Эх, господа...
В у к о л. И по щеке, на длинный седой ус, тихо сползает тяжёлая слеза одиночества...
(Мастаков смеётся.)
С а м о к в а с о в. Когда мы будем серьёзными людьми?
В у к о л. А вот когда начнём перепелов ловить.
М а с т а к о в (Самоквасову). Вы знаете, что я с вами иду?
С а м о к в а с о в. Приятно знать. А всё-таки, господа, немцы требуют нашего внимания...
М а с т а к о в. Да? А вы знаете, что европейцы упрекают нас в злоупотреблении серьёзными разговорами?
В у к о л. Дамы идут...
С а м о к в а с о в. Это вас, литераторов, упрекают...
(Слева входят Елена и Зина. Самоквасов кланяется, не протягивая руки.)
З и н а. Не бойтесь... давайте вашу лапу... я не злопамятна.
В у к о л. К тому же вы ссорились не в последний раз.
З и н а. Конечно.
С а м о к в а с о в (смущён). Я - рад! Сердечно рад...
(Елена тихо подходит к мужу, он, виновато улыбаясь, как бы невольно протягивает ей руку.)
М а с т а к о в. Как ты долго!
Е л е н а. Скучал?
М а с т а к о в. Вот эти двое обижают меня политикой, философией, астрономией и всяческой мудростью... (Видит в руке у неё связку ключей на кольце и перчатку, нахмурился.) Что это у тебя... чьё это?
Е л е н а (внешне безразлично). Вероятно - Ольги Владимировны. Я подняла на дороге, попало под ноги мне... Она была?
М а с т а к о в. Да. Она была. Землемер, мы скоро пойдём?
В у к о л (смотрит на часы). Через... через полчаса.
М а с т а к о в (уходя). Пойду оденусь.
С а м о к в а с о в (Зине). Мне это простительно... я иногда не понимаю значения слов... Вот, например, часто встречается слово - фикция. Что такое?
З и н а (устало). Фикция? Это вы.
С а м о к в а с о в. Нет, серьёзно.
З и н а. Серьёзно. Вы.
С а м о к в а с о в. Но... как же я... если женский род?
З и н а (смеётся). Ах... Лена, послушай...
С а м о к в а с о в (вспыхнув). Да... я понимаю, что когда мужчина за сорок ставит детские вопросы... это смешно образованной девушке... в двадцать лет. (Быстро отходит в сторону.)
Е л е н а (задумчиво позванивая ключами). Что такое? (Тихо.) Он, кажется, снова рассердился?
В у к о л. Барышня назвала его фикцией. Его!
З и н а (улыбаясь). Разве это обидно?
Е л е н а (Вуколу, мягко). Надо ли, чтобы он чувствовал себя чужим среди нас?
В у ко л. Ба! Мы с ним друзья почти... Вы уж очень... тонко!
Е л е н а (улыбаясь). А вы не слишком ли просто относитесь к нему?
В у к о л. Это - не я! Это вон кто дразнит его всегда.
(Елена не спеша идёт к Самоквасову.)
В у к о л. Вот, я получил выговор из-за вас. (Зина молчит.) Что, как ваш больной?
З и н а (сердито). Ведь вам неинтересно это?
В у к о л. Почему?
З и н а. Потому, что вы человек холодный, чёрствый.
В у к о л (удивлённо). Вот тебе раз!
З и н а (несколько сконфужена своей выходкой). Вам скучно жить, и вы...
В у ко л. Милое моё дитя! В мои годы всем живётся невесело, но это в порядке вещей, а вот что вам в двадцать лет скучно...
3 и н а. Мне не скучно, а у меня устали нервы!
В у к о л. Тоже непохвально.
З и н а (раздражаясь). Вы не понимаете... убить так много сил и два года времени на борьбу за свободу человека, измучить мать, и... и вот он изломан, полумёртв... Испытали ли вы это в двадцать лет?.. (Потехин идёт.) Испытали?
В у к о л. Гм...
З и н а (доктору). Ну, что?
П о т е х и н. Спит. Температура упала... Это кто там ходит?
З и н а. Елена и Самоквасов.
П о т е х и н (безразлично). А батька, по обыкновению, злил вас?
З и н а. Я, кажется, была невежлива с ним.
В у к о л (успокоительно). Э, не беспокойтесь этим... нервы у меня не очень чуткие. (Отходя.) Мирон, пора идти!
П о т е х и н (тихо). Отец иногда бывает тяжёл для собеседника.
З и н а. Мне кажется, что все люди играют роли. Он - мизантропа.
П о т е х и н (прислушиваясь к голосу Елены). Фамилия у него весёлая Потехин, а человек он - скучный.
С а м о к в а с о в. Такой жизни я не понимаю!
П о т е х и н (усмехаясь). Однако в старину прозвища не зря давали.
Е л е н а. Немножко доброго внимания друг к другу, и всё станет понятным.
М а с т а к о в (идёт). Ну, что же? Перепела или философия? (Жене.) Иду! Ты не беспокойся!
Е л е н а (удивлена). О чём?
С а м о к в а с о в. Ну-с, пошли!
М а с т а к о в (неловко). Как - о чём? Обо мне, конечно! (Целует руку.) До свиданья!
Е л е н а. До рассвета?
М а с т а к о в. Да.
(Все трое идут направо. Елена, словно смущённая лаской мужа, тихо опускает руку, глядя на неё со странной улыбкой. Потехин, дымя сигарой, следит за игрой её лица. Задумчиво покачиваясь на стуле, Зина тихонько напевает что-то печальное. Издали долетает смех Мастакова.)
П о т е х и н. Славная ночь. Тепло как...
Е л е н а. Да. Хорошо.
П о т е х и н (глухо). Я третью ночь сплю на воздухе... на террасе под окном...
Е л е н а. Комары не кусают?
П о т е х и н. Нет. (Вздохнул, оглянулся.)
(Саша мелькает среди деревьев, всё время следя за Еленой. Её не замечают.)
З и н а (не вставая). Пойду домой. Лень идти. А - надобно...
Е л е н а. Хочешь, мы с доктором проводим тебя?
З и н а (позёвывая). Если вы хотите... не трудно вам...
П о т е х и н (живо, неловко). Что вы! Приятно... мне, конечно...
З и н а. Вот неожиданный взрыв любезности!
П о т е х и н. Какая же тут любезность? Просто спать не хочется.
З и н а (кланяясь). Да? Извините мне ошибку...
Е л е н а (улыбаясь). Бедный доктор, он даже покраснел. А знаете, этот Самоквасов интересный человек... Ему среди нас неловко...
П о т е х и н. У него есть что-то общее с моим отцом.
З и н а (насмешливо). Скучают оба. Ничего не делают и скучают. От скуки думают о сложных вопросах...
Е л е н а. Мы все, Зина, скучные немножко. И всё от скуки думаем.
П о т е х и н. На даче - отдыхают... Отдых сам по себе повеселее занятие.
(Они ушли. Саша убирает посуду со стола, взяла в руки ключи, перчатку, с отвращением швырнула их на стол, побежала вслед за Еленой и кричит.)
С а ш а. Елена Николаевна! На минуту... воротитесь... (Скрывается за деревьями и вскоре выходит вместе с Еленой, говоря ей торопливо, со слезами и обидой в голосе.) Простите меня... я вас люблю, но я лучше уйду... мне тяжело...
Е л е н а (стараясь скрыть тревогу). Что такое? Говорите прямо, Саша... вас обидел кто-то?
С а ш а. Ах, нет... я не знаю, как это сказать... Вы научили меня смотреть на Константина Лукича так хорошо... и вот... я боюсь сказать...
Е л е н а. Меня боитесь?
С а ш а (подбежав к столу, схватила ключи и бросила их к ногам Елены). Видите? Это она... это её ключи... она забыла их здесь...
Е л е н а (глухо). Нет. Неправда. Это я принесла их. Я нашла на дороге...
С а ш а (подавленная, тихо). Всё равно. Она была здесь... они целовались... мне стыдно сказать, что я видела... они...
Е л е н а (прислонясь к дереву, выпрямилась и говорит тихо, с гневом и гордостью). Ступайте прочь! Между мною и моим мужем вы, девчонка... как вы смеете? Ложь!
С а ш а (умоляя). Это не ложь... вы же знаете! Ведь вы знаете!..
Е л е н а. Я ничего не хочу знать... идите!
С а ш а (опустясь на стул, плачет). Господи боже мой... Господи!
Е л е н а (несколько секунд смотрит на неё, подходит и кладёт руку на голову ей). Простите меня, Саша... это я от стыда... от слабости... Я знаю, простите... Мне ударило в голову, и я немного обезумела... Это глупо гордость перед вами...
С а ш а. Что это, господи? Зачем он? Разве она лучше вас? Такой хороший человек...
Е л е н а. Будем молчать об этом... что тут скажешь, что? Как нехорошо, что я обидела вас...
С а ш а. Ах, вы никого не обидели! Вас обидели!
Е л е н а. Мне трудно верить... не хотелось убедиться...
С а ш а. Ведь не могла я не сказать вам...
Е л е н а. Да, милая девочка...
С а ш а (тоскуя). Зачем это он сделал?
Е л е н а. Не будем говорить об этом... Я несколько... растерялась...
С а ш а. Вы - видели! Отчего вы не помешали им?..
Е л е н а. Я? Оставим это, Саша... Не могу говорить... дайте мне воды... и шаль.
(Саша быстро ушла. Елена ходит, как слепая, и говорит тихонько.)
Е л е н а. Ты ведь ждала этого... что же? Ты знала, да...
(Слышен тихий свист - она выпрямилась и сурово смотрит встречу звука. Из-за деревьев выходит Мастаков, быстро подходя к жене, он говорит ласково и радостно.)
М а с т а к о в. Гуляешь? Одна? Чудесно! Давай посидим, я немножко устал. (Елена делает движение в сторону от него, он не замечает.) Я убежал от них, не могу. Один всюду видит злые козни Германии, другой - изнемогает от желания сказать что-то значительное, оригинальное... оба они - маньяки, и - чёрт их побери! (Взял за руку и ведёт жену к скамье, не замечая её слабых сопротивлений.) Шёл полем и думал о тебе...
Е л е н а (тихо). Обо мне? Да?
М а с т а к о в. О том, какая ты хорошая.
Е л е н а. Послушай, не надо...
М а с т а к о в. Почему? Нет, надо! Иногда мне хочется осыпать тебя всеми нежными словами, какие знаю...
Е л е н а (заглядывая в лицо ему, со страхом). Зачем ты говоришь это?
М а с т а к о в. Мне так хочется, и ты не мешай!
Е л е н а (тревожно). Ты хочешь сказать что-то? Да? Подожди... прошу тебя! Или нет - лучше скажи... говори скорее!
М а с т а к о в (играя её пальцами). Конечно, я буду говорить. Я тебя люблю, видишь ли, такой хорошей, спокойной любовью... как мать, люблю я тебя иногда, хотя ты одних лет со мной... Это - странно? Это - правда, Лена!
Е л е н а (готовая к удару). Да... ну, что же?
М а с т а к о в. Сядь, а я лягу и положу голову на колени тебе...
Е л е н а (бессильно опускаясь на скамью). Подожди... я помогу тебе сказать...
М а с т а к о в. Ничего, не беспокойся, мне хорошо. Кто это топает?
(Саша изумлённо останавливается со стаканом воды, в руках.)
Е л е н а. Саша... Дайте, пожалуйста... идите!
М а с т а к о в. Превосходная девушка эта Саша! Изящная, умненькая и точно фарфоровая. Ты прекрасно сделала, поставив её близко к себе... у неё так быстро растёт сознание своего достоинства, - а это драгоценно! Мне хочется говорить ласковые слова всему миру, я чувствую себя страшно богатым... Ты капаешь на лицо мне, Елена, точно слёзы падают...
Е л е н а. Извини...
М а с т а к о в. Да, так я шёл и думал о тебе, вдруг - сложился недурной рассказ. (Смеётся радостно.) Слушай: живёт старуха, она - умная, она видит, что все кругом её - рабы. Но - у неё есть вера в лучшее... смутная вера... и есть у неё комические черты. Её муж - тоже раб. Дочь молчаливая, религиозная, углублённая в себя. В селе является человек с возмущённой душой, какой-то бродяга, бездомный батрак, но - яркий, точно огонь. Он нравится старухе, она видит, что он - не раб, не просто озорник, нет, он - тоскует о чём-то... и она говорит дочери - смотри, к нам пришёл хороший человек. (Мастаков вскочил, сел и смотрит перед собой, жестикулируя; говорит, как в бреду.) Такая прямая старуха, тёмное лицо, высохшая грудь, тонкие губы и немножко зелёные глаза - видишь, какая? Ей кажется, что дети её дочери и этого человека будут настоящими людьми, смелыми и гордыми... Она предлагает бродяге жениться на её дочери. Её муж против, конечно, и этот человек тоже не хочет связывать свою свободу, - не хочет, а девушка задела его душу. Тогда старуха - помолясь богу - пойми это! - разрешает ему и дочери жить не венчаясь. Это я сумею рассказать... да! Ночью она стоит на коленях, умоляя бога возложить на неё грех дочери: "Господи! да не унизится образ твой и подобие твоё да не будет оскорблено в человеке"... не этими словами, Лена, но - эта мысль! Любит бога и не может без скорби и гнева видеть, как в человеке попирается божественное... это я знаю! Эти чувства я знаю! Да... Потом - проступок дочери становится известен отцу - он хочет бить девушку... "Не смей! - говорит старуха, здесь я, мать, виновата! Я, мать, не хочу, чтобы дочь моя - моя плоть рождала людей ничтожных... Я - мать!.." Это хорошо, Лена?
Е л е н а (тихо). Да, хорошо.
М а с т а к о в. И - возможно?
Е л е н а (тихо, убеждённо). Да. Нужно, чтобы это было возможно в жизни.
М а с т а к о в. Мать! О ней мало говорят, Лена... позорно мало! Матери Гёте - не поняты. А ведь каждая женщина - мать - почти символ... Я буду много писать о матерях... Ты знаешь, что в твоём отношении ко мне есть материнское? Я это иногда чувствую удивительно ясно и сильно... Иногда ты бываешь слишком серьёзна... это немножко скучно... знаешь ли! Ты мало смеёшься, Лена. Но зато с тобой так спокойно, просто... ах, спасибо, Лена! Тверда и непоколебима земля, по которой ты ходишь...
Е л е н а (задыхаясь от радости и горя). Слушай... ради бога! Ради твоей души - говори мне всегда всю правду... всегда всю правду! Ложь - это такая пошлость... так не идёт к тебе!
М а с т а к о в. Правда? Иногда она такая дрянь... точно летучая мышь, - кружится, кружится над твоей головой, серенькая, противная... Зачем они нужны, эти маленькие правды, чему они служат? Никогда я не понимал их назначения... Ну, вот - моя старуха, - это ложь, скажут мне, уж я знаю, что скажут. Таких старух нет, будут кричать. Но, Лена, сегодня - нет, а завтра - будут... Ты веришь - будут?
Е л е н а. Да. Помоги им быть, и - они будут! Не о той правде я говорила... Может быть, иногда ты не хочешь сказать мне чего-то, жалея меня... Ради красоты, которую ты так любишь, - не жалей меня! Это унизительно...
М а с т а к о в (задушевно). Я тебя не жалею... нет! (Снова ложится на колени её.) Милая моя Лена, сегодня я удивительно близок тебе...
Е л е н а (тревожно). Сегодня? Почему именно сегодня - скажи!
М а с т а к о в (закрыл глаза). Не знаю... Не скажу... Xотя, может быть, догадываюсь... Как славно, живо бьётся твоё сердце...
Е л е н а. Хочешь, я помогу тебе? Скажу за тебя?
М а с т а к о в (сквозь дрёму). Подожди... мне хочется молчать... Как это хорошо... тишина... и бьётся хорошее, преданное мне сердце... Думая о тебе... я всегда нахожу что-то новое... новую тему... мысль... удивительно, Лена...
(Он задремал. Саша идёт с белою шалью в руках.)
С а ш а (громко). Простите - я забыла...
Е л е н а (шёпотом). Ш-ш... Спит!..
(Саша, видя его позу, опустила голову.)
Е л е н а (нахмурив брови). Прикройте ему ноги... тихонько... (Улыбаясь невольно.) Смотрите, какое лицо... милое...
(Саша медленно идёт прочь. Елена тихонько покачивает на коленях голову мужа. Потехин выходит с левой стороны, увидал людей на скамье, присмотрелся и, выпрямившись, угрюмо идёт к дому, шаркая ногами.)
Е л е н а (беспокойно). Тише...
(Потехин круто обернулся, точно крикнуть хочет, и, махнув рукой, быстро уходит прочь.)
Занавес
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
Вечер. Заходит солнце. У стола под сосной - Е л е н а, перед нею пяльцы. З и н а. В а с я - в кресле, окутанный пледом. М а с т а к о в - с рукописью в руках.
1 2 3 4 5 6 7 8