https://wodolei.ru/brands/Jacob_Delafon/
Растерявшись при совершенном безлюдьи, за исключением беспомощной девочки-сестры (отец находился в отдаленном кабинете), несчастная, вместо того чтобы, повалившись на пол, стараться хотя бы собственным телом затушить огонь, бросилась по комнатам к балконной двери гостиной, причем горящие куски платья, отрываясь, падали на паркет, оставляя на нем следы рокового горенья. Думая найти облегчение на чистом воздухе, девушка выбежала на балкон. Но при первом ее появлении на воздух пламя поднялось выше ее головы, и она, закрывши руками лицо и крикнув сестре: "Sauvez les lettres!" {"Берегите письма!" (фр.).} бросилась по ступенькам в сад. Там, пробежав насколько хватило сил, она упала совершенно обгоревшая, и несколько времени спустя на крики сестры прибежали люди и отнесли ее в спальню. Всякая медицинская помощь оказалась излишней, и бедняжка, протомясь четверо суток, спрашивала - можно ли на кресте страдать более, чем она?" {РГ, с. 544.}
О трагической развязке "гордиева узла" своей любви Фет рассказал в последней главе книги "Ранние годы моей жизни"; эту главу он начинает словами: "Рассказывая о событиях моей жизни, я до сих пор руководствовался мыслью, что только правда может быть интересной как для пишущего, так и для читающего. В противном случае не стоит говорить. При таком убеждении я не проходил молчанием значительных для меня событий, хотя бы они вели к моему осуждению или к сожалению обо мне" {Там же, с. 543.}. Фет имел в виду, конечно, прежде всего историю с Марией Лазич. Но в письмах Борисову в связи с той же историей он обнажал себя еще беспощаднее: "Давно подозревал я в себе равнодушие, а недавно чуть ли не убедился, что я более чем равнодушен" {ГБЛ (Б. Я. Бухштаб датирует письмо концом сентября - началом октября 1850 г.).}. В переписке с Борисовым итог истории с Лазич подвело письмо, написанное Фетом в октябре 1851 года: оно дополняет рассказанное в последней главе мемуаров, равно как и фраза из этого письма: "Итак, идеальный мир мой разрушен давно" - служит знаменательным резюме к финалу книги "Ранние годы моей жизни", напоминая, какими драматичными путями пришел Фет в зрелые годы своей жизни.
4
1 Иван Федорович - управляющий Борисова в Фатьянове.
2 В 1849 г. новый командир полка К. Бюлер назначил Фета на должность полкового адъютанта, которую он исполнял до ухода из полка в 1853 г.
3 П. Кащенко - офицер, сослуживец Фета.
4 Еще в 1847 г., будучи в отпуске в Москве, Фет приготовил к выпуску сборник своих стихотворений при участии Григорьева, которому и поручил довести книгу до печати у издателя Степанова. Григорьев, однако, не сумел этого сделать - и сборник вышел лишь в 1850 г.
5 Александр Никитич Шеншин - один из членов так называемой "волковской" (по усадьбе Волково) ветви мценских Шеншиных. Фет пишет в "Воспоминаниях": "... Александр, при большом росте, был плотен и могуч, сохранял более всякого другого Шеншина черты лица общего татарского родоначальника: ясные, черные глаза, широкий нос и выдающиеся скулы" (MB, I, с. 9).
6 Любенька - Любовь Афанасьевна Шеншина, сестра Фета. В "Моих воспоминаниях" Фет дает интересное сопоставление двух своих сестер, Нади и Любы: "Любенька, как звали мы ее в семье, была прямою противоположностью Нади. Насколько та наружностью, темнорусыми волосами и стремлением к идеальному миру напоминала нашу бедную страдалицу - мать, настолько светло-русая Любенька, в своем роде тоже красавица, напоминала отца и, инстинктивно отворачиваясь от всего идеального, стремилась к практической жизни, в области которой считала себя великим знатоком" (МВ, I, с. 8).
7 Петр Петрович - П. П. Новосильцев, деревенский сосед Шеншиных; в его московском доме (где жил выпущенный из кадетского корпуса в 1842 г. Борисов) Фет бывал в студенческие времена. Ванечка - сын П. П. Новосильцева.
8 Михайловка, Новогеоргиевск (он же Крылов); Елизаветград, Красноселье (в следующих письмах) - населенные пункты Херсонской губернии, где приходилось бывать Фету.
7
1 Подбелевец - одна из ближайших к Новоселкам усадеб, где жило семейство Мансуровых.
2 Барон Крюднер - сослуживец Фета по полку.
3 История эта неизвестна.
4 Саша - младший брат Борисова.
5 Ильяшенко - богатый торговец лошадьми, ремонтер кирасирского полка.
6 Старик - А. Н. Шеншин.
7 Сведения, содержащиеся в письмах Фета Борисову, дают подробности, весьма важные (и "корректирующие" его же рассказ в мемуарах) для биографии Фета эпохи его военной службы: во-первых, после царского указа о "майорском цензе" он готов был оставить службу; во-вторых, его любовь к Лазич не была изначально безвыходной: как видно из письма Ќ 6, у Фета была надежда, что брат Василий может отдать ему "на поселение" свою часть Новосельской усадьбы - где бы он и поселился с Лазич, уйдя в отставку. Когда же эти планы рухнули, а Лазич погибла - Фет откровенно ищет богатой невесты, чтобы "в деревне стричь овец и доживать век". И лишь когда и такая женитьба у него не состоялась - он возвращается к исходной цели своей военной службы. Однако, как ни важны эти подробности, они не меняют общего смысла той эпохи в жизни Фета, какой стали 1845-1856 гг.: это десять лет, принесенные в жертву одной цели - достижению потомственного дворянства, возвращению утраченного социального положения.
И. С. ТУРГЕНЕВУ
В одной из критических статей о Тургеневе А. Григорьев, развивая свою мысль о том, что "каждая местность имеет свой живой поэтический отголосок", находил особенное сходство между "манерою тургеневскою" и "манерою Фета" - ибо эти художники взращены одной "почвой", они вобрали в себя поэзию той особенной "местности", какой является центрально-черноземная Россия. Действительно, много общего было у двух великих питомцев орловской земли - Фета и Ивана Сергеевича Тургенева (1818-1883), близкие отношения которых долгие годы поддерживались разнообразными литературными, житейскими связями и взаимной художнической симпатией; но не менее существенны были и их всегдашние мировоззренческие разногласия, приведшие в конце концов к разрыву отношений. "Эпистолярное общение" Фета и Тургенева продолжалось несколько десятилетий; к сожалению, из этой ценнейшей переписки сохранилась почти только одна тургеневская часть (130 писем; их читатель может найти в Полном собрании сочинений и писем Тургенева, т. 1-28, М.-Л., 1960-1968). Писем Фета известно сегодня только семь; четыре из них были напечатаны в 1940 году Б. Бухштабом в изданном в Орле сборнике "И. С. Тургенев. Материалы и исследования" (автографы находятся в Рукописном отделе ИРЛИ; там же еще одно письмо, не публиковавшееся); два опубликованы в 1970 году Н. Пахомовым (журн. "Огонек", декабрь, Ќ 49; местонахождение автографов публикатором не сообщено). В настоящем издании печатается пять писем Фета к Тургеневу (в комментарии использованы материалы названных публикаций) {См. также работы, посвященные отношениям двух писателей: 1) А. Батюто. И. С. Тургенев в работе над романом "Дым" (жизненные истоки образа Потугина). - "Русская литература", 1960, Ќ 3; 2) Л. М. Лотман. Тургенев и Фет. - В сб.: "Тургенев и его современники". Л., 1977.}.
Самые ранние из печатаемых писем Фета относятся к 1858 году. К этому времени двух писателей связывали уже пять лет дружбы. В мае 1853 года Фет, добившийся перевода из кирасирского полка в гвардию, по пути к новому месту службы заехал домой, в Новоселки; у его родственников Шеншиных, в усадьбе Волково, случилось в это время быть Тургеневу (высланному из столицы в Спасское); познакомившись здесь с Тургеневым, Фет через несколько дней приехал к нему с визитом в Спасское. Впоследствии поэт вспоминал: "Разговор наш принял исключительно литературный характер, и, чтобы воспользоваться замечаниями знатока, я захватил все, что у меня было под руками из моих литературных трудов. Новых стихотворений в то время у меня почти не было, но Тургенев не переставал восхищаться моими переводами од Горация..." А вот впечатления Тургенева (в письме С. Аксакову от 5 июня 1853 года): "Он мне читал прекрасные переводы из Горация <...> Собственные его стихотворения не стоят его первых вещей - его неопределенный, но душистый талант немного выдохся... Сам он мне кажется милым малым. Немного тяжеловат и смахивает на малоросса, ну и немецкая кровь отозвалась уваженьем к разным систематическим взглядам на жизнь и т. п.". Отправившись в уланский полк, стоявший под Новгородом, Фет вскоре прислал в Спасское переведенную им полностью первую книгу "Од" Горация; Тургенев, решивший напечатать эту книгу на свой счет, взялся за редактуру перевода и писал П. Анненкову 2 ноября 1853 года: "Я сегодня же посылаю к Фету огромное письмо, где выставлены все самомалейшие ошибки". Так началась деятельность Тургенева в роли "редактора Фета" - столь характерной для их последующих литературных отношений. Письмо к Фету 1853 года нам неизвестно; но знаменательно, что первое из известных тургеневских писем Фету (посланное из Петербурга и датируемое февралем - апрелем 1855 года) посвящено именно изданию фетовской лирики - и с обязательной "тургеневской редактурой": "Некрасов, Панаев, Дружинин, Анненков, Гончаров - словом, весь наш дружеский кружок Вам усердно кланяется. А так как Вы пишете о значительном улучшении Ваших финансов, чему я сердечно радуюсь, то мы предлагаем поручить нам новое издание Ваших стихотворений, которые заслуживают самой ревностной очистки и красивого издания, для того чтобы им лежать на столике всякой прелестной женщины. Что Вы мне пишете о Гейне? Вы выше Гейне, потому что шире и свободнее его". Приведя это письмо в своих воспоминаниях, Фет далее пишет: "Конечно, я усердно благодарил кружок, и дело в руках его под председательством Тургенева закипело. Почти каждую неделю стали приходить ко мне письма с подчеркнутыми стихами и требованиями их исправлений. Там, где я не согласен был с желаемыми исправлениями, я ревностно отстаивал свой текст, но по пословице: "один в поле не воин" - вынужден был соглашаться с большинством, и издание из-под редакции Тургенева вышло на столько же очищенным, насколько и изувеченным" {МВ, I, с. 104-105.}. Это и было печально знаменитое издание 1856 года (ставшее загвоздкой для фетовской текстологии и породившей целую проблему "тургеневских исправлений") - памятник борьбы двух прямо противоположных художественных принципов. "... В деле свободных искусств я мало ценю разум в сравнении с бессознательным инстинктом (вдохновением), пружины которого для нас скрыты (вечная тема наших горячих споров с Тургеневым)" {Там же, с. 40.}, - писал Фет, искавший в поэзии "музыкально-неуловимого" и мало озабоченный смысловой "неясностью", стилистической "дисгармонией" и грамматической "неправильностью" в своих стихотворениях. Тургенев же требовал "словесного совершенства" - ясности, гармонии, правильности каждого слова, оборота, строки - и не уставал указывать Фету на "темноту", "непостижимость", "хаотичность", "мутность" в его созданиях (особенно в переводах), прибегая нередко к "комическим преувеличениям" ("Эдип, разрешивший загадку Сфинкса, завыл бы от ужаса и побежал бы прочь от этих двух хаотически-мутно-непостижимых стихов").
Фет далеко не всегда подчинялся редакторским требованиям Тургенева, но мнение своего друга и "литературного советника" стремился узнать всегда, ибо он был для него величайшим авторитетом; вспоминая об их петербургском общении середины 1850-х годов, поэт писал: "...я стал чуть не ежедневно по утрам бывать у Тургенева, к которому питал фанатическое поклонение" {Там же, с. 33.}. Общение двух друзей на протяжении многих лет отличалось одной особенностью: неизменное влечение друг к другу сопровождалось столь же неизменными и яростными спорами.
Несмотря на "жестокие споры" и "суровые отзывы" о произведениях друг друга, отношения Фета и Тургенева в это время были самыми безоблачными. Настоящим праздником для них обоих становились летние приезды Тургенева из-за границы в Спасское, когда оба приятеля предавались любимейшему своему развлечению - охоте. Разговоры об охоте - такая же постоянная тема их переписки, как и литература; в письмах Тургенева находим подробнейшие описания охотничьих трофеев - этих нескончаемых тетеревов, рябчиков, дупелей, вальдшнепов, зайцев, лис и т. д. и т. д. "Всё земное идет мимо, все прах и суета, кроме охоты", - написал однажды Тургенев Фету, и за этой шуткой скрывался вполне серьезный смысл: для таких "поэтов природы", какими были оба художника, охота представляла собой самую органичную форму участия в жизни природы. Не случайно Тургенев (в письме И. Борисову от 28 января 1865 года), чувствуя приближение старости, среди важнейших остающихся жизненных ценностей поставил рядом чувство красоты и охотничью страсть: "Благо, чувство к красоте не иссякло; благо, можешь еще порадоваться ей, всплакнуть над стихом, над мелодией... А тут охота - страсть горячая, сильная, неистомимая..." То же самое мог сказать о себе и Фет.
После одного из таких совместно проведенных охотничьих сезонов Тургенев писал Фету: "Часто думаю я о России, о русских друзьях, о Вас, о наших прошлогодних поездках - о наших спорах. Что-то Вы поделываете? Чай, поглощаете землянику возами - с каким-то религиозно-почтительным расширением ноздрей при безмолвно-медлительном вкладывании нагруженной верхом ложки в галчатообразно раскрытый рот. А Муза? А Шекспир? А охота?" Это письмо (от 18 июня 1859 года) стоит уже на той границе, за которой отношения Фета и Тургенева вступили в новую полосу (как выразился позже Фет - от "лирического" периода перешли в "эпический"), отмеченную уже не просто спорами, но непримиримым идейным противостоянием. Нетрудно заметить, что эта перемена совпала с наступлением новой социально-политической эпохи в России-эпохи 60-х годов. "Перемену атмосферы" поэт переживал очень остро - и мы уже знаем, какое решение было им принято: оставить литературу и заняться практической деятельностью, стать сельским хозяином. О своей новой жизни Фет подробно писал Тургеневу; тот отвечал ему в ноябре 1860 года: "Ваши письма меня не только радуют - они меня оживляют:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
О трагической развязке "гордиева узла" своей любви Фет рассказал в последней главе книги "Ранние годы моей жизни"; эту главу он начинает словами: "Рассказывая о событиях моей жизни, я до сих пор руководствовался мыслью, что только правда может быть интересной как для пишущего, так и для читающего. В противном случае не стоит говорить. При таком убеждении я не проходил молчанием значительных для меня событий, хотя бы они вели к моему осуждению или к сожалению обо мне" {Там же, с. 543.}. Фет имел в виду, конечно, прежде всего историю с Марией Лазич. Но в письмах Борисову в связи с той же историей он обнажал себя еще беспощаднее: "Давно подозревал я в себе равнодушие, а недавно чуть ли не убедился, что я более чем равнодушен" {ГБЛ (Б. Я. Бухштаб датирует письмо концом сентября - началом октября 1850 г.).}. В переписке с Борисовым итог истории с Лазич подвело письмо, написанное Фетом в октябре 1851 года: оно дополняет рассказанное в последней главе мемуаров, равно как и фраза из этого письма: "Итак, идеальный мир мой разрушен давно" - служит знаменательным резюме к финалу книги "Ранние годы моей жизни", напоминая, какими драматичными путями пришел Фет в зрелые годы своей жизни.
4
1 Иван Федорович - управляющий Борисова в Фатьянове.
2 В 1849 г. новый командир полка К. Бюлер назначил Фета на должность полкового адъютанта, которую он исполнял до ухода из полка в 1853 г.
3 П. Кащенко - офицер, сослуживец Фета.
4 Еще в 1847 г., будучи в отпуске в Москве, Фет приготовил к выпуску сборник своих стихотворений при участии Григорьева, которому и поручил довести книгу до печати у издателя Степанова. Григорьев, однако, не сумел этого сделать - и сборник вышел лишь в 1850 г.
5 Александр Никитич Шеншин - один из членов так называемой "волковской" (по усадьбе Волково) ветви мценских Шеншиных. Фет пишет в "Воспоминаниях": "... Александр, при большом росте, был плотен и могуч, сохранял более всякого другого Шеншина черты лица общего татарского родоначальника: ясные, черные глаза, широкий нос и выдающиеся скулы" (MB, I, с. 9).
6 Любенька - Любовь Афанасьевна Шеншина, сестра Фета. В "Моих воспоминаниях" Фет дает интересное сопоставление двух своих сестер, Нади и Любы: "Любенька, как звали мы ее в семье, была прямою противоположностью Нади. Насколько та наружностью, темнорусыми волосами и стремлением к идеальному миру напоминала нашу бедную страдалицу - мать, настолько светло-русая Любенька, в своем роде тоже красавица, напоминала отца и, инстинктивно отворачиваясь от всего идеального, стремилась к практической жизни, в области которой считала себя великим знатоком" (МВ, I, с. 8).
7 Петр Петрович - П. П. Новосильцев, деревенский сосед Шеншиных; в его московском доме (где жил выпущенный из кадетского корпуса в 1842 г. Борисов) Фет бывал в студенческие времена. Ванечка - сын П. П. Новосильцева.
8 Михайловка, Новогеоргиевск (он же Крылов); Елизаветград, Красноселье (в следующих письмах) - населенные пункты Херсонской губернии, где приходилось бывать Фету.
7
1 Подбелевец - одна из ближайших к Новоселкам усадеб, где жило семейство Мансуровых.
2 Барон Крюднер - сослуживец Фета по полку.
3 История эта неизвестна.
4 Саша - младший брат Борисова.
5 Ильяшенко - богатый торговец лошадьми, ремонтер кирасирского полка.
6 Старик - А. Н. Шеншин.
7 Сведения, содержащиеся в письмах Фета Борисову, дают подробности, весьма важные (и "корректирующие" его же рассказ в мемуарах) для биографии Фета эпохи его военной службы: во-первых, после царского указа о "майорском цензе" он готов был оставить службу; во-вторых, его любовь к Лазич не была изначально безвыходной: как видно из письма Ќ 6, у Фета была надежда, что брат Василий может отдать ему "на поселение" свою часть Новосельской усадьбы - где бы он и поселился с Лазич, уйдя в отставку. Когда же эти планы рухнули, а Лазич погибла - Фет откровенно ищет богатой невесты, чтобы "в деревне стричь овец и доживать век". И лишь когда и такая женитьба у него не состоялась - он возвращается к исходной цели своей военной службы. Однако, как ни важны эти подробности, они не меняют общего смысла той эпохи в жизни Фета, какой стали 1845-1856 гг.: это десять лет, принесенные в жертву одной цели - достижению потомственного дворянства, возвращению утраченного социального положения.
И. С. ТУРГЕНЕВУ
В одной из критических статей о Тургеневе А. Григорьев, развивая свою мысль о том, что "каждая местность имеет свой живой поэтический отголосок", находил особенное сходство между "манерою тургеневскою" и "манерою Фета" - ибо эти художники взращены одной "почвой", они вобрали в себя поэзию той особенной "местности", какой является центрально-черноземная Россия. Действительно, много общего было у двух великих питомцев орловской земли - Фета и Ивана Сергеевича Тургенева (1818-1883), близкие отношения которых долгие годы поддерживались разнообразными литературными, житейскими связями и взаимной художнической симпатией; но не менее существенны были и их всегдашние мировоззренческие разногласия, приведшие в конце концов к разрыву отношений. "Эпистолярное общение" Фета и Тургенева продолжалось несколько десятилетий; к сожалению, из этой ценнейшей переписки сохранилась почти только одна тургеневская часть (130 писем; их читатель может найти в Полном собрании сочинений и писем Тургенева, т. 1-28, М.-Л., 1960-1968). Писем Фета известно сегодня только семь; четыре из них были напечатаны в 1940 году Б. Бухштабом в изданном в Орле сборнике "И. С. Тургенев. Материалы и исследования" (автографы находятся в Рукописном отделе ИРЛИ; там же еще одно письмо, не публиковавшееся); два опубликованы в 1970 году Н. Пахомовым (журн. "Огонек", декабрь, Ќ 49; местонахождение автографов публикатором не сообщено). В настоящем издании печатается пять писем Фета к Тургеневу (в комментарии использованы материалы названных публикаций) {См. также работы, посвященные отношениям двух писателей: 1) А. Батюто. И. С. Тургенев в работе над романом "Дым" (жизненные истоки образа Потугина). - "Русская литература", 1960, Ќ 3; 2) Л. М. Лотман. Тургенев и Фет. - В сб.: "Тургенев и его современники". Л., 1977.}.
Самые ранние из печатаемых писем Фета относятся к 1858 году. К этому времени двух писателей связывали уже пять лет дружбы. В мае 1853 года Фет, добившийся перевода из кирасирского полка в гвардию, по пути к новому месту службы заехал домой, в Новоселки; у его родственников Шеншиных, в усадьбе Волково, случилось в это время быть Тургеневу (высланному из столицы в Спасское); познакомившись здесь с Тургеневым, Фет через несколько дней приехал к нему с визитом в Спасское. Впоследствии поэт вспоминал: "Разговор наш принял исключительно литературный характер, и, чтобы воспользоваться замечаниями знатока, я захватил все, что у меня было под руками из моих литературных трудов. Новых стихотворений в то время у меня почти не было, но Тургенев не переставал восхищаться моими переводами од Горация..." А вот впечатления Тургенева (в письме С. Аксакову от 5 июня 1853 года): "Он мне читал прекрасные переводы из Горация <...> Собственные его стихотворения не стоят его первых вещей - его неопределенный, но душистый талант немного выдохся... Сам он мне кажется милым малым. Немного тяжеловат и смахивает на малоросса, ну и немецкая кровь отозвалась уваженьем к разным систематическим взглядам на жизнь и т. п.". Отправившись в уланский полк, стоявший под Новгородом, Фет вскоре прислал в Спасское переведенную им полностью первую книгу "Од" Горация; Тургенев, решивший напечатать эту книгу на свой счет, взялся за редактуру перевода и писал П. Анненкову 2 ноября 1853 года: "Я сегодня же посылаю к Фету огромное письмо, где выставлены все самомалейшие ошибки". Так началась деятельность Тургенева в роли "редактора Фета" - столь характерной для их последующих литературных отношений. Письмо к Фету 1853 года нам неизвестно; но знаменательно, что первое из известных тургеневских писем Фету (посланное из Петербурга и датируемое февралем - апрелем 1855 года) посвящено именно изданию фетовской лирики - и с обязательной "тургеневской редактурой": "Некрасов, Панаев, Дружинин, Анненков, Гончаров - словом, весь наш дружеский кружок Вам усердно кланяется. А так как Вы пишете о значительном улучшении Ваших финансов, чему я сердечно радуюсь, то мы предлагаем поручить нам новое издание Ваших стихотворений, которые заслуживают самой ревностной очистки и красивого издания, для того чтобы им лежать на столике всякой прелестной женщины. Что Вы мне пишете о Гейне? Вы выше Гейне, потому что шире и свободнее его". Приведя это письмо в своих воспоминаниях, Фет далее пишет: "Конечно, я усердно благодарил кружок, и дело в руках его под председательством Тургенева закипело. Почти каждую неделю стали приходить ко мне письма с подчеркнутыми стихами и требованиями их исправлений. Там, где я не согласен был с желаемыми исправлениями, я ревностно отстаивал свой текст, но по пословице: "один в поле не воин" - вынужден был соглашаться с большинством, и издание из-под редакции Тургенева вышло на столько же очищенным, насколько и изувеченным" {МВ, I, с. 104-105.}. Это и было печально знаменитое издание 1856 года (ставшее загвоздкой для фетовской текстологии и породившей целую проблему "тургеневских исправлений") - памятник борьбы двух прямо противоположных художественных принципов. "... В деле свободных искусств я мало ценю разум в сравнении с бессознательным инстинктом (вдохновением), пружины которого для нас скрыты (вечная тема наших горячих споров с Тургеневым)" {Там же, с. 40.}, - писал Фет, искавший в поэзии "музыкально-неуловимого" и мало озабоченный смысловой "неясностью", стилистической "дисгармонией" и грамматической "неправильностью" в своих стихотворениях. Тургенев же требовал "словесного совершенства" - ясности, гармонии, правильности каждого слова, оборота, строки - и не уставал указывать Фету на "темноту", "непостижимость", "хаотичность", "мутность" в его созданиях (особенно в переводах), прибегая нередко к "комическим преувеличениям" ("Эдип, разрешивший загадку Сфинкса, завыл бы от ужаса и побежал бы прочь от этих двух хаотически-мутно-непостижимых стихов").
Фет далеко не всегда подчинялся редакторским требованиям Тургенева, но мнение своего друга и "литературного советника" стремился узнать всегда, ибо он был для него величайшим авторитетом; вспоминая об их петербургском общении середины 1850-х годов, поэт писал: "...я стал чуть не ежедневно по утрам бывать у Тургенева, к которому питал фанатическое поклонение" {Там же, с. 33.}. Общение двух друзей на протяжении многих лет отличалось одной особенностью: неизменное влечение друг к другу сопровождалось столь же неизменными и яростными спорами.
Несмотря на "жестокие споры" и "суровые отзывы" о произведениях друг друга, отношения Фета и Тургенева в это время были самыми безоблачными. Настоящим праздником для них обоих становились летние приезды Тургенева из-за границы в Спасское, когда оба приятеля предавались любимейшему своему развлечению - охоте. Разговоры об охоте - такая же постоянная тема их переписки, как и литература; в письмах Тургенева находим подробнейшие описания охотничьих трофеев - этих нескончаемых тетеревов, рябчиков, дупелей, вальдшнепов, зайцев, лис и т. д. и т. д. "Всё земное идет мимо, все прах и суета, кроме охоты", - написал однажды Тургенев Фету, и за этой шуткой скрывался вполне серьезный смысл: для таких "поэтов природы", какими были оба художника, охота представляла собой самую органичную форму участия в жизни природы. Не случайно Тургенев (в письме И. Борисову от 28 января 1865 года), чувствуя приближение старости, среди важнейших остающихся жизненных ценностей поставил рядом чувство красоты и охотничью страсть: "Благо, чувство к красоте не иссякло; благо, можешь еще порадоваться ей, всплакнуть над стихом, над мелодией... А тут охота - страсть горячая, сильная, неистомимая..." То же самое мог сказать о себе и Фет.
После одного из таких совместно проведенных охотничьих сезонов Тургенев писал Фету: "Часто думаю я о России, о русских друзьях, о Вас, о наших прошлогодних поездках - о наших спорах. Что-то Вы поделываете? Чай, поглощаете землянику возами - с каким-то религиозно-почтительным расширением ноздрей при безмолвно-медлительном вкладывании нагруженной верхом ложки в галчатообразно раскрытый рот. А Муза? А Шекспир? А охота?" Это письмо (от 18 июня 1859 года) стоит уже на той границе, за которой отношения Фета и Тургенева вступили в новую полосу (как выразился позже Фет - от "лирического" периода перешли в "эпический"), отмеченную уже не просто спорами, но непримиримым идейным противостоянием. Нетрудно заметить, что эта перемена совпала с наступлением новой социально-политической эпохи в России-эпохи 60-х годов. "Перемену атмосферы" поэт переживал очень остро - и мы уже знаем, какое решение было им принято: оставить литературу и заняться практической деятельностью, стать сельским хозяином. О своей новой жизни Фет подробно писал Тургеневу; тот отвечал ему в ноябре 1860 года: "Ваши письма меня не только радуют - они меня оживляют:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38