто был собачий страх смерти!
– Могу себе представить, – сказал Володя.
– Нет, капитан, – ответил Саша, – представить этого нельзя.
– А ты что решил, Руслан? – спросила Лида.
– А что Руслан может решить?! – воскликнул Руслан. – Куда я Сашку оставлю?
Володя включил приемопередатчик.
– База-Ключ, я Ключ, как слышно, прием. Спартак ответил сразу.
– Передай вниз, что завтра мы спускаемся. Вертолет нам нужен будет к шестнадцати часам.
– Понял, – грустно сказал Спартак. – Капитан, а вы «зеркало» прошли?
– К сожалению, прошли, – ответил Володя. – У вас все? Было слышно, как Марат схватил микрофон.
– Капитан! – крикнул он высоко и вызывающе. – А как же твоя мечта?
Володя немного помедлил с ответом.
– Мечта всегда прекрасна, курсант, – сказал он. – Даже если она не достигнута. Главное, наверное, ее просто иметь. Не расстраивайся, курсант. Мы еще вернемся. У меня все, конец связи.
В палатке стало тихо.
– Чай, – сказала Лида.
– Володя, – сказал Саша, – ты считаешь, что мы с тобой расстались?
Володя не сразу ответил. Взял алюминиевую кружку с чаем, подул.
– Там, в компрессорной, – наконец сказал он, – живет дядя Митя, одинокий и одноногий старик. Когда в первый раз наш камень пошатнулся, он бежал на своем протезе быстрее всех. Я его, Саш, не брошу.
– Ты не ответил на мой вопрос, – сказал Саша.
– Ответил, – сказал Володя. – Лида! – добавил он. – Дай-ка сюда снотворное.
Лида удивилась, но отдала Володе таблетки. Капитан приподнялся и выбросил таблетки из палатки.
– Что такое? – возмутилась Лида.
– Я хочу, – медленно сказал Володя, – чтобы каждый из нас пережил эту ночь без вмешательства химикатов. Желательно – с вмешательством совести. Спокойной ночи. – И погасил свечу.

Перед рассветом Саша вдруг проснулся, вылез из палатки. На востоке тянулась тонкая, серая, светлая полоса. В этом раннем свете можно было разглядеть внизу ровное стоячее море облаков, откуда, как океанические острова, выглядывали кривые пирамиды черно-белых вершин.
Рядом с палаткой тлел красный огонек. Кто-то курил. Саша подошел – курил Володя.
– Ты чего? – спросил Саша.
– Сорвался, – печально ответил Володя. – Три месяца не курил. А тут еще и сна нет. Когда на флоте служил, помню, всем кубриком смеялись над словом «бессонница». Представить себе не могли, как это можно не заснуть. Думали, выдумка. Дураки были молодые.
– Жениться тебе нужно, Володя, вот что, – сказал Саша. – И мальца сотворить по собственному проекту.
– Кажется, близок, – ответил Володя. Помолчали.
– Лиду жалко, – сказал Саша.
– Жалко, – сказал Володя. Оба вздохнули.
– Слушай, капитан, ты ведь когда-то стихи писал. Чего ты бросил? Тебя ведь печатали.
– Лучше бы было, если бы не печатали, – хмуро сказал Володя. – Раз напечатали, два, и уже сами собой стали сочиняться стихи – то к празднику, то к юбилею… И всегда подписывали: Садыков, рабочий. Все равно что подписывать: Толстой, помещик. Как будто то, что я рабочий, давало мне какую-то поэтическую индульгенцию. А когда появилась Маринка, она посмотрела мои сочинения и сказала:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12